Ее потрясло самоуничижение Джека, неужели он считает, что граф, прослуживший в армии, выглядит достойнее в ее глазах, чем герцог, исполнявший службу у себя в поместье? Но более того, она переживала за свою бестактность. Он продолжал молчать и смотреть на нее отчужденно, как никогда, и Джессика запаниковала, стоило ли рисковать самым дорогим для себя, подвергая сомнению его скромное объяснение в любви? Верно, он не способен иначе выразить цельность своего чувства к ней.

— Джек, на ваши плечи взвалена масса обязанностей перед страной, разве надо вам отправляться в увеселительный вояж ради того, чтобы доказать всему свету свою воинскую отвагу? — спросила она. — Смею заметить, у его сиятельства были свои причины уехать в Индию, хотя, как слышала, в Англии у него остались весомые обязательства и ему следовало предварительно обдумать свой выбор.

— Он был наследником тридесятой очереди, никто не ожидал, что на него свалится этот титул, — защитил Джек своего друга.

— Ему повезло, но вы, Джек, прирожденный герцог, поэтому я не могу заставить себя надеяться, что когда-либо вы пожелаете меня так сильно, как я желаю вас, тем более полюбите. Я так долго мечтала любить вас, Джек, но вы богатый и влиятельный герцог, вы женитесь на прелестной светской леди — не хромой, не строптивой и не придирчивой, как торговка на рынке, и не желающей того, чего ей иметь не суждено. Поэтому я отказывала себе в праве любить вас до той встречи в садике, когда внезапно поняла, что давно люблю вас и позволила себе безрассудство. Но из меня герцогиня — одно расстройство, сами видите, я только что глубоко обидела вас. Разве можете вы полюбить меня?

— Джессика, я уже высказывал вам свое мнение о той напраслине, которую вы возводите на себя, — пригрозил он, и было непонятно, сумела ли она пронять его своими речами.

— Высказывали. Но вы сумеете вместо того вновь повторить те немногие слова, которыми выразили свою любовь ко мне, Джек? Или я удосужилась заморозить едва проклюнувшиеся ростки вашего чувства?

— Неужели вы полагаете, что моя любовь так слаба, что может увянуть при первых морозах? Отнюдь нет, — нетерпеливо перебил ее он, тем самым подавая ей надежду. — Видит Бог, моей любви понадобится всю жизнь стоять крепче дуба, чтобы выдержать все шторма. У вас язык без костей и буйный темперамент, — ворчливо добавил он, и у Джессики полегчало на душе.

Слава богу, он не бросился к ее ногам обещать, что будет восторгаться ею до конца своих дней.

— Вероятно, мне тогда следует упорхнуть и некоторое время игнорировать ваши чувства? Наш лесничий всегда говорил отцу, что не стоит нежить саженец, иначе он не пустит крепкие корни, — поддразнила она и внезапно почувствовала, что душа поет и хочется танцевать, правда, лодыжка разнылась.

— Наши корни достаточно крепкие, и искусственная закалка мне не нужна, любимая моя, — нежно добавил он, склонив голову.

Его дыхание коснулось ее щеки, и она задрожала от сладкого предчувствия.

— Я люблю вас, Джек, — поклялась она севшим голосом.

— И я люблю вас, моя Джессика. Каждый дюйм вашего упрямства, с головы до пят, — торжественно заверил он.

— Как вы можете? — прошептала она, думая о своей хромоте.

— Потому что каждый из тех шрамов, о которых вы сейчас так беспокоитесь, — это часть вас. И если я подписался любить вас всю жизнь, полагаю, я сказал именно это, мисс Пэндл, придется мне полюбить вашу травмированною ногу самой особенной любовью, как и всю вас целиком, и любить больше, чем вы сами любите себя. Ваш скептицизм достаточно долго заставлял вас чураться мужского пола вообще и меня в частности, чтобы я, наконец, увидел вас такой, какая вы есть на самом деле, — сказал он, вкладывая особый смысл в каждое слово.

— Сварливой? — полушутливо догадалась она.

— Нет, красивой и чувственной, необходимой мне, как воздух, Джессикой отныне и навсегда, — серьезно ответил он.

— Джек, тогда, может быть, я уже сейчас нужна вам чуть больше, поскольку готова оставить свой скептицизм и холодность в прошлом. Эти качества мне не понадобятся в дальнейшем, — бесстыдно предложила она, и ему пришлось наклониться, чтобы расслышать ее тихий голос.

— Можете оставить и то и другое, любимая, для остальных представителей сильного пола, с моего согласия и благословения, но только не для меня, — твердо сказал он, шепча у самых ее губ.

— Нет, для вас — никогда, любимый, — поклялась она и, преодолев последние четверть дюйма между ними, закрепила свои слова поцелуем несколько неуклюжим и робким, поскольку ей впервые пришлось явить смелость лидера. Но затем она почувствовала его ответ, и все в ней вспыхнуло и забушевало, как всегда, когда он будил ее своим жарким прикосновением. — Любите меня, Джек, — невнятно попросила она, задохнувшись от чувств.

— Что, прямо здесь?

Он явно не поверил своим ушам.

— Думаете, жучки подслушают? — поддразнила она с невинным видом, явно наслаждаясь, что может подшучивать над своим обожаемым любимым и знать, что его возмездие будет сладким.

— Знаю, здесь колючий кустарник, — сказал он, содрогнувшись, поскольку подозревал, что те шипы могут вонзиться достаточно глубоко.

— Трусишка, — шепнула она. — Я знаю место помягче, туда никто, кроме нас, не решится забрести среди ночи.

— Тогда напомню, мой травяной садик совсем рядом с домиком Гивиджа.

— Я имела в виду не садик, но вы, понятно, не хотите сказать, что он мог услышать нас в то утро, когда вы поспешили любить меня, Джулиус Генри Сиборн?

От негодования и возбуждения она не могла припомнить весь сиятельный набор имен его светлости, пряные ароматы кружили голову и обещали сладкую истому взаимного удовлетворения.

— Знаю, он вместе с сыном был в то время где-то в пределах поместья, я поручал ему одно дело, — застенчиво помялся Джек, но Джессика подозревала, что он не так прост, как желает показаться.

— То есть вы спланировали все это с самого начала, когда обнаружили, что я там одна?

— Нет, я хотел просто поцеловать вас, но затем просто обезумел, хотя никоим образом не планировал вас соблазнять. Это получилось само собой, когда вы ответили на мой поцелуй так пылко, что я не смог остановиться, но я и тогда еще не понимал, что люблю вас. Знал, что вы девственница, и репутация ваша безупречна, и я могу зачать с вами ребенка, но даже это не заставило меня уйти, пока все не свершилось. И вы сейчас узнаете нечто большее о ночных страданиях мужчины о своей единственной любви, если не остановитесь, — предостерег он и снял ее ладони со своих ягодиц, нежно зажав ей запястья.

— Похоже, вы легко контролируете свои чувства, — надулась она, втайне радуясь возможности так проказничать с ним. — Я сойду в могилу, так и не узнав всех тонкостей страстной любви, если вы не поможете мне, Джек. — Ее тон вдруг снова стал очень серьезным. — Но я обещаю вам, что наша любовь не замкнется на нас двоих, нам ее хватит и на наших детей, и на родных нам людей. Наши дети неизбежно вырастут добрыми и порядочными, потому что мы будем любить их так же беззаветно, как любим друг друга, — весело добавила она, потому что невозможно оставаться серьезной, когда радость бьет через край.

— Да, у нас будет добродетельная стая воплощенных дьяволят. — Он притворно содрогнулся. — Жду не дождусь, когда мы начнем их зачинать, а затем встречать. — Он улыбнулся. — Знаете, Джесс, как ни странно, но именно малодушный страх потерять вас навсегда заставил меня понять, как я дорожу вами, так что вы оказались правы, — добавил он. — Я не таков, как мой отец или моя мать, я могу любить и бороться, прожить всю жизнь с одной любовью и ни разу не укорить себя в том. Возможно, мне надо пожалеть их, они полагали, что любовь может иссякнуть, и поэтому без конца выискивали, много ли сострадания осталось у них друг к другу.

— Пожалейте. Но я не так щедра, как вы, Джек. Я готова ненавидеть их за то, что они сотворили с вами, но что толку, они мертвы. Мы умеем любить и сохраним наше чувство до конца дней, Джек. Начало тому мы уже положили, однако я что-то не слышу от вас восторженных сонетов в честь моей своевольной левой брови или декламаций о розах, что распускаются на земле, по которой я хожу.

— Не дождетесь. Мне нравится наша неромантическая любовь, милая Джесс, — сказал он проникновенно, касаясь ее лба своим, словно желал прочувствовать в темноте ее мысли. — Я рад, Принцесса, что меня склонили принять участие в этой поучительной затяжной вечеринке, благослови господи за содействие всех беспокойных бабушек и тетушек, — добавил он от всей души.