Лорен Блэйкли - Огромный бриллиант

Я съеживаюсь, а Шарлотта смеется.

— О, я могу это представить.

— Ох, это было только началом организованного им разрушения. Он опрокинул стенд с рубинами во время одного из своих марафонских забегов. А еще вытащил бархатную подкладку из витрины и превратил ее в накидку, — говорит она, и губы Шарлотты дергаются от смеха. — Но, — продолжает Нина, прищурившись и подняв палец, — у меня было решение.

— «Бенадрил»? — спрашивает Шарлотта игриво, а затем сжимает мою руку.

Я мысленно стону, зная, что будет дальше.

— О, я могла только мечтать, чтобы он заснул, пока его отец был занят на встречах. Вместо этого я пошла в магазин аксессуаров для животных и купила поводок. Затем прикрепила его к петлям его бархатных штанишек.

Шарлотта прижимает руку ко рту, и я хлопаю себя ладонью по лбу. Вот оно. История, которая вгоняет меня в краску. И даже не знаю, что хуже: поводок или бархатные штаны.

— Ты выгуливала его вокруг магазина на поводке? — спрашивает Шарлотта, и интерес в ее голосе возрастет с каждым словом Нины.

Нина кивает, гордясь собственным решением. Она похлопывает себя по бедру, словно отдает команду «рядом» собаке, а затем издает тихий свист.

— Ко мне малыш, — говорит она и сотрясается от смеха. — Он любил его. Был так к нему привязан, как маленький кокер-спаниель.

— Удивительно. Хотя бы потому, что в нем есть что-то от дворняги, которая только и ждет, чтобы убежать, — говорит Шарлотта, забавляясь и качая головой.

Я закатываю глаза, но женщины продолжают стеб.

— Разве не все они такие? Ну, мужчины, — говорит Нина.

Шарлотта кивает.

— Хорошо, что я люблю собак.

— К тому же, у меня не было выбора, так что или поводок на нем, или опасность того, что этот маленький сорванец разрушит все витрины с бриллиантами. Но с годами он становился спокойнее. В хорошем смысле, — говорит Нина, похлопывая меня по щеке, — и становится еще мягче с тобой, не так ли? — говорит она, выделяя последние слова. Шарлотта сглатывает и кажется напряженной. Ее глаза округляются, и я замираю.

Черт.

Вот оно.

Сейчас Шарлотта сдастся.

— Разве ты так не считаешь? —продолжает Нина, и ее слова пробуждают Шарлотту из оцепенения. Ее щеки заливаются краской, и она вот-вот проговорится. Я буквально вижу, как в ее голове образуется гигантский ком правды. Она успешно справилась с покупкой ювелирного изделия, но это было так просто для ее любящего драгоценности сердца. Сейчас же самая сложная часть, и я это вижу. Ох, черт, ее глаза заполняет ужас.

Ее губы начинают двигаться, но она не издает ни звука. Я сжимаю ее руку, напоминая, что пора что-то ответить. Но если она так и не сможет заговорить, то мне необходимо будет вмешаться. Так или иначе, она нервно улыбается, а потом подмигивает Нине, и к ней наконец-то возвращается дар речи.

— На самом деле, он все еще озорник. Так что, если тот поводок сохранился, то я хотела бы одолжить его у вас.

Нина откидывает голову назад и хохочет. Она опускает руку на плечо Шарлотты и шепчет:

— О, мне так нравятся эти развратные штучки от только что обрученных.

Она извиняется и уходит, чтобы принести кольцо, а Шарлотта стреляет в меня глазами.

— Ты ведь думал, что я провалю наше шоу?

Я сближаю большой и указательный пальцы.

— Ты была так близка к этому, не так ли?

Она выгибает бровь.

— Может быть, я хотела, чтобы ты понервничал.

— Ты злая женщина, — говорю я, прищурившись.

Она пробегает пальцами по моей руке.

— Или, возможно, я просто представляла фантастический образ тебя, гуляющего на поводке, — говорит она, выглядя как кошка, которая не просто съела канарейку, но и накормила ею всю свою проклятую семью. — Ты ведь знаешь, что она буквально подарила мне оружие для твоего уничтожения? Спенсер на поводке. Но было еще круче, когда она назвала тебя кокер-спаниелем, — произносит она, и уголки ее губ изгибаются в ликующей ухмылке.

— Что тут скажешь? Думаю, я был кобелем уже тогда, — по крайней мере, я снова могу легко дышать.

— Тебе все еще это нравится? Гулять на поводке? — говорит она, толкая меня.

— Ты пытаешься попросить меня поучаствовать в чем-то извращенном и грязном?

— Нет. Я пытаюсь разузнать, есть ли у этой фантастической истории продолжение, чтобы иметь возможность упомянуть о ней в баре или рассказать Нику с Кристин, или твоей сестре, — говорит она, изображая выгуливание собаки.

Но в моем воображении все совершенно иначе. Целиком и полностью. Она должна знать, как я люблю ролевые игры, поэтому наклоняюсь ниже, убираю волосы с ее плеча и шепчу:

— Если кто-то и будет привязанным, так это ты. И это будет не поводок. Это будет шарф, или чулок, или те сексуальные стринги, которые ты надела, когда я сделал тебя мокрой и тебе пришлось сменить трусики. Я бы обернул их вокруг твоих запястий, красиво и плотно, а затем закрепил бы за твоей спиной, а ты умоляла бы, чтобы я тебя коснулся.

У нее перехватывает дыхание.

Она вздрагивает, и мурашки пробегают по ее коже. Ухватившись за мою рубашку, она кончиками пальцев теребит пуговицу. Черт возьми…ей нравится идея быть связанной. Я чувствую, это витает в воздухе. В том, как гудят протоны и электроны. В сексуальной энергии, которую излучает ее тело.

Я делаю вдох.

И ощущаю химию.

И я понятия не имею, что с этим делать.

Я даже не знаю, почему только что сказал это, ведь мне не следует думать о том, чтобы переспать с ней, и уж тем более о том, чтобы связать ее.

К счастью, возвращается Нина с кольцом.

— Супербыстрая калибровочная работа для моих самых особенных клиентов, — говорит она с улыбкой на лице. Шарлотта протягивает руку, и я надеваю бриллиантовое кольцо ей на палец, на секунду встречаясь с ней глазами. Стараюсь прочесть этот взгляд и пытаюсь понять, думает ли она, как и я, о том, что это слишком сюрреалистично — я, нью-йоркский плейбой, надеваю кольцо на чей-то палец.

Пусть даже временно.

Может быть, для нее это так же странно.

Я изучаю ее серьезное выражение лица и сначала даже не могу понять, что она чувствует, получая первое в своей жизни обручальное кольцо. Потом замечаю отблеск печали в ее больших карих глазах. Мое сердце дрогнуло — кажется, она вспомнила, как десять месяцев назад собиралась обручиться с человеком, который смылся, разбив ее сердце.

Хорошо, что из-за меня она никогда не будет чувствовать себя подобным образом. Я не в силах причинить ей такую боль.

Спешно целую ее в щеку, отдаю Нине свою платиновую карту и плачу около десяти тысяч долларов за кольцо. Когда мы вечером идем на работу, она не надевает его.

На следующий день я наблюдаю, как маленький белый мяч взмывает высоко в воздух, а затем падает на землю с искусственной травой в пятнадцати метрах от лунки.

— Чувак, ты проигрываешь, — говорю я Нику.

— И прекрасно это осознаю.

Он хватает еще один мяч, устанавливает его у метки и размахивается клюшкой. В результате удара мяч взлетает так высоко, что почти задевает верхушку черной сетки, а затем катится по траве, будто в док на реке Гудзон, где два белых круизных судна швартуются друг за другом, а над нами ничего, кроме синего неба. Мы в Chelsea Piers, где Ник практикует свои навыки в гольфе.

— Ненавижу говорить тебе такое, но сомневаюсь, что твой новый босс будет очень впечатлен такими ударами. Может, ты сможешь убедить его сыграть с нами в софтбол?

Он усмехается.

— Скорее всего, нет. Этот человек одержим гольфом, и, к слову, он играет за любителей, и у него лучшие промежуточные показатели среди всех шоуменов, которые с ним общаются.

— Это безумие. Но, если серьезно, то тебе следует делать акцент не на движениях плечами, а на повороте бедер, — говорю я ему, вспоминая уроки игры в гольф в средней школе. Я стараюсь избегать этой темы, чтобы не выглядеть слишком высокомерным. Или слишком опытным. Но в данный момент, если это поможет моему приятелю, я готов раскрыть ему все известные мне секреты игры в гольф.

Ник поднимает голову и смотрит на меня сквозь черные хипстерские очки и упавшие на лоб каштановые волосы.

— Ты не посмеешь положить руки на мои бедра, чтобы продемонстрировать это.