И хотя Пьер знал манеру Лео Таксиля всегда все преувеличивать, тем не менее в его словах, безусловно, была большая доля истины.
Пьер слышал, что многих церковных иерархов и ученых серьезно беспокоят модные увлечения всем сверхъестественным — одновременно с широким распространением во Франции антиклерикализма. Колдовство и мистика владели воображением многих художников и одаренных молодых людей, а поголовное увлечение таинственными, потусторонними силами снискало Парижу дурную славу центра черной магии.
Парижская пресса регулярно рассказывала о заклинаниях, колдовских действах и таинственных ритуалах; один из парижских журналистов даже описал, как его с завязанными глазами привезли в какой-то парижский дом, где он стал свидетелем сатанинской мессы и оргии, которая за ней последовала.
— Чем я могу вам помочь? — спросил Пьер.
— Лео начинает регулярное издание под названием «Сатана и девятнадцатый век», которое будет разоблачать все извращения и омерзительные стороны этих культов, — произнес Жозеф Пеладан. — И мы хотим, чтобы «Плюм»и другие известные журналы его поддержали.
Пьер про себя улыбнулся. Он не сомневался, что Таксиль сделает все возможное, чтобы новое издание стало бестселлером. Если же еще создать ему бесплатную рекламу в широкой печати, то это явно пойдет на пользу дела.
— Я поговорю обо всем с Леоном, — сказал Пьер, стараясь выиграть время. — К тому же, если бы мы видели сигнальный экземпляр, было бы проще решить, что и как сделать.
— Завтра вы его получите, — с готовностью отозвался Лео Таксиль. — Я бы и сегодня вам его доставил, но сигнал еще не поступил из типографии.
— У вас, видимо, есть много нового материала? — спросил Пьер. — В своих книгах вы ведь уже довольно скрупулезно изложили суть этой темы.
— Я расскажу вам о таких вещах, которые вы и представить себе не можете, — сказал Таксиль. Например, я слышал об опытах, которые проводят, чтобы отделить дух или душу человека от его тела и заменить стихийным началом.
— И что, это возможно? — цинично спросил Пьер.
Таксиль пожал плечами.
— Это, конечно, совершенно новое направление. Для этого используют наркотики, служат черную мессу и вызывают дух сатаны.
Он говорил, упиваясь тем, что знал, и Пьеру это было неприятно. Желая переменить тему разговора, он обратился к Жозефу Пеладану.
— Сегодня я говорил о вас и об ордене «Креста и Розы».
Как Пьер и ожидал, Пеладан осведомился, с кем именно.
— С одной американкой, которая сегодня вечером звана на обед вместе с вашим другом маркизом Станисласом де Гаитой.
— Он мне больше не друг, — резко возразил Жозеф Пеладан.
— Не друг? — удивился Пьер. — С каких пор?
— Несколько месяцев назад я порвал с Гаитой, — объяснил Пеладан. — Я не одобряю ни его действий, ни поведение его друзей.
— Чем же они занимаются? — заинтересовался Пьер.
Прежде чем Пеладан успел ответить на его вопрос, Лео Таксиль поспешно вставил:
— Они изучают секреты алхимии, оккультные науки и вызывают духов. Я уже вам говорил, в настоящий момент их цель — переселить стихийное начало в человеческое тело, из которого предварительно изгнана его собственная душа. Пьер замер, услышав это.
— Вы имеете в виду, — опомнившись, уточнил он изменившимся голосом, — что Гаита стал сатанистом?
— Ну конечно, поэтому мы и расстались, — ответил Пеладан.
— Однако в последнем эксперименте он ничего не сумел добиться, — вмешался Лео Таксиль. — Переселение душ возможно только в том случае, когда жертва эксперимента девственница, чиста и непорочна. — Иронически засмеявшись, Таксиль добавил:
— А где, как ты думаешь, Гаита найдет в Париже такую девушку?
Пьер мгновенно вскочил на ноги.
— Скажите, — обратился он к Лео Таксилю, и голос его стал резким, — где проходят эти сборища?
— Черную мессу обычно совершают в освященной церквушке, — сказал Таксиль.
— Я знаю, — раздраженно заметил Пьер. — Но где? Где это происходит? — торопливо допытывался он.
— В чем дело, Пьер? — удивился Жозеф Пеладан.
Опустив руку на плечо Таксиля, Пьер потребовал:
— Адрес!
— Дом графа де Рошгюда на Лесном проспекте, на пересечении с Енисейскими полями.
Пьер стремительно повернулся и заспешил к выходу. Не доходя до двери, он увидел за столиком группу молодых анархистов; одного из них он знал очень хорошо. Пьер остановился.
— Жак, у тебя пистолет с собой? — спросил он.
— Да, а что? — ответил Жак вопросом.
— Тогда идем со мной, ты мне очень нужен.
Вокруг слышались странные незнакомые песнопения, их исполняли какие-то низкие, гортанные голоса.
Они замахнулись на сознание Вады и как бы протаскивали ее через тьму. Девушка очень хотела спать, но ее вынуждали двигаться к просвету, видневшемуся в конце какого-то туннеля.
Голоса раздавались все громче и громче. Вада открыла глаза, но осознать, что с нею происходит, была не в состоянии.
Монотонное ритуальное пение продолжалось, звучали зычные мужские голоса. Девушка не могла разобрать слова, но что-то в их интонации заставило ее съежиться от страха.
Пламя свечей отбрасывало тусклый свет, в помещении стоял удушливый до тошноты запах ладана. Вада снова открыла глаза и чуть не вскрикнула от ужаса. Прямо перед ней возвышалось, уходя к потолку, перевернутое распятие. К нему была прикреплена огромная летучая мышь с распростертыми крыльями, она висела прямо над телом девушки. Вада отчетливо видела ее маленькие блестящие глаза, вытянутый нос и коготки на кончиках черных перепонок крыльев.
Ужас, подобный встрече с притаившейся змеей, мгновенно охватил девушку. Но крикнуть не было сил, она даже не могла шевельнуть губами.
Спустя несколько секунд Вада поняла, что совсем не чувствует своего тела. В панической тревоге она закрыла глаза. Неужели все это происходит с ней наяву? Нет, вероятно, ей приснилось! Нужно скорей сбросить с себя этот жуткий кошмар и проснуться! Вада хотела сделать хоть какое-нибудь движение, но это ей не удалось. Страх словно острым мечом пронзил ее мозг. Пытаясь что-то придумать и изменить, девушка приоткрыла глаза. То, чего она боялась больше всего, случилось, — она была обнаженной! Вада отчетливо видела свою грудь. Она лежала, распростертая, у подножия перевернутого распятия.
Голоса раздавались все громче. По их звучанию девушка догадалась, что читают молитвы, но таких она никогда в жизни не слышала, хотя их произносили по-латыни. Она разобрала несколько имен: Нисрох — бог ненависти, Молох — пожирающий детей, и Адрамелех — благословляющий убийства.
Теперь голоса выкрикивали по-французски:
«Вельзевул — Адрамелех — Люцифер, приди к нам! Хозяин тьмы, мы умоляем тебя! Сатана, мы твои рабы! Приди! Приди! Осени нас своим присутствием!»
Затем они начали еще одну молитву по-латыни, произнося слова в обратном порядке. Вада поняла: против своей воли она принимает участие в черной мессе. Екатерина Медичи использовала колдовство, пытаясь удержать любовь своего мужа: она была уверена, что его приворожила Диана де Пуатье. Но папа римский осуждал тех, кто увлекался таинственными силами, и особенно черной магией.
Вада снова закрыла глаза. Не может быть, чтобы все это происходило на самом деле. Вероятно, что-то странное случилось с ее рассудком, если она представила себе такое.
Однако все так и было, и Вада понимала это, хотя была не в состоянии ни двинуться, ни крикнуть.
Позже она пыталась вспомнить, что произошло после того, как отслужили черную мессу. В сознании остались какие-то смутные, неясные обрывки. Помнила только, что чувствовала себя униженной и падшей, когда лежала обнаженная, неспособная шелохнуться.
Девушка догадалась, что вино, которое ее заставили выпить, было смешано с наркотиком; оно словно парализовало ее тело, а сознание вернулось к ней достаточно быстро только потому, что она выпила всего несколько капель.
Вдруг зло и гнусность того, что здесь происходило, натолкнули ее на мысль, что над ней нависла не только физическая, но и духовная опасность. Они могут убить ее физически! Вада знала, что поклонники дьявола совершают жертвоприношения; но хоть и смутно, помнила, что в жертву приносят обычно ребенка или животное. С женщиной могли совершить что-то другое, но что именно, Вада не могла вспомнить.