— Подбери это дерьмо. И какого черта ты вздумал есть хлопья в четыре часа дня?

Я был голоден, а это все, что у нас было. Но я не мог ему этого сказать. Я ничего не мог ему сказать. Задрожав, я встал и начал собирать рассыпанные хлопья обратно в миску. Отец начал насвистывать мелодию из моего мультика, и у меня заколотилось сердце.

— Твою мать, шевелись, сопляк! Собирай это дерьмо! Мусоришь в моем доме, словно у тебя нет гребаных мозгов.

Мои глаза наполнились слезами, и я ненавидел себя за то, что позволяю ему издеваться надо мной. Одиннадцатилетний парень должен быть сильнее. Я чувствовал себя слабаком.

— Собери. Это. Сейчас же!

Я не мог больше терпеть его пьяную злобу, его нескрываемое недовольство мной. Я поднял миску с хлопьями и запустил в него. Она пролетела мимо его головы и ударилась в стену, разбившись на миллион осколков.

— Я ненавижу тебя! — прошипел я. Горячие слезы текли по моим щекам. — Хочу, чтобы вернулась мама! Я ненавижу тебя!

Его глаза округлились, и меня охватила паника — я уже жалел о своей несдержанности. Келлан был бы разочарован. Я не должен был спорить с ним. Не должен был отвечать. Нужно было, как всегда, запереться в своей спальне. Но в моей спальне не было мультиков. А мне просто хотелось хотя бы один день побыть ребенком.

Отец, пошатываясь, развернулся и схватил меня за руку.

— Думал, ты хитрый, а? — он потащил меня через всю комнату, заставляя спотыкаться о собственные ноги. — Ты хотел об меня разбить это дерьмо? — он притащил меня в кухню и открыл шкаф под раковиной.

— Нет! Прости, пап! Прости! — кричал я, пытаясь вырваться из его хватки.

Он заржал и затолкал меня в шкаф.

— Вот твои чертовы хлопья, — сказал он и, схватив коробку, высыпал ее содержимое мне на голову.

Когда он закрыл дверцу, я пытался открыть ее, но она не поддалась. Он чем-то подпер ее снаружи, чтобы она не открывалась.

— Пожалуйста, папа! Прости! — плакал я. — Не оставляй меня здесь.

Прости.

Однако он не слушал, и через некоторое время я даже не слышал его шагов.

Не знаю, сколько времени я просидел запертым в шкафу, но успел дважды уснуть и обоссаться. Когда мама нашла меня, она была под кайфом и качала головой, разочарованно глядя на меня.

— Ох, Логан, — она вздохнула, провела руками по волосам и закурила сигарету. — Что ты на этот раз натворил?

Глава 28

Алисса


— Ты хоть представляешь, что совсем запутал меня, Логан? — скрестив руки, спросила я его, появившегося на моем крыльце в черной футболке и темных джинсах. Я замерзла на холодном ветру, пробирающим до костей, поскольку из одежды на мне была только безразмерная футболка и гольфы. Он повернулся ко мне спиной, подошел к краю крыльца, обхватил пальцами перила и уставился в темноту. Я могла увидеть каждую линию его мускулистых рук, когда он вцепился в деревянные перила. В юности он был красив, но не был так сложен. Сейчас он выглядел, как греческий бог, от одного вида которого в ногах началось покалывание.

— Я знаю. Просто я… Я не знал, куда еще пойти.

Он повернулся ко мне лицом, и я ахнула, увидев его почерневший глаз. Я спешно кинулась к нему, слегка коснулась синяка и заметила, как он поежился.

— Твой отец?

Он кивнул.

— Если я вернусь в таком виде к Келлану, он распсихуется.

Ох, Ло…

— Ты в порядке? Мама в порядке? — спросила я и запнулась. Это ощущалось так, словно мы переместились во времени, переживая те же самые привычные моменты. Мне хотелось, чтобы такое оставалось не более чем одним из общих воспоминаний.

— Она не в порядке. Но с ней все хорошо.

Дежавю.

— Входи, — сказала я, беря его за руку.

Он покачал головой, отдергивая свою руку.

— Во время последнего разговора ты кое о чем спросила меня, и я не ответил.

— О чем?

— Ты спросила, думаю ли я о ребенке, — он потер пальцами затылок. — Я думаю о том, что в конце лета ему или ей пришло бы время начать ходить в детский сад. Я думаю о том, что, возможно, у него были бы твои глаза и улыбка. Я думаю о том, что она, вероятно, грызла бы воротник рубашки, когда нервничала. Я думаю о том, как билось бы его сердце. Как она любила бы тебя. Как бы он ходил, говорил, улыбался и хмурился. Я думаю об этом. Больше, чем хочу. И тогда… — он прочистил горло. — Тогда я думаю о тебе. Я думаю о твоей улыбке. О том, как ты грызешь воротник рубашки, когда нервничаешь. И когда стесняешься, ты делаешь то же самое. Я думаю о том, как ты три раза икаешь, когда злишься. И что каждый раз, когда твоя мать оскорбляет тебя, это по-прежнему причиняет тебе боль. Я думаю о том, где твои мысли, когда ночью гроза. И бывает ли так, что ты когда-нибудь, хоть на секунду, тоже думаешь обо мне.

— Ло, — вздохнула я. — Зайди.

— Не приглашай меня, — пробормотал он себе под нос.

— Что?

— Я говорю, не приглашай меня.

— Ты не хочешь поговорить?

— Нет, — он зажмурился. — Нет. Я не хочу говорить. Я хочу забыть. Хочу, чтобы мой мозг перестал вспоминать все это дерьмо. Я хочу… Хай… — его дыхание сорвалось, он запутался в словах.

Тот, кто не знал Логана, не обратил бы внимания на дрожь в его голосе. Но я услышала это. И, зная его, поняла, что его разум снова возвращается в темноту. Он подошел ближе, и я остановилась. Я хотела, чтобы он был ближе. Мне не хватало его близости. Он прикоснулся ладонью к моей щеке, и от этого нежного прикосновения я закрыла глаза.

— Я хочу поговорить с тобой, но не могу. Потому что тогда мы вернемся туда, где были много лет назад, а я не могу к этому вернуться, Алисса. Я не могу снова причинить тебе боль.

Мое сердце подпрыгнуло.

— Так ты поэтому был так холоден со мной?

Он медленно кивнул.

— Логан. Мы можем быть просто друзьями. Нам не обязательно вступать в отношения. Просто войди, и мы сможем поговорить.

— Я не могу быть твоим другом. Я не хочу с тобой разговаривать, потому что разговоры причиняют мне боль. А я больше не хочу боли. Но… я не могу держаться от тебя подальше. Я пытался, но не могу. Я хочу тебя, Хай.

От его слов почувствовала дрожь, прокатившуюся по спине.

— Я хочу гладить рукой твои волосы, — прошептал он, пальцами заправляя мои локоны за ухо. — Хочу скользить языком по твоей шее. Хочу чувствовать тебя, — он погладил меня по щеке. — Я хочу пробовать тебя на вкус, — губами он медленно коснулся изгиба моей шеи. — Хочу поглощать тебя, — Логан обхватил мочку моего уха губами и мягко всосал. — Я хочу… Блядь… — он вздохнул, притягивая меня ближе. — Я хочу тебя, Алисса. Я так сильно хочу тебя. Я хочу тебя так жестко и глубоко, чтобы мой мозг не мог думать ни о чем другом. Поэтому, пожалуйста, чтобы избежать недоразумений между нами, — прошипел он возле мочки моего уха, после чего втянул ее в рот, — не приглашай меня.

Мое сердце колотилось, и я сделала несколько шагов назад, пока не уперлась спиной в стену дома. Он придвинулся ближе, запирая меня между своих рук. Наши взгляды встретились, и я увидела, что его глаза полны желания, потребности, надежды?.. Или, может, это моя собственная надежда, о существовании которой в его глазах я все еще молилась. Мои бедра дрожали, мысли путались. Часть меня пыталась понять, не сон ли это, ну а остальную, большую, часть это не волновало. Я хотела этого сна. Я мечтала об этом сне последние пять лет. Я хотела чувствовать его тело, прижатое к моему. Хотела почувствовать его тоску по мне. Я хотела наклониться ближе и поцеловать его.

Я хотела чувствовать его…

Пробовать его на вкус…

Поглощать его…

Ло…

— Логан, — пробормотала я, не в силах оторвать взгляда от его губ, почти касающихся моих. Он переместил свое великолепное тело ближе ко мне и приподнял мое лицо за подбородок так, чтобы мы смотрели в глаза друг другу. Его губы напомнили мне то лето, когда мы только и делали, что целовались. Напомнили мне парня, мою первую и единственную любовь, и первого и единственного парня, сумевшего разбить мне сердце.

— Ты сегодня грустный, — я склонила голову влево, изучая каждую деталь его лица. Его волосы, рот, его подбородок, его душу. Темные тени, всегда живущие в глубине его глаз. Он дышал тяжело и неровно, как и я.