— Они и есть битое стекло, — Брианна сильнее прижала Джемми к себе.
— Стекло? Ты полагаешь, это был ненастоящий опал? — Роджер приподнял брови и наклонился, чтобы взять один из острых обломков.
— Нет, опал — это стекло. Точнее вулканическое стекло, — цвет начал возвращаться на лицо Брианны, хотя она продолжала прижимать сына к себе.
— Я знала, что его можно расколоть ударом молотка или чем-то еще, но я никогда не слышала, чтобы он взрывался подобным образом, — она кивнула на кучку мерцающих обломков.
Джейми выбрал большой осколок и протянул его мне.
— Возьми его, сассенах. Он кажется тебе горячим?
Я осторожно взяла острый обломок. Он был тонким, почти невесомым, и в его прозрачности сверкали синие и оранжевые искры.
— Да, — сказала я, покачивая ладонь с камнем. — Не совсем горячий, но теплый.
— Мне он показался холодным, — сказал Джейми. — Дай его Иэну.
Я передала кусочек опала Иэну, который положил его на ладонь и легонько погладил пальцем, как маленькое животное, которое могло укусить его, если рассердится.
— Мне тоже, он кажется холодным, — сообщил он. — Как стекло, о котором говорила кузина Брианна.
Еще ряд испытаний показал, что камень был теплым, хотя и не горячим в руках Брианны, Роджера и меня, но не в руках Джейми и Иэна. К этому времени воск большой часовой свечи растаял, позволив Джейми извлечь драгоценные камни, спрятанные в ней. Он протер их своим носовым платком и выложил в ряд на столе, чтобы они остыли.
Джемми наблюдал за всем этим с большим интересом, очевидно совсем забыв о взрыве.
— Нравятся они тебе, ghille ruaidh? [284]— спросил его Джейми; тот с готовностью закивал головой и наклонился, потянувшись к камням.
— Горячий, — вдруг вспомнил он и отодвинулся с сомнением в его маленьких пухлых чертах. — Горячий?
— Надеюсь, что нет, — ответил его дедушка. Он глубоко вздохнул и взял грубо ограненный изумруд размером с его ноготь. — Протяни руку, bhalaich. [285]
Брианна хотела что-то сказать, но прикусила нижнюю губу. Джемми с подозрительностью взял камень, но потом его настороженный вид исчез, сменившись улыбкой.
— Красивый!
— Он горячий? — спросила Брианна, готовая выхватить камень из его рук.
— Да, горячий, — ответил он, прижимая камень к животу.
— Дай маме посмотреть, — Брианна смогла дотронуться до изумруда, который Джемми не желал выпускать из своих цепких рук. — Он теплый, — сказала она, поднимая глаза. — Как осколок опала, но не горячий. Если он станет очень горячий, ты сразу же бросишь его, хорошо? — сказала она Джемми.
Роджер зачарованно наблюдал эту сцену.
— Он может, не так ли? — негромко произнес он. — Пятьдесят на пятьдесят, говорили вы, или три шанса из четырех, но он может, да?
— Что? — Джейми поглядел на Роджера, потом перевел взгляд на меня.
— Я думаю, он может… путешествовать, — произнесла я, чувствую сжатие в груди. — Зуб Выдры писал об испытании, которое определяло, может ли человек слышать «голос времени». Мы знаем, что не каждый может это, но некоторые могут. Из написанного Зубом выдры ясно, что есть способ заранее определить, может ли человек путешествовать во времени.
Джемми не обращал на разговор взрослых, бормоча что-то над камнем, зажатым в его пухлой ручке.
— Вы думаете, что «голос времени»… Джем, ты можешь слышать камень? — Роджер наклонился и схватил Джемми за руку, отвлекая его от изумруда. — Камень тебе поет?
Джемми удивленно взглянул на него.
— Нет, — неуверенно произнес он, потом сказал, — Да, — и прижал камень к уху. Затем протянул его отцу. — Папа, пой!
Роджер взял изумруд, улыбнувшись Джемми.
— Я не знаю песен камня, — сказал он своим хриплым голосом и с неловким видом приложил камень к уху. Он некоторое время внимательно вслушивался, нахмурившись от напряжения, но потом опустил руку и покачал головой.
— Нет, не могу сказать, что слышу что-нибудь. Может, попробуешь ты? — Он передал камень Брианне, а она в свою очередь — мне. Но ни один из нас ничего не слышал, хотя мне показалось, что я что-то чувствую. Не звук, а ощущение очень слабой вибрации.
— Что это? — спросил Иэн, с увлечением следя за происходящим. — Ни один из вас ведь не sìdheanach, [286]но вы можете… делать это, а я и дядя Джейми нет. Вы же не можете, дядя Джейми? — с сомнением добавил он.
— Нет, слава Богу, — ответил его дядя.
— Это генетическое, не так ли? — спросила Брианна, глядя на меня. — Это должно быть.
— Генетическое? — спросил Иэн, в замешательстве нахмурив брови.
— Почему бы и нет, — сказала я. — Все определяется генетикой — группа крови, цвет глаз…
— Но кровь и глаза есть у всех, сассенах, — возразил Джейми. — И какого бы цвета не были глаза, их видно всем. — А это… — он махнул на маленькую коллекцию камней.
Я немного раздраженно вздохнула.
— Да, но есть и другие вещи, которые определяются генетически. Смотри… — я повернулась к нему и высунула язык. Джейми моргнул, а Брианна хихикнула.
Не обращая внимания, я убрала язык и высунула его снова, на этот раз, скатанный в трубочку.
— А это? — спросила я, убрав язык. — Ты можешь так?
Джейми насмешливо улыбнулся.
— Конечно, могу, — он вытащил свернутый язык и убрал назад. — Все могут делать так. Иэн?
— О, да, конечно, — Иэн любезно продемонстрировал свой язык.
— Я не могу, — сказала Брианна. Джейми уставился на нее с озадаченным видом.
— Что значит, ты не можешь?
Она вытащила плоский язык и покачала им.
— Конечно, ты можешь, — Джейми нахмурился. — Это очень просто!
Он снова вытащил язык, сворачивая и разворачивая его, словно встревоженный муравьед, поощряющий свое потомство съесть аппетитного насекомого. Потом поглядел на Роджера, приподняв брови.
— Увы, — сказал Роджер и высунул плоский язык.
— Видишь, — с триумфом произнесла я. — некоторые люди могут сворачивать язык, а некоторые нет. Этому нельзя научиться. Вы рождаетесь с этим или нет.
Джейми перевел взгляд с Бри на Роджера, потом не меня.
— Допустим на момент, что ты права, но почему тогда дочь не может делать того, что можем ты и я? Ты уверяла меня, что она моя дочь, не так ли?
— Разумеется, она твоя дочь, — сказала я. — Любой, у кого есть глаза, увидит это.
Он поглядел на Брианну с ее высокой фигурой и массой рыжих волос. Она улыбнулась ему, от улыбки ее синие глаза стали немного раскосыми. Он улыбнулся ей в ответ и повернулся ко мне, добродушно пожимая плечами.
— Хорошо, я верю тебе, сассенах. Но язык? — он снова высунул свернутый язык, все еще сомневаясь, что кто-то не может делать этого, если захочет.
— Ну, ты знаешь, откуда берутся младенцы, — начала я. — Яйцо…
— Я знаю, — прервал он меня с заметным раздражением в голосе. Кончики его ушей стали розовыми.
— Я имею в виду, что ребенок берет что-то от отца, что-то от матери, — я ощутила, что мои собственные щеки порозовели, но храбро продолжила. — Иногда влияние отца более заметно, чем матери, но… они оба… влияют. Мы называем это генами, то, что младенцы получают от двух родителей, и они определяют внешность ребенка и его способности.
Джейми взглянул на Джемми, который жужжал себе под нос, пытаясь установить один камень на другой; солнечный свет полыхал на его медно-красных волосах. Повернувшись, он уловил взгляд Роджера и быстро переключил внимание на меня.
— Да, и что?
— Ну, гены затрагивают больше, чем волосы и цвет глаз, — я вернулась к своей лекции. — У каждого есть два гена для каждой черты, один от отца, другой от матери. И когда гаметы сформированы в яичниках и тестикулах…
— Может быть, ты расскажешь мне об этом позже, сассенах? — прервал меня Джейми, искоса поглядывая на Брианну. Очевидно, он не думал, что слово «яички» подходит для ушей его дочери. Его собственные уши горели.
— Все в порядке, па. Я знаю, откуда появляются младенцы, — уверила его Бри с усмешкой.
— Значит, так, — продолжила я, забирая управление разговором. — У вас есть пара генов, от отца и от матери. Но когда наступает время передать их своему потомству, вы можете передать только один ген. А второй ген ребенок получит от другого родителя. Понятно? — я приподняла бровь, глядя на Джейми и Роджера, которые, словно загипнотизированные, в унисон кивнули головами.