Но я не любил.
Мне просто нравилось.
По крайней мере, это была та ложь, которую я повторял себе ежедневно, чтобы избежать боли. Большинство людей думали, что любовь — это награда, но я лучше знал. Я видел, как моя мама любила моего отца на протяжении стольких лет, и ничего хорошего из этого не вышло. Любовь не была благословением. Она была проклятьем. Стоит лишь впустить ее в свое сердце, и она оставит на нем только ожоги.
Алисса
Я: Привет, пап. Просто хочу убедиться, что ты придешь на мое выступление, я буду играть на фортепиано.
Я: Привет! Ты видел мое последнее сообщение?
Я: Привет, снова я. Просто напиши мне, что ты в порядке. Эрика и я волнуемся.
Я: Пап?
Я: ??
***
Я: Ты еще не спишь, Ло?
Отправив сообщение Логану, я смотрела на свой телефон с колотящимся в груди сердцем. Проверила время и тяжело вздохнула.
2:33 ночи.
Я должна была спать, но снова думала о папе. Я отправила ему в общей сложности пятнадцать смс и десять голосовых сообщений за последние два дня, и все еще ничего не получила в ответ.
Я положила телефон себе на грудь, делая глубокие вдохи и выдохи. И тут же ответила, когда он начал вибрировать.
— Тебе следовало спать, — прошептала я в трубку, тайно радуясь, что он ответил. — Почему ты не спишь?
— Что случилось? — спросил Логан, игнорируя мой вопрос.
Небольшое хихиканье сорвалось с моих губ.
— Почему ты думаешь, что что-то случилось?
— Алисса, — сурово сказал он.
— Говнюк все еще не перезвонил мне. Я звонила ему раз двадцать за эту неделю, а он не перезвонил мне.
Говнюком мы назвали моего отца после того, как он ушел из нашей семьи. Мы с ним были очень близки — двое музыкантов в семье — и когда он ушел, часть меня ушла вместе с ним. Я редко рассказывала о нем, но даже если бы не произносила ни слова, Логан бы всегда узнал, что это беспокоило меня.
— Забудь о нем. Он кусок дерьма.
— У меня будет самый большой в карьере летний фортепианный концерт, и я не знаю, смогу ли сделать это без него, — я изо всех сил пыталась держать эмоции в узде. Но этой ночью в своих стараниях не заплакать я проигрывала. Я переживала за него больше, чем мама или Эрика. Может быть, потому, что они никогда на самом деле не понимали, каким он был творцом и исполнителем. У них обеих был очень приземленный склад ума, дающий достаточную стабильность; папа и я были своего рода плывущими духами, танцующими в огне.
Но в последнее время он не звонил. И я очень сильно волновалась.
— Алисса, — начал Логан.
— Ло, — прошептала я дрожащим голосом. Он слышал шмыганье через трубку, и я села ровнее. — Когда я была маленькой, грозы на самом деле сводили меня с ума. И я прибегала в спальню родителей, умоляя их позволить мне спать с ними. Мама никогда не позволяла мне. Она говорила, что я должна понять: гроза не причинит мне боли. Говнюк тоже всегда соглашался с ней. Поэтому я шла назад в свою спальню, заворачивалась в одеяло, слушала раскаты грома и пыталась изо всех сил не видеть молнии. Спустя несколько минут дверь моей спальни открывалась, у него в руках был синтезатор, и он играл рядом с моей кроватью, пока я не засыпала. По большей части я сильная. Со мной все хорошо. Но сегодня гроза, и все эти неотвеченные звонки… Сегодня он сломал меня.
— Не позволяй ему, Алисса. Не позволяй ему выиграть.
— Я просто… — я начала плакать в трубку, распадаясь на части. — Мне просто грустно, вот и все.
— Я иду.
— Что? Нет. Уже поздно.
— Я иду.
— Автобусы перестали ходить в два часа, Логан. Плюс, моя мама закрыла ворота к нашему участку и заперла их. Ты не сможешь попасть в любом случае. У меня все отлично.
Мама была первоклассным юристом, и у нее были деньги — много денег. Мы жили в доме на вершине холма, с огромным забором вокруг нашего участка. Было невозможно попасть сюда после того, как мама закрывалась на ночь.
— Я в порядке, — пообещала я. — Я просто хотела услышать твой голос, который напомнил бы, что мне лучше без Говнюка.
— Потому что так и есть, — объяснил он.
— Ага.
— Нет, Алисса, правда. Ты лучше, чем Говнюк.
Мои рыдания стали сильнее, и мне пришлось прикрыть рот рукой, просто чтобы Логан не услышал, как сильно я плакала. Тело тряслось в кровати, я была совершенно разбита, слезы пропитывали наволочку, мои мысли вызывали еще большую тревогу.
Что, если с ним что-то случилось? Что, если он снова запил? Что если…
— Я приду.
— Нет.
— Алисса, пожалуйста, — Ло звучал так, будто умолял.
— Ты под кайфом? — спросила я.
Он заколебался, что было достаточным ответом для меня. Я всегда могла сказать, когда он был под кайфом, в основном потому, что он почти всегда был в этом состоянии. Логан знал, что это беспокоило меня, но всегда говорил, что он — белка в колесе, неспособная поменять свой путь.
Во многом мы были очень разными. Но для меня это не имело большого значения. Я довольно много работала, играла на фортепиано и тусовалась с Логаном. У него было гораздо больше опыта в тех вещах, о которых я не имела представления. Он употреблял наркотики, названий которых я даже не знала. Он терялся в этом почти каждую неделю, обычно после стычек с отцом или проблем с матерью, но почему-то всегда находил путь домой, ко мне.
Я изо всех сил пыталась притворяться, что это не беспокоило меня, но иногда так и было.
— Спокойной ночи, лучший друг, — мягко произнесла я.
— Спокойной ночи, лучший друг, — ответил он, вздыхая.
***
Его руки были спрятаны за спиной, и он промок с головы до пят. Его обычно волнистые каштановые волосы прилипли к голове, пряди закрывали глаза. Он был одет в свою любимую красную толстовку и черные джинсы, в которых было больше дырок, чем в любой дизайнерской паре штанов. На лице глупая ухмылка.
— Логан, три тридцать утра, — прошептала я, надеясь не разбудить маму.
— Ты плакала, — сказал он, стоя на дорожке перед дверью. — И гроза не прекращалась.
— Ты пришел сюда пешком? — спросила я.
Он чихнул.
— Не так уж далеко.
— Ты перелез через забор?
Он немного повернулся, показывая мне дыру в своих джинсах.
— Я перелез через забор, плюс… — он убрал руки из-за спины, демонстрируя противень для пирогов, обернутый алюминиевой фольгой. — Я сделал тебе пирог.
— Ты сделал пирог?
— Чуть раньше сегодня я смотрел документальный фильм про пироги. Ты знала, что пироги были еще у древних египтян? Первый задокументированный пирог создали римляне, и это был ржаной…
— Пирог с козьим сыром и медом? — перебила его я.
Его лицо застыло от шока.
— Откуда ты знаешь?!
— Ты вчера мне рассказывал.
Он немного смутился.
— Оу. Точно.
Я засмеялась.
— Ты под кайфом.
Он хмыкнул, кивнув.
— Я под кайфом.
Я улыбнулась.
— От твоего дома до моего сорок пять минут хода, Логан. Тебе не следовало идти так далеко. И ты дрожишь. Пойдем внутрь, — я схватила его за рукав промокшей красной толстовки и потянула в дом, ведя вдоль коридора в ванную, примыкающую к моей спальне. Закрыв дверь за собой, я усадила его на крышку унитаза. — Снимай толстовку и футболку, — приказала я.
Он озорно ухмыльнулся.
— А ты сначала не предложишь мне выпить?
— Логан Фрэнсис Сильверстоун, — зарычала я. — Не будь странным.
— Алисса Мари Уолтерс. Я всегда странный. Поэтому и нравлюсь тебе.
Он не ошибся.
Ло снял толстовку и футболку, бросив их в душевую кабину. Мой взгляд на мгновение задержался на его груди, и я изо всех сил пыталась игнорировать бабочек в животе, пока оборачивала его тело тремя полотенцами.
— О чем, блин, ты думал?
Его карамельные глаза были нежными, и он наклонился ближе, встречаясь со мной взглядом.
— Ты в порядке?
— Все нормально, — я провела пальцами по его волосам — они такие холодные и мягкие. Он следил за каждым моим движением. Я схватила маленькое полотенце, опустилась на колени перед ним и, покачав головой, начала сушить его волосы. — Тебе следовало остаться дома.