— Хорошо. Некоторые гены являются доминантными, а некоторые рецессивными. Если человек имеет доминантный ген, то его проявление будет видно. Однако у него может быть и рецессивный ген, который не проявляется, но он может передать его потомству.

Моя аудитория выглядела непонимающей.

— Роджер, ты же изучал это в школе? — удивленно спросила Брианна.

— Ну, да, — пробормотал он, — но боюсь, я не обращал тогда должного внимания на генетику. Кто же знал, что она будет иметь значение.

— Хорошо, — сухо сказала я. — Ты и я, Джейми, имеем один доминантный ген, который позволяет нам сворачивать язык в трубочку. Но, — продолжила я, поднимая палец, — у кого-то из нас может быть рецессивный ген, который не позволяет делать это. И очевидно кто-то из нас передал этот ген Бри. Поэтому она не может сворачивать язык. А Роджер, должно быть, имеет два рецессивных гена, которые не позволяют ему делать этого, потому что если бы он имел хотя бы один доминантный ген, то он мог бы, а он не может. Q.E.D. [287]— я поклонилась.

— Что такое те-ти-кулы? — раздался голосок Джемми, который оставил камни и смотрел на меня с глубоким интересом.

— Э-э, — произнесла я и огляделась вокруг в поисках помощи.

— Это латинское слово для твоих яичек, — сказал Роджер, подавляя улыбку.

Джемми выглядел очень заинтересованным.

— У меня есть яички? Где у меня яички?

— Э-э, — промычал Роджер и поглядел на Джейми.

— Ммфм, — произнес Джейми и поглядел на потолок.

— Ну, дядя Джейми, покажи, на тебе же только килт, — сказал Иэн с усмешкой. Джейми поглядел на племянника грозным взглядом, но пока смог что-то ответить. Роджер наклонился и положил руку между ногами Джемми.

— Здесь, bhalaich, — сказал он.

Джемми потрогал у себя между ногами, потом посмотрел на Роджера, озадаченно нахмурив рыжие брови.

— Нет яичек. Там писа.

Джейми глубоко вздохнул и встал, кивнув Роджеру головой на дверь, потом наклонился и взял Джемми за руку.

— Ладно, пойдем на улицу, и мы с папой тебе покажем.

Лицо Бри сравнялось цветом с ее волосами, а плечи подрагивали. Роджер с такими же красными щеками открыл двери и встал, пропуская деда с внуком.

Внезапно Джейми повернулся к Джемми и высунул язык, свернутый трубочкой.

— Ты можешь так, ruaidh? — спросил он, убрав язык.

Брианна громко глотнула, словно испуганная утка, и замерла. Роджер тоже замер, не спуская глаз с мальчика, словно тот был адской машиной, способным взорваться, как опал.

Слишком поздно Джейми понял свой промах и слегка побледнел.

— Проклятье, — сказал он вполголоса.

Глаза Джемми стали круглыми от упрека.

— Плохо, деда! Плохое слово. Мама?

— Да, — ответила Брианна, не сводя с Джейми суженных глаз. — Мы должны вымыть дедушке рот с мылом.

Он и так выглядел, словно набрал полный рот мыльной воды, да еще с щелоком.

— Да, — произнес он и откашлялся. — Да, это было очень плохо с моей стороны, Джеремия. Я должен попросить прощения у леди, — он официально поклонился мне и Брианне. — Je suis navré, Madames. Et Monsieur, [288]— мягко добавил он, кивнув Роджеру. Роджер с непроницаемым лицом слегка наклонил голову в ответ, все еще не сводя глаз с сына.

Круглое лицо Джемми выражало блаженное восхищение, которое оно всегда приобретало, когда рядом с ним говорили по-французски, и — как и рассчитывал Джейми — он тут же поспешил сделать свой вклад.

— «Frère Jacques, Frère Jacques…» [289]

Роджер взглянул на Брианну, и, казалось, нечто пронеслось между ними в воздухе. Он наклонился и схватил руку Джемми, прерывая песню.

— Итак, bhalaich. Ты можешь так делать?

— Frère… Что делать?

— Посмотри на деда, — Роджер кивнул на Джейми, который глубоко вздохнул и быстро высунул язык, свернув его в трубочку.

— Ты можешь сделать так? — повторил Роджер.

— Да, — ответил Джемми и с довольным видом высунул совершенно плоский язык.

Общий вздох пронесся по комнате. Ничего не подозревающий, Джемми поджал ног и повис на руках Роджера и Джейми, потом опустил их, топнув по полу, и вспомнил свой первоначальный вопрос.

— У деды есть яички? — спросил он и задрал голову, чтобы посмотреть на Джейми.

— Да, парень, — ответил тот, — но у твоего папы они больше. Идем.

И под звуки немелодичного пения Джемми мужчины потащили его наружу. Мальчик, как гиббон, висел между ними, подтянув колени почти к подбородку.

Глава 110

Человек войны

Я крошила листья шалфея в ладонях и роняла серо-зеленые хлопья в огонь. Солнце висело низко над каштанами, и над погребением, уже лежащим в тени, ярко горело пламя.

Мы впятером стояли вокруг гранитного камня, которым Джейми отметил могилу незнакомца. Мы образовали круг из пяти точек, и по общему согласию обряд проводился не только для мужчины с серебряными пломбами, но и для четырех его товарищей, и для Даниэля Роулингса, свежая могила которого находилась неподалеку под рябиной.

Бледный и ароматный дымок поднимался из небольшого железного котелка. Я принесла и другие травы, но я знала, что для индейцев: и чероки, и тускароры, и могавков — шалфей был священным растением; его дым очищал.

Я растерла иглы можжевельника и бросила их в огонь, за ним последовала рута, называемая травой милосердия, и в конце розмарин для памяти.

Джейми поднял голову, сияющую огнем, таким же ярким, как тот, что горел у его ног, и посмотрел на запад, куда улетают души умерших. Он негромко заговорил по-гэльски.

— В твой зимний дом отправляешься ты,

В твой осенний дом и весенний, и летний.

К вечному дому отправляешься ты,

К вечной постели и вечному сну.

Сон семи огней будет с тобой, о, брат,

Сон семи радостей будет с тобой, о, брат,

Сон покоя будет с тобой, о, брат,

В благословенных руках Христа.

Тень смерти лежит на твоем лице, о, брат,

Но Иисус милосердный обнял тебя.

Нет боли под сенью десницы святой,

Христос с тобой рядом, и в сердце покой.

Иэн стоял рядом с Джейми, близко, но не касаясь. Уходящий свет коснулся его лица, яростного от шрамов. Он произнес на индейском языке, потом повторил для нас на английском.

— Пусть будет успешной ваша охота,

Пусть смерть ваших врагов увидите вы,

Пусть сердца ваши обретут радость

В большом вигваме среди ваших друзей.

— Эти слова нужно повторять много раз, — добавил он извиняющимся тоном и наклонил голову. — Под бой барабанов. Но я думаю, пока хватит одного раза.

— Ты все сделал правильно, Иэн, — уверил его Джейми и посмотрел на Роджера.

Роджер откашлялся, прочищая горло, затем заговорил голосом, таким же прозрачным и проникающим, как дым.

— «Скажи мне, Господи, кончину мою

И число дней моих, какое оно,

Дабы я знал, какой век мой.

Вот, Ты дал мне дни, как пядь руки,

И век мой как ничто пред Тобою.

И ныне чего ожидать мне, Господи?

Надежда моя — на Тебя.

Услышь, Господи, молитву мою

И внемли воплю моему;

Не будь безмолвен к слезам моим,

Ибо странник я у Тебя

И пришлец, как и все отцы мои». [290]

Потом мы стояли в тишине, пока темнота не окутала нас. Когда исчез последний свет, и листья на верхушках деревьев потемнели, Брианна взяла кувшин с водой и вылила ее на угли в котелке. Дым и пар поднялись призрачным облачком, и запах памяти поплыл между деревьев.

Почти стемнело, когда мы направились по узкой тропе домой. Однако я могла видеть Брианну, которая шла впереди меня. Мужчины шли сзади. Светлячки в большом количестве летали между деревьями и освещали землю под моими ногами. Один из жучков уселся на волосы Брианны и короткое время мерцал там, освещая их призрачным светом.

В темном лесу наступила глубокая тишина, заставляя сердца биться тише, а ноги легче ступать по земле.