Посвящение


Для тех, у кого есть огонь внутри, для стремящихся сделать завтрашний день лучше.

Для тех, кому важно знать, что о них не судят по совершенным в прошлом ошибках.


Это для кого-то из вас.


Алисса


Из очереди к кассе на меня смотрел парень в красной толстовке. Я видела его раньше — много раз — включая утро этого понедельника. Каждый день он и его друзья околачивались в проулке за продуктовым магазином, где я работала. Я увидела их, когда мой босс заставил меня разбивать ящики и выбрасывать их на улицу.

Каждый день парень в красной толстовке появлялся вместе со своими друзьями. Они сильно шумели, курили и матерились как сапожники. Он выделялся, потому что другие ребята смеялись и улыбались. Он же казался молчаливым, словно его мысли жили за пределами того, что его окружает. Его губы почти всегда были сомкнуты. Я задавалась вопросом: а знал ли он, что такое улыбка? Кажется, он был человеком, который просто существовал, а не жил.

Иногда мы встречались взглядами, и я всегда отводила глаза.

Мне было тяжело смотреть в его карамельного цвета глаза, потому что они выглядели печальнее, чем у любых ребят его возраста. Заметные синеватые круги под глазами и общий помятый вид, но он все равно был привлекателен. Абсолютно уставший парень. Но ни один парень не должен выглядеть таким измученным и таким великолепным одновременно. Я была почти уверена, что все трудности на его веку пришлись на юность. Можно предположить, что он вел сильнейшую внутреннюю борьбу — сильнее, чем у большинства людей, ходящих по земле, — только по тому, как он стоял: плечи ссутулены, спина как будто никогда не выпрямлялась.

Но не все в нем выглядело так плохо.

Его темные волосы средней длины всегда были идеальными. Всегда. Иногда он вытаскивал небольшую расческу и проводил ею по волосам, словно гризер из 50-х. (Прим.: название «гризеры» (англ. Greasers) или «бриолинщики» произошло из-за их «грязных» волос: волосы смазывались специальными помадами для волос (бриолином) и укладывались в разнообразные прически. Термин greasers для обозначения членов субкультуры получил широкое распространение спустя десятилетия, в рамках возрождения интереса к массовой культуре 1950-х годов). Одевался он всегда однообразно: в обычную белую либо черную футболку, иногда красную толстовку. Джинсы всегда были черными, как и ботинки, зашнурованные белыми шнурками. Не знаю, почему, но его манера одеваться всегда вызывала у меня мурашки, хотя одежда была простой. А еще мое внимание привлекали его руки. В них постоянно была зажигалка, которую он безостановочно то зажигал, то гасил. Подозреваю, что делал он это совершенно неосознанно. Похоже, пламя, вылетающее из зажигалки, было просто частью его существования.

Равнодушное выражение лица, усталые глаза, идеальная прическа и зажигалка в руке.

Какое имя подошло бы такому парню?

Может быть, Хантер? Оно звучало во многом подходяще для плохого парня — каким он и был, по моим предположениям. Или Гас. Гризер Гас. Грязный Гас. Или Майки — потому что это звучало мило, но было бы полной противоположностью тому, каким он казался на первый взгляд, и это мне доставляло удовольствие.

Но в данный момент его имя не имело значения.

Важно было то, что он стоял напротив меня. Он был более эмоционален, чем там, в проулке, где я видела его. Лицо покраснело, пальцы нервно подрагивали, пока он стоял в очереди к моей кассе в продуктовом магазине. В его глазах ясно читалось сильное замешательство, пока он снова и снова с силой прижимал свою продовольственную карточку к считывающему устройству. Каждый раз был отказ. Недостаточно средств. С каждым разом он становился все мрачнее. Недостаточно средств. Он прикусил нижнюю губу.

— Это бессмысленно, — пробормотал он сам себе.

— Я могу попробовать на своем устройстве, если хочешь. Иногда эти машины дают сбой, — я улыбнулась ему, но не получила ответной улыбки. Его лицо по-прежнему оставалось холодным. Он враждебно сдвинул брови, но, тем не менее, протянул мне свою карточку. Я провела ею по терминалу и нахмурилась. Недостаточно средств.

— Говорит, что на карте не хватает денег.

— Спасибо, Капитан Очевидность, — пробормотал он.

Грубо.

— Это какая-то фигня, — вздохнул он, его грудь поднялась и опустилась. — Мы только вчера получили на нее деньги.

Кто были эти «мы»? Не твое дело, Алисса.

— У тебя есть еще какая-нибудь карта, которую мы могли бы попробовать?

— Если бы у меня была другая карта, неужели ты думаешь, что я бы этого не сделал? — рявкнул он так, что я даже немного подпрыгнула. Хантер. Он должен быть Хантером. Я имею в виду — плохиш Хантер. Или, может быть, Тревис. В одной из книг был Тревис, и он был очень плохим. Тревис был настолько испорченным, что мне пришлось закрыть книгу, дабы удержаться от того, чтобы не покраснеть и не закричать одновременно.

Он вздохнул, оглядел очередь, которая собралась за ним, и затем встретился взглядом со мной.

— Прости. Я не должен был кричать.

— Все нормально, — ответила я.

— Нет. Это не так. Прости. Могу я оставить это на секунду? Мне нужно позвонить маме.

— Да, конечно. Я просто приостановлю заказ сейчас, а потом мы сможем просканировать твои товары снова, когда вопрос решится. Не беспокойся.

Он почти улыбнулся, и я практически пропала. Не думаю, что он знал, как это делается. Возможно, это просто судорога в губах, но, когда они слегка изгибаются, он выглядит потрясающе. По всей вероятности, он не часто тренировался в улыбках.

Он шагнул в сторону и набрал номер своей матери, а я изо всех сил старалась не подслушивать его разговор. Обслуживала следующих покупателей, но мои любопытные глаза и уши были прикованы к нему.

— Ма, я просто говорю, что чувствую себя долбаным идиотом. Я прикладываю карту и получаю отказ.

— Я знаю пин-код. Я ввел его.

— Ты пользовалась карточкой вчера? — спросил он. — Для чего? Что ты купила?

Он отодвинул телефон в сторону, когда мама отвечала ему, и закатил глаза, прежде чем приложить трубку обратно к уху.

— Что значит, ты купила тридцать две упаковки «Кока-Колы»? — закричал он. — Какого хрена мы будем делать с тридцатью двумя упаковками «Кока-Колы»? — все в магазине повернулись к нему. Он поймал мой взгляд, и замешательство вернулось к нему. Я улыбнулась. Он нахмурился. Душераздирающе красив. Он медленно повернулся ко мне спиной и вернулся к своему разговору. — И как мы должны питаться в течение следующего месяца?

— Да, мне заплатят завтра, но этого не будет достаточно, нет. Я не хочу снова просить у Келлана деньги. Ма, не перебивай меня. Слушай. Я должен оплатить аренду. Теперь я никак не буду в состоянии… — пауза. — Ма, заткнись, хорошо?! Ты потратила все деньги, отложенные на еду, на «Кока-Колу»!

Короткая пауза. Безумно гневная жестикуляция.

— Нет! Нет, мне плевать, была это диетическая «кола» или «кола-зеро»! — он вздохнул, проводя пальцами по волосам. Опустив телефон вниз на несколько секунд, он закрыл глаза и сделал пару глубоких вдохов. Потом снова поднес его к уху. — Все нормально. Я разберусь с этим. Не волнуйся, ладно? Я справлюсь. Я кладу трубку. Нет, я не злюсь, ма. Да, я уверен. Я просто отключаюсь. Ага, я знаю. Все нормально. Я не злюсь, ладно? Прости, что накричал. Прости. Я не злюсь, — он, насколько мог, понизил голос, но я не могла перестать прислушиваться. — Прости.

Когда он повернулся ко мне, я закончила обслуживать последнего покупателя на моей кассе. Он пожал плечом и подошел ближе, потирая заднюю часть шеи.

— Не думаю, что смогу оплатить это сегодня. Прости. Я могу разложить все обратно на полки. Прости. Прости, — он продолжил извиняться.

Мои внутренности стянулись в узел.

— Все нормально. Правда. Я все разложу. В любом случае, у меня пока нет работы. Я разложу все по местам.

Он снова нахмурился. Мне хотелось бы, чтобы он перестал так делать.

— Хорошо. Прости, — еще хотелось бы, чтобы он перестал извиняться.

Когда он ушел, я заглянула в его пакеты. Я изучала их содержимое с болью в сердце. Все вместе тянуло в общей сложности на 11 долларов, и он даже этого не смог себе позволить. Лапша быстрого приготовления, крупы, молоко, арахисовое масло и буханка хлеба — продукты, которые я никогда не купила бы дважды.