— Он сказал… что ты происходишь от богов, Селена. Богиня дала мне тебя в моем одиночестве, а за это я исполняю теперь свою часть договора. Я привезла тебя, как наказал оракул, обратно, в Пальмиру, где начинается путь, который приведет тебя к твоему предназначению.
Селена онемела, не в состоянии воспринять невероятную историю своего рождения.
Мера подняла дрожащую руку:
— Время пришло, Селена. Дай мне розу.
— Розу?
— Цепочку. Которую я надела тебе в день облачения. Сейчас ты должна увидеть, что лежит там внутри, и я должна тебе объяснить, что означает ее содержимое.
— Но… у меня больше нет розы, мама. Я ее подарила.
Мера в ужасе открыла глаза:
— Ты… ее подарила? Селена, что ты говоришь?
Селена прижала руку к груди, сквозь ткань одежды она нащупала цепь Андреаса.
— Я подарила ее Андреасу. Мы обручились. Он дал мне свое око Гора, а я…
Изо рта Меры вырвался вопль, зловеще прозвучавший в ночи. Верблюды беспокойно фыркали. Игнатий и его рабы в ужасе подняли головы.
— Что я наделала! — застонала Мера и ударила себя в грудь обессилевшим кулаком. — Что я наделала! Из-за своего страха и глупости я оставила тебя в неведении. Я давно должна была сказать тебе правду. Что я наделала!
Мера, всхлипывая, рассказала дочери о золотом кольце, которое, по словам умирающего римлянина, должно было все рассказать девочке о ее происхождении и предназначении. На нем было тиснение — лицо и незнакомый росчерк, который Мера не могла разобрать.
— Дай это ей, когда она подрастет, — сказал римлянин, — это приведет ее к тому, что ей предназначено.
— Что же теперь укажет тебе путь, когда у тебя нет больше кольца? — в слезах спросила Мера. — В розе еще был локон твоего отца и кусочек покрывала, в которое был заверну твой брат. Это могущественные нити, Селена, единственные на всем свете, которые связывают тебя с твоей семьей. А теперь их нет. Ты отрезана от своих родных. О, что я наделала!
Селена вспомнила, как она повесила розу на грудь Андреасу. Она отдала ему больше, чем себя, она отдала в его руки свою судьбу.
— Послушай, дитя мое. Ты должна вернуться в Антиохию и забрать цепочку. Открой розу, Селена. Посмотри на кольцо…
Селена уставилась на мать. Вернуться в Антиохию, к Андреасу.
— Селена, обещай мне, — Мера вцепилась в запястье девочки с неожиданной силой, — дочка, Исида — твоя богиня. Она избрала тебя. Ты должна узнать, для чего ты избрана. Это твой долг. Ты должна узнать, кто ты. Ты должна разыскать своего брата, чтобы вы могли воссоединиться.
Мера снова замолчала, она была слишком слаба, чтобы говорить. Она закрыла глаза, и казалось, будто она спит. Селена долго сидела неподвижно, держа на коленях голову спящей матери. Чувства захлестнули ее, ее затрясло, как в лихорадке, и жгучие слезы застлали ее взор.
— Ты ненастоящая моя мать? — беззвучно спросила она спящую в ее руках. — Но кто же тогда…
Селена подняла голову и посмотрела на горизонт, уносясь взглядом через пустыню, туда, за голые холмы. За этими холмами расположился город, где она родилась, — Пальмира.
Там ли она еще, моя настоящая мать? А мой брат-близнец Гелиос?
Найдет ли меня там Андреас, в этом городе? Поедет ли он меня искать? Или мне следует сейчас же развернуться и отправиться обратно в Антиохию, не думая о матери и брате, которые, возможно, все еще живут в этом чужом городе.
Селена заплакала. Она не могла поверить, что эта добрая женщина — не ее мать. Эта женщина осушала ее детские слезы и развеивала ее детские страхи, она рассказывала ей о циклах луны и движении звезд. Эта женщина посвятила ее в тайны целительского искусства, она показала ей путь к своей сущности и научила вызывать огонь души.
И эта простая, любящая женщина ночи напролет сидела над синей столой, чтобы ее дочь в самый важный день в жизни молодой девушки могла предстать в своей истинной красоте.
Нет, подумала Селена, судьба ждет ее не в этом чужом, незнакомом городе. Она ждет ее в Антиохии, ее судьба — Андреас.
Когда Мера вновь попыталась заговорить, Селена погладила ее горячий лоб и сказала тихо:
— Не напрягайся, мама.
— Меня ожидает не что иное, как сон, дочка. Пожалуйста, обещай мне, что ты пройдешь те пути, которые я тебе показала, обещай, что будешь почитать древнее искусство исцеления и что ты никогда не забудешь о богине. Теперь ты должна взять на себя ответственность за себя и свое особое предназначение, Селена. Обещай мне это, дочка.
Селена, заливаясь слезами, взяла руку матери и пообещала.
— Хорошо, — облегченно шепнула Мера, — теперь приготовь мне могилу.
— Нет!
— Мертвые разлагаются быстрее при лунном свете, чем на солнце, я учила тебя этому. Поторопись. Осталось немного времени.
Все еще в слезах, Селена осторожно встала и мягко опустила Меру на расстеленную паллу. Она собралась было идти, но Мера остановила ее.
— Глупо бояться смерти, дочка, — сказала она нежно, — умереть — это все равно что уснуть. Когда я проснусь, то соединюсь с Великой Матерью. Ты и я, дитя мое, увидимся снова при воскресении. Это обещает нам богиня. Я буду ждать тебя…
И все же Мера чувствовала сожаление, лежа в тишине и прислушиваясь к шуршанию песка, в котором ей копали могилу. Если бы только она могла пожить подольше и узнать, кто есть на самом деле ее дочь, увидеть, что ей предназначено совершить. Впервые в жизни Мере было тяжело следовать завету богини.
В последние мгновения жизни на Меру снизошло озарение, и перед ней предстало ясное видение. Повернув голову, она бросила полный любви взгляд на плачущую Селену и подумала: когда-нибудь ты вернешься в Антиохию и будешь разыскивать своего любимого Андреаса. Но это будет совсем не так, как тебе сейчас кажется, это будет совсем иначе, нежели ты вообще можешь себе представить…
Перед самым рассветом Мера в последний раз говорила со своей дочерью.
— Храни дружбу с Исидой, — сказала она и умерла.
16
Нападение было внезапным. Они как раз нагружали последнего верблюда, когда Игнатий сказал:
— Я ничуть не сомневаюсь, что сразу по прибытии в Пальмиру ты найдешь караван, идущий в Антиохию. А я позабочусь о том, чтобы ты могла путешествовать без проблем и чтобы тебя не надули.
В сумерках наступающего дня Селена положила последний камень на могилу Меры и направилась в лагерь, откуда она собиралась доехать с Игнатием до Пальмиры, чтобы уже там найти караван в Антиохию. Она шла и представляла себе, как удивится Андреас, когда они встретятся на дороге, но именно в этот момент рядом с нею упала первая стрела.
Казалось, они возникли ниоткуда, выскочили будто из-под земли — орда всадников-великанов, грохочущим галопом напавших на маленький лагерь. Рабы Игнатия запаниковали и бросились врассыпную, первая стрела вонзилась в спину старой женщины, вторая попала в старика.
В первый момент Селена будто окаменела, а потом прошептала:
— Джинн, — и бросилась бежать.
Налетчики выстроились в круг, их огромные изогнутые сабли сверкали в лучах заходящего солнца, когда они взлетали вверх, чтобы обрушиться на кучку путешественников. На их головах были надеты черные тюрбаны, их лица были скрыты под черными платками, под густыми бровями сверкали демонические глаза, их пронзительные крики разрывали воздух.
Селена в растерянности поискала глазами Игнатия. Верблюды вырвались и вот-вот норовили ее затоптать. Рабы один за другим падали на землю под ударами ятаганов, как падают колосья пшеницы под взмахами косы. Песок и грязь взвились одним темным облаком, отовсюду неслись оглушительные крики и стоны раненых.
Вдруг Селена почувствовала, как кто-то схватил ее за руку и потянул в сторону. Это был Игнатий, тащивший ее за собой.
— Режь их лошадей, — рявкнул он и вложил ей нож в руку. Селена в ужасе уставилась на широкий клинок, а в следующий момент увидела, как Игнатий бросился перерезать сухожилия на передних ногах вставшей на дыбы лошади. Он промахнулся, и сабля разбойника оставила в его руке глубокую рану.
— Игнатий! — закричала Селена и хотела было броситься к нему, но тут примчалась следующая лошадь, она неслась прямо на Селену, сверкающие глаза всадника сверлили ее насквозь, а она стояла как вкопанная. Только когда всадник оказался совсем рядом и уже занес свою саблю для смертоносного удара, она прыгнула вперед, будто какая-то неведомая сила подтолкнула ее, и вонзила нож по самую рукоять в плоть коня. Животное пронзительно заржало и встало на дыбы.