— Вот, здесь я живу, — сказал он, останавливаясь перед входом. — Вернее, снимаю эту хибару у хозяев. Хочешь посмотреть мою хижину?
— Нет, нет! — Настя, словно придя в себя, рванулась в сторону. — Давайте лучше… воздухом подышим. Здесь так интересно.
Парень усмехнулся, но руку ее не отпустил, повел дальше, в глубину сада. Возле невысокого забора из ракушечника лепилась небольшая оранжерея.
— Проходи, — парень откинул брезентовый полог.
— А что здесь?
— Заходи, увидишь…
Настя помедлила и шагнула за порог.
В оранжерее стоял густой, дурманящий запах цветов. Их здесь оказалось очень много, и, видимо, за ними тщательно ухаживали. Многие цветы Настя видела впервые, хорошо знакомы ей были только розы и тюльпаны.
— Это все ваше? — поинтересовалась она, с неподдельным интересом разглядывая цветы. — Здесь так красиво!..
— Я что, похож на плантатора? — усмехнулся парень. — Все это добро принадлежит хозяевам. Они владеют домом и участком. Я лишь ухаживаю за цветами, в качестве платы за жилье. И еще иногда реализую на рынке.
— Понятно…
Настя подошла к решетчатому окну оранжереи. Отсюда, в мягкой ложбинке между двумя пологими холмами, можно было увидеть море. Солнце медленно опускалось за горизонт. Лучи его отражались на зеркальной глади, светили прямо в глаза. На пыльном стекле трепыхала, билась о него разноцветными мохнатыми крылышками бабочка. Настя протянула руку, осторожно взяла за крылышки красивое насекомое и с любопытством принялась его разглядывать.
— Эта бабочка — Поликсена, из семейства Парусников. Довольно редкий вид, вымирающий. Нам с тобой очень повезло, ее трудно отыскать, — услышала она голос за спиной.
— Правда? — Настя еще больше залюбовалась бабочкой. — Никогда не знала, что у бабочек есть имена… Она такая красивая. Можно, я ее возьму себе на память?
Она чувствовала за спиной его дыхание. Он осторожно положил руки ей на плечи. Она замерла, а сердце опять бешено заколотилось в груди. Наверное, сейчас все и произойдет. Ну и пусть, она этого сама хотела, только бы закончилось поскорей…
— Нет, — тихо произнес он за ее спиной. — Отпусти.
— Но почему? — удивилась Настя. — Вам что, жалко? Она ведь ничья…
Ни слова не говоря в ответ, парень осторожно взял у нее бабочку, чуть отодвинул в сторону стекло теплицы и выпустил на волю. Бабочка тут же исчезла, словно растаяла в лучах заходящего солнца.
— Но почему? — Настя отстранилась, повернулась к нему, капризно надула губки. — Вы всегда так… развлекаете своих гостей?
— Бабочки не созданы природой для развлечений, — сказал он серьезно. — Никто, в том числе и мы с тобой, не вправе ими владеть. Ты верно заметила — она ничья…
Настя хмыкнула и, может быть, впервые за все время их знакомства посмотрела на него открыто, без внутреннего трепета и волнения:
— Чудной вы какой-то. И говорите странные вещи. Объясните тогда.
Он немного помолчал, как бы раздумывая, стоит ли объяснять этой юной девушке такие серьезные вещи, потом все же заговорил:
— Я уже сказал… Эта бабочка принадлежит к очень редкому виду. Будет плохо, если она совсем исчезнет.
— Плохо — кому?
— Нам с тобой… Всем, кто сейчас живет на земле и будет жить после нас…
«Все-таки странный он какой-то, — разочарованно подумала Настя. — Вроде бы взрослый парень и я ему нравлюсь, а несет всякую чушь. Какие-то бабочки… Неужели он только ради этого меня сюда привел?» А вслух спросила:
— Какое значение имеет жизнь какой-то бабочки? И разве может ее исчезновение хоть что-то изменить в мире? Ее все равно кто-нибудь поймает, рано или поздно.
— Вполне может быть.
— Ну вот! Так зачем надо сохранять редкие виды? И почему, если она вымрет, то лично нам с вами станет хуже?
— Многие удивляются: зачем сохранять редкие виды? Они же редкие, их роль в природе не существенна. Но если умер один вид, потом второй, потом третий, в конце концов, наступает момент полного развала. Редкие виды — это как раз тот слой, который обеспечивает многократное дублирование экологических связей. Сохраняя редкие виды, мы обеспечиваем стабильность природных сообществ, а с ними и своего существования… Бабочки являются индикаторами, показателем благополучия сообщества. Если есть характерные для него виды бабочек, можно надеяться, что и мы тоже сохранимся…
Насте вдруг сделалось очень скучно. Она с трудом удержалась, чтобы не зевнуть.
— Понятно, — сказала она для приличия. — Спасибо. Благодаря вам я многое узнала о бабочках. А теперь мне пора. Было оч-чень интересно…
— Тебе и вправду пора? — спросил он, не двигаясь, впрочем, с места.
— Пора… Да и есть хочется. — Она сделала движение в сторону выхода.
— Тогда я тебя провожу, — согласился он, но вдруг спохватился: — Или вот что… я могу тебя накормить. У меня тут половина торта осталась. Хочешь?
Он нагнулся, достал из-под лавки коробку с тортом. Открыл, показал Насте.
Настя не кокетничала. Ей действительно очень хотелось есть. За весь день во рту она не держала ни крошки. Другое дело, что все это время она даже не вспомнила о еде, мысли ее были заняты иным. И еще ей было все-таки немножечко обидно, что он вот так, сразу, согласился ее отпустить. Она заглянула в коробку, откуда доносился заманчивый запах. Но виду не подала и сказала совсем как взрослая жеманная девица:
— Ой, знаем мы эти ваши торты, пирожные… И чем все это заканчивается…
— Ты что, ненормальная? — Парень покрутил пальцем у виска.
— Нет, просто я не такая, как все. И с первого раза вам со мной не обломится.
— Ух ты какая! — он засмеялся. — Тогда мне придется пригласить тебя еще раз.
— Попробуйте…
— Это ты давай, пробуй торт. Садись вот сюда… Правда, у меня и запить нечем, только пиво. Но пиво с тортом как-то не того, не катит. А во флигель лень бежать за чаем… Или все же сбегать, а ты подождешь?
— Не надо никуда бежать. Так даже лучше, вкуснее.
Они уселись рядом на топчан. Он на правах хозяина нарезал торт небольшими кусочками. Насте опять стало с ним интересно. Глядя на то, как парень ест торт, и сама уплетая за обе щеки, она вдруг почувствовала себя здесь легко и просто.
— А почему вас ваши друзья называют Ботаником? Я днем слышала.
— А вот из-за этого, — парень обвел рукой вокруг. — Мы здесь иногда собираемся, кто-то назвал один раз, вот и приклеилось.
— А настоящее имя есть?
— Есть, конечно. Можешь звать меня просто Макс.
— Ой, как интересно!.. Просто Макс!..
Настя как будто забыла о времени, о том, что за окном темнеет, а родители уже, наверное, обзвонились ее подругам и мама полезла в шкафчик за валерьянкой.
— Вы в каком институте учитесь?
— В сельскохозяйственном. На энтомолога.
— А, теперь понятно…
— Что тебе понятно?
— Про бабочек.
— Да, это верно. Но я хочу бросить институт и уехать отсюда.
Настя едва не поперхнулась, перестала жевать.
— Почему бросить и уехать?
— Да надоело все, скучно учиться стало. Хочу в Москву, там сейчас настоящая жизнь начинается. Кооперативы, частные предприятия. Есть где развернуться.
— Зачем так далеко? Здесь тоже можно свое дело открыть.
— Какое? Цветами на рынке торговать?.. Нет, это не для меня.
Настя помолчала, обдумывая только что услышанное, потом опять спросила:
— И как скоро вы?
— Что?
— Ну, уезжать собрались.
— Наверное, уже скоро. Вот сессию сдам и уеду, чтобы потом можно было в Москве восстановиться. Хотя бы на заочном… А ты не хочешь, чтобы я уезжал?
— Не знаю, — Настя отвела взгляд. — Я об этом не думала…
— Да ты ешь, чего вдруг застеснялась? Мне нравится смотреть, как ты ешь.
— А как я ем? Обыкновенно. Что тут может понравиться?
— Ну не скажи! У тебя это получается… очень сексуально…
После этих слов Настя опять залилась краской. Хорошо, что в оранжерее стало уже почти совсем темно и он не мог видеть ее лицо.
— У меня руки липкие, — сказала она вдруг охрипшим голосом. — Есть чем вытереть?
— Есть. Иди ко мне…
Она не сопротивлялась. Его руки были гораздо более ловкими и умелыми, чем у того десятиклассника из школьной раздевалки. И то, как эти руки умело ласкали ее, потом раздевали и ласкали опять, ей нравилось. Она ни о чем не жалела, потому что знала — сама давно хотела этого, только боялась себе признаться. Но теперь, когда это случилось, сделалась покорной и предоставила ему полную свободу действий.