Селена застыла в немом ужасе и не отрываясь смотрела на черную рабыню, которую, после того как ей перевязали горло, освободили от оков и унесли из комнаты.
— Посмотри-ка повнимательней на этот инструмент, Фортуна, — приказал Казлах и протянул его на ладони, — посмотри, как тонко отточено острие стрелы. Какое острое! Эта операция известна только в Магне. Варварские народы заставляют своих рабов молчать, вырезая им языки, но как мерзко это потом выглядит! И какие мрачные звуки издают потом рабы! Наши рабы, Фортуна, не оскорбляют ни слуха, ни глаз.
И снова холодная улыбка, но только голос стал чуть мягче.
— Ты действительно можешь считать себя счастливой, Фортуна, потому что я дам тебе урок этого редкого искусства.
Снова открылась дверь, и стражники ввели еще одного раба, на этот раз светловолосого. Это был настоящий гигант, казалось, что он с легкостью может стряхнуть обоих стражников, и все же он шел между ними, как побитая собака.
— Это необычный экземпляр, — сказал Казлах, в то время как руки и ноги раба привязывали к креслу, — он из долины Рейна в Германии. Его взяли в плен во время последнего похода римские легионеры и привезли сюда. Его зовут Вульф.
Волосы цвета пшеницы доставали рабу до бедер. Его одежда была самым странным из всего, что ей когда-либо приходилось видеть, — сапоги и штаны из меха. Торс же его был обнажен, только какая-то простенькая цепочка висела на его мускулистой шее. Его лицо поразило Селену больше всего — бородатое, испещренное шрамами лицо, ярко-голубые глаза, смотревшие из-под нависших густых светлых бровей. Он был молод и, судя по осанке, свиреп и горд.
— Мы думали, что с ним у нас будут трудности, — заметил Казлах, ожидая, пока ассистент добавит в вино снотворного, — но он оказался очень покладистым. Ты должна понять, Фортуна, что он мучается от стыда за то, что выжил в битве, в то время как его собратья пали на поле брани. Мне доложили, что он был предводителем своего народа и воспитывался с верой в то, что настоящий мужчина должен погибнуть с мечом в руке. Так что, можно сказать, этот варвар в каком-то смысле умер, когда римляне взяли его в плен живым.
Селене хотелось отвернуться, но она не могла оторвать взгляд от этих голубых глаз, глядевших на нее. Когда Казлах вложил, ей в руку серебряную стрелу, она заметила, как вспыхнули его холодные глаза. Он знает, что с ним собираются сделать, подумала Селена.
— Я не могу, — зашептала она.
Когда она подошла к варвару поближе, она почувствовала запах пота и грязи, прилипшей к его телу. Она видела, как напряглись мускулы под кожей, покрытой шрамами. И все же, казалось, страх неведом этому воину.
— Ты не можешь требовать от меня, чтобы я провела такую операцию, господин!
— Ты должна этому научиться, Фортуна. У нас достаточно рабов, на которых ты можешь потренироваться. — Казлах подошел вплотную к ней, почти коснувшись ее, и его голос стал мерзко-сладким: — Мы должны помогать друг другу в нашей высокой профессии, Фортуна. Я хочу посвятить тебя в свои тайны, и за это ты посвятишь меня в свои. Почему ты медлишь, Фортуна?
— Он… — она едва могла дышать, — мы должны ему позволить помолиться сначала своему богу.
— Своему богу! — воскликнул Казлах презрительно. — Это неотесанному-то варвару? Вот его знак. — Он указал на деревянный крест в форме буквы Т, который висел на кожаном шнурке на шее германца. — Бог Один, — добавил он пренебрежительно.
Селена не в силах была оторваться от голубых глаз, которые неотрывно смотрели на нее, и в них она прочла чувства, обуревавшие молодого воина. Он все-таки боится, подумала она.
Ей вдруг захотелось сказать что-нибудь варвару, как-то утешить его, чтобы уменьшить его страх. Я тоже когда-то была немой, думала она. Мой язык не шевелился, и я не могла говорить. А когда мой язык освободили, я боялась говорить. Андреас освободил меня. Мысль о том, что теперь она по приказу Казлаха должна будет обречь другого человека на безмолвие, наполнила Селену ужасом и отвращением.
Казлах склонился над германцем, а другой врач приложил к его губам кубок с вином. Но варвар отказался пить.
— Ну и ладно, — сказал Казлах высокомерно, — если ему так хочется, то пусть остается в сознании. Давай приступай к делу, Фортуна. Делай, как я тебе показал.
Селена встала рядом с варваром и решительно посмотрела на него. Я боюсь точно так же, как и ты, сказала она ему беззвучно. Послушай, если можешь.
Она подняла стрелу так, чтобы раб по имени Вульф мог видеть, и прижала палец к губам. Она могла только надеяться, что он поймет этот жест — хранить молчание. Ледяные голубые глаза посмотрели на нее. Селена поморщила лоб от напряжения, пытаясь сообщить ему о своем плане. Она плотно сжала губы и снова приложила к ним палец. И все же ничто во взгляде раба не выдавало его понимания.
— Найди трахеи, — приказал Казлах, — теперь нащупай пульс. Да, точно посередине. Это маленькая точка. А теперь будь очень осторожна.
Селена склонилась над варваром как можно ниже, так что их лица почти касались друг друга. Ее платок соскользнул ему на плечо и закрыл его шею от посторонних взглядов. Пока ассистент держал светловолосую голову, Селена ощупала пальцами левой руки шею Вульфа, а правой подняла стрелу. Она уставилась на грязную светлую кожу, не зная, что делать.
Но у нее не было выбора. Будто бы пытаясь правильно найти точку, она слегка наклонилась в сторону, так что Казлаху ничего не было видно, и осторожно царапнула бледную кожу кончиком стрелы. Германец вздрогнул. Когда из раны выступила капля крови, Селена отошла в сторону.
Казлах бросил взгляд на каплю крови и сказал:
— Хорошо. А теперь с другой стороны. Нужно разорвать оба нерва.
Ассистент повернул голову раба в другую сторону. Селена склонилась над ним, царапнула кожу и опять выпрямилась.
Глаза Казлаха выдали легкое удивление, неприязненное изумление ее ловкостью.
Селена взяла бинт и поспешно перевязала шею варвару. Теперь она могла только молиться о том, чтобы он понял ее предупреждение и не выдал их обоих, начав вдруг говорить.
— Я сделала то, что ты велел, — произнесла она, повернувшись к Казлаху, в то время как Вульфа выносили из комнаты, — могу ли я теперь вернуться к себе? На нас обоих обрушится гнев царицы, если она проснется и не найдет меня на месте.
Казлах улыбнулся:
— Мы оба знаем, что этого не произойдет, не так ли? Еще один урок, и ты можешь идти.
Он кивнул стражнику.
— Ты провела эту операцию без ошибок, но, я думаю, ты не осознаешь до конца всей опасности, связанной с такой операцией. И поэтому я продемонстрирую тебе, что может произойти, если операцию провести недостаточно аккуратно.
Селена была в панике. Она быстро соображала.
Который час? Есть ли еще время, чтобы попасть в гарем и поменяться с Дарием? Откуда Казлах знал о снотворном в вине королевы?
Мать Исида, молилась она в отчаянии. Избавь меня от этого ужаса.
Но когда принесли следующую жертву, все молитвы умерли в ее сердце. Она знала только одно, что в эту ночь случится все самое страшное, что только может быть. Из этого ужаса не было выхода и не было от него спасения.
Следующей жертвой оказался Дарий.
— А теперь следи за мной внимательно, — сказал Казлах, пока Дария привязывали, — потому что этот урок будет особенно поучительным для тебя.
Евнух уставился на Селену. Он не сопротивлялся, когда ассистирующий врач крепко взял его голову в руки.
— Не стоит тратить хорошее вино на этого парня, — объяснил Казлах, потом подошел вплотную к креслу и взял в руку иглу.
Селена смотрела, будто парализованная, как лейб-медик ощупывал длинными пальцами шею Дария, а когда он нашел нужное место, кожа между большим и указательным пальцами натянулась.
— Видишь, Фортуна, — сказал он тихо, — речевой нерв находится здесь, в опасной близости с кровеносными сосудами. Многолетний опыт позволяет мне провести эту процедуру тысячу раз без единой ошибки. Но так как для тебя эта операция совершенно новая, следует показать тебе, что может произойти в случае неудачи. Сейчас ты все увидишь.
— Нет! — закричала Селена, но, когда она захотела выхватить стрелу из его рук, один из стражников, стоявших у дверей, бросился ей наперерез и удержал ее.