Но спокойное лицо Рейны выглядело озабоченным.
— Отец прав, — сказала она, — мы не можем благословить такой брак.
Не желая примириться с неудачей, Вивьен твердо решила разыгрывать из себя глупенькую, одурманенную любовью невесту. Она изо всех сил пыталась показать, что она без ума от Януша. Несмотря на внутренний протест, Вивьен исполняла каждое его желание, прислушивалась к каждому его слову, с обожанием смотрела в его похотливые глаза. И она будет делать это на благо родителям — другого пути обеспечить им нормальную жизнь она не видела.
Внезапный громкий звук, идущий со стороны дороги, привлек внимание Вивьен. Как обычно при виде купца или фермера, везущего сено, собаки, рыча и лая, выбежали из лагеря. На этот раз по грязной дороге с грохотом мчалась элегантная черная повозка, запряженная четырьмя белыми лошадьми. Кучер в малиновой ливрее гордо восседал на козлах, а сзади стояли двое слуг.
Вивьен насторожилась. Редко можно было увидеть такие повозки на глухих извилистых дорогах вроде этой. Богатые старались держаться главных дорог, где путь был проще, да и приличные гостиницы встречались чаще. А случись встретить цыганский табор на пути, они незамедлительно, выражая презрение и отвращение, проезжали мимо.
Подъехав ближе, кучер натянул поводья, и повозка остановилась прямо рядом с лагерем. Может быть, их кибитки расположились на землях, принадлежавших какому-то местному землевладельцу, со злостью подумала Вивьен. Она презирала богачей за то, что они все земли считали своей собственностью. Они заявляли свои права даже на воздух, воду и фрукты, будто Бог создал весь мир только для них. Кроме того, у Вивьен была более веская и основательная причина ненавидеть их всех — один из них поставил капкан, искалечивший ее отца.
Один из слуг остановил лошадей и спрыгнул на землю.
Широким жестом он открыл дверцы кареты. Из нее появилась маленькая хрупкая фигурка немолодой леди с ореолом белых волос вокруг улыбающегося лица, иссеченного морщинами. Одета она была в платье небесно-голубого цвета. Следом за ней вышла еще одна дама, ее круглое полное тело было укутано в желтый шелк и кружево. У нее было пухлое розовое лицо, а из-под тюрбана, украшавшего голову, сверкал задорный взгляд.
В завершение всего из кареты величественно ступила на землю высокая элегантная леди. С крепко сжатыми губами она выглядела так, как будто только что вгрызлась зубами в кислое зеленое яблоко. Ее костлявые пальцы крепко вцепились в сделанный из слоновой кости набалдашник камышовой трости.
Все трое стояли на дороге в ряд, как древние статуи, лишь ветер трепал завязки на изящных шляпках и доносился благородный цветочный аромат духов.
Мужчины тут же прекратили свои разговоры, замолчали женщины, перестал доноситься детский смех. Мгновение лишь пронзительное тявканье собак нарушало тишину. Оскалив зубы, животные выстроились в ряд, оттесняя прибывших дам от цыган.
Три пары глаз оглядывали собравшихся. Вивьен вдруг обнаружила, что сама стоит прямо и напряженно, рассматривая прибывших. Те же, в свою очередь, с отвращением смотрели на кибитки, выстроенные в большой круг, на железные котелки с кипящим варевом, полуголых детишек, старавшихся подползти поближе и получше разглядеть сверкающую карету.
Через мгновение высокая леди замахнулась своей камышовой тростью на лающих собак:
— Пошли вон!
Хотя палка и не достигла своей цели, собаки, инстинктивно почуяв властный характер леди, перестали лаять и попятились к окраине лагеря.
Вивьен пришла в бешенство. В конце концов, кто они такие, чтобы пугать ее собак?
От нарастающей ярости ее губы приоткрылись в тот момент, когда сильная рука обняла ее за плечи. Оглянувшись, она увидела неестественно бледное лицо отца.
— Стой здесь, — вполголоса сказал он, — ждите вместе с матерью.
Вивьен настойчиво тряхнула головой:
— Этим богачкам здесь не место. Я так им и скажу.
— Это мужское дело. Хоть раз придержи язык.
Неожиданная резкость отца слегка подзадорила ее упорство, и в то же время она встревожилась, угадав обреченность в его жестах. В любом случае сейчас не имеет смысла провоцировать отца, точно так же как не имеет смысла убеждать его одобрить брак с Янушем. Вивьен послушно кивнула и проводила взглядом прихрамывающего отца.
Рейна взобралась на ступеньку вагончика, чтобы лучше видеть происходящее. Рядом с матерью стоял рослый мужчина. Рельефные бицепсы, смуглое самоуверенное лицо, ухоженные, опущенные вниз усы.
Януш.
Обращая к Вивьен настойчивый взгляд, он вскинул густые брови, будто спрашивал, говорила ли она с родителями о замужестве. В ответ она уклончиво пожала плечами.
«Когда в твоем сердце горит огонь…» Отвернувшись от Януша; Вивьен попыталась сладить со своим томлением. В вопросах замужества она должна быть практичной, а не мечтать попусту.
— Я графиня Фейвершем, — опустив взгляд на толпу цыган, прогудела, как церковный колокол, высокая леди. — Есть здесь мужчина по имени Пулика Торн?
Возгласы удивления и любопытства пронеслись по толпе. Вивьен в недоумении оглянулась на мать, но та была невозмутима. Что же хотят эти богачки от ее отца?
Толпа раздвинулась, и Пулика направился вперед, пока не оказался лицом к лицу с графиней. Он поклонился; алый шарф, повязанный на загорелой шее, вздрогнул на ветру.
— Я — Пулика. Пойдемте поговорим.
Леди Фейвершем бодро кивнула:
— Идемте.
Провожая процессию через дорогу под крону раскидистого дуба, леди Фейвершем едва ли использовала свою камышовую трость в отличие от Пулики, который всем телом наваливался на грубую дубовую палку. Его тяжелая походка болью отдавалась в сердце Вивьен. Этой богачке трость была вовсе не нужна.
Она использовала ее лишь как незначительную деталь, подчеркивающую ее длинную худощавую фигуру.
Слуга поспешил принести и поставить в тень дерева три табурета для леди. Пулика остался стоять. Вивьен привело в ярость, что они не предложили сесть хромому мужчине. Леди Фейвершем удобно установила свою трость и начала говорить.
Кивнув головой, Пулика что-то ответил. Разобрать слов было невозможно, но не похоже, что беседа была дружелюбной.
— Как ты думаешь, о чем они говорят? — шепотом спросила Вивьен у матери. — Отец не сделал ничего плохого. Может быть, Зурка украл еще одного цыпленка для своей похлебки?
— Мм-м… — рассеянно пробормотала мать.
Лицо Рейны как будто потемнело от страха. Золотые браслеты на ее загорелой руке зазвенели, Вивьен схватила мать за руку:.
— Мамочка, что случилось?
— Иди внутрь, — прошептала она, указывая на кибитку. — Быстро.
— Я все равно не позволю ей обвинить отца в преступлении Януш взял Вивьен под локоть:
— Такой резвой кобылке просто необходим мужчина, чтобы усмирить ее.
Вивьен стряхнула его руку, мужчинам было запрещено прикасаться к незамужним девушкам, даже если они помолвлены. Внезапное подозрение мелькнуло в ее голове, и все остальные мысли забылись.
— Они пришли за тобой. Ты позволил моему отцу взять на себя вину за украденное тобой золото.
Поглаживая густые усы, Януш засмеялся:
— Нам с этими аристократами делить нечего. Если хочешь, сходи и убедись сама.
Правду ли говорил Януш? Во взгляде его черных глаз порой появлялась тень лукавства и насмешки, значение которой Вивьен было непонятно.
Громкий возглас прервал их разговор. Под деревом леди Фейвершем поднялась во весь свой величественный рост и стукнула своей тростью Пулику.
— Ты ничтожество! Ты просто лживый цыган!
Недовольный ропот пронесся по толпе. Мужчины переглянулись, женщины зашептались. Рейна простонала, закрыв рот рукой. Это окончательно вывело Вивьен из себя.
— Не смейте разговаривать с ним в таком тоне! — закричала она.
Вивьен стремглав бросилась вперед, не обращая внимания на взгляды, устремленные на девушку, которая посмела нарушить законы табора. В спешке она споткнулась о камень, но даже не заметила боли. Пролетев мимо отца, она остановилась прямо напротив леди Фейвершем.
Оказавшись так близко, Вивьен увидела серые холодные как лед глаза. Кроме того, на этот раз она оказалась не самой высокой среди женщин.
— Мой отец не лжец! — объявила она. — И он ничего не крал.
Холодные глаза графини слегка округлились. Леди Фейвершем взглянула на Пулику и затем довольно спокойным голосом повторила:
— Твой отец?
— Да — ответила Вивьен, пальцами перебирая черную тесьму. — Я знаю его гораздо лучше, чем вы. Он никогда бы не стал лгать.