Себастьян очень удивился, когда после полудня, в то время, когда в муниципалитете должны были проходить политические дебаты с участием Мэри Лиз, в «Жемчужные врата» вошла его мать. Она была в тех же черных брюках, что и накануне, но на сей раз надела под черный пиджак серую блузку.
Когда мать приблизилась к нему, Себ с удивлением сказал:
— Я думал, ты сейчас в муниципалитете.
— Все верно. Полдня я действительно провела там и скоро опять туда пойду. — Она осмотрелась. — Я пришла, чтобы получше познакомиться с твоей женой и попросить ее пойти вместе со мной. Где она?
— Люси сейчас либо в редакции газеты, либо в муниципалитете. Ничто не может удержать ее здесь, когда Мэри Лиз произносит речь.
Элизабет улыбнулась — тепло и ласково. Долгие годы Себастьян страстно тосковал по этой ее улыбке.
— В таком случае я уверена: мы с ней обязательно найдем общий язык. Итак, ее зовут Люси?
Себ кивнул и тут же подумал: «Интересно, помнит ли она, что уже встречалась с отцом Люси и обошлась тогда с ним не слишком любезно?»
— А ты подойдешь в муниципалитет? — спросила Элизабет.
— Честно говоря, это не входило в мои планы. — Сообразив, что вместе с Люси туда, возможно, пойдут Джеремая и Дасти, Себ добавил; — Может, загляну на несколько минут. Чтобы только посмотреть, как проходят политические дебаты.
— Главное — это речь, которую Мэри Лиз собирается произнести в Нью-Йорке. А сейчас, во время поездки, она ее репетирует, если можно так выразиться.
Себ кивнул:
— Я наслышан о ее остром языке. — Элизабет снисходительно улыбнулась:
— Некоторые считают, что вместо языка у нее ядовитое жало. Но главным образом так о ней отзываются мужчины. Мэри очень хорошо говорит. Но, к сожалению, многие мужчины принимают ее в штыки, потому что не относятся к женщинам серьезно. Надеюсь, ты не такой?
Себ смерил мать взглядом.
— Нет. Но порой трудно воспринимать всерьез женщину, когда она ходит в штанах.
Даже если Элизабет и обиделась, то виду не подала.
— Просто я открыла для себя, что в них гораздо удобнее, чем в юбках. Уверена, ты на моем месте выбрал бы то же самое.
Себастьян рассмеялся, удивленный прямотой и искренностью своей матери.
— Что ж, мне пора, — сказала она. — Встретимся попозже.
Элизабет вышла из таверны, и тут Себу вдруг пришло в голову, что если уж ему все равно придется идти в муниципалитет, то лучше сделать это раньше, чем позже. Он был почти уверен, что Люси, столкнувшись с его матерью, не скажет лишнего. Но следовало принимать во внимание присутствие там ее сумасшедшей семейки.
Себ подошел к Блэк-Джеку, тасовавшему карты.
— Я должен сейчас уйти, — сказал он. — Думаю, у вас с Перл не возникнет проблем. Едва ли вечером здесь будет много посетителей — всех сегодня больше интересуют политические дебаты и речь Мэри Лиз. И вот еще что… Если здесь появится Чарли Уайт, гони его отсюда.
— С удовольствием, — кивнул Джек. — Он, похоже, бежит сюда при первом удобном случае. Этот подлец как будто чует, что вы с Люси соединились не на веки вечные.
— Мне наплевать, что он чует, а что нет. Я не хочу, чтобы он здесь снова появился хоть раз.
— Да-да, конечно. Может, хочешь наложить запрет еще на чье-то появление? Может, больше не пускать сюда гарпию в штанах, которая только что приходила?
Себ пристально посмотрел на друга:
— Эта гарпия — моя мать.
Джек уронил карты и разинул рот.
— Не знал, что у тебя есть мать.
— Представь, я тоже!
Люси покинула редакцию позже, чем планировала, и со всех ног побежала к муниципалитету.
Правильно ли она поступила, попросив отца и Дасти пойти вместе с ней? Во всяком случае, она надеялась, что они уже сидят в зале и заняли местечко для нее тоже — хорошо бы, если это оказалось место в первом ряду!
Подходя к зданию муниципалитета, Люси увидела небольшую группу людей возле парадного входа — они выражали свой протест против приезда Мэри Лиз. Некоторые из них кидали в стены помидоры, а другие держали в руках плакаты, обличающие популистскую партию. И хуже всего было то, что среди протестующих находились ее отец и брат.
Когда Люси приблизилась к ним, Дасти как раз взял в руку помидор и прицелился.
— Ты не посмеешь! — Она схватила Дасти за рукав. — Вы скоро уедете отсюда, а мне придется здесь жить. И я не хочу, чтобы моих родственников бросили в тюрьму.
— А я… Я ничего такого не имел в виду, просто делал то же самое, что и все остальные парни.
Вид у Дасти был ужасающий — подбитые глаза, покрасневший и распухший нос и расцарапанные щеки и шея.
— Как ты сегодня себя чувствуешь? — участливо спросила Люси.
— Как будто моя голова побывала между молотом и наковальней.
Тут в разговор вмешался Джеремая:
— Вот что происходит, когда человек вливает себе в глотку сатанинское пойло. Это расплата за твои прегрешения.
Люси уже собралась отвести своих родственников в зал, где начались дебаты, но тут вдруг услышала, как кто-то позвал ее. Оглянувшись, она увидела стоявшую перед ними мать Себастьяна.
— Еще раз здравствуйте, — сказала Элизабет. — Когда мы виделись в последний раз, я находилась в ужасном состоянии и не до конца осознала, что вы — та женщина, которая поймала в сети моего сына. — Джеремая подтянул штаны и осведомился:
— Про какого такого сына идет речь?
Элизабет взглянула на него, прищурившись, и сказала:
— Кажется, мы с вами уже где-то встречались, верно?
— Я отец Люси. А то, что мы с вами уже встречались, ясно как день. Вы тогда не очень-то вежливо со мной говорили.
— О, ради Бога, забудем об этом неприятном инциденте! Я не знала, кто вы такой. А я — мать Себастьяна.
Джеремая повернулся к Люси и выпалил:
— Что, твоя свекровь всегда щеголяет в штанах?
— Прошу тебя, папа!.. — взмолилась Люси. — Нам уже давно пора идти в зал заседаний!
Но Джеремая и бровью не повел. Нисколько не смущаясь, он снова повернулся к матери Себа и, окинув ее презрительным взглядом, проговорил:
— Как я полагаю, вы одна из тех… суфраженок, так, кажется?
Вскинув голову, Элизабет с достоинством ответила:
— Если вы имеете в виду суфражисток — то да. Я действительно одна из этих женщин.
Дасти рассмеялся и воскликнул:
— Суфраженок! Ты, пап, ни за что не запомнишь, как правильно!
Тут Люси пришло в голову, что пора представить брата матери Себастьяна.
— Миссис Коул, — сказала она, — это мой брат Дасти.
Элизабет взглянула на молодого человека и поморщилась. Дасти же улыбнулся и сказал:
— Не обращайте внимания на мое лицо. Это громадный рассвирепевший бык швырнул меня в кусты ежевики.
— Как же вам, однако, не повезло… — Элизабет покачала головой, потом посмотрела на помидор в руке Дасти. — Скажите, а что вы собирались делать… вот с этим?
Люси похолодела. Какое-то мгновение ей казалось, что Дасти по простоте душевной может все выложить. Но, к ее удивлению, брат проявил дипломатичность. Сверкнув белозубой улыбкой, он сунул помидор в рот и откусил. Спелый овощ выстрелил потоком сока и семечек прямо в грудь Элизабет, испачкав ее безупречную серебристо-голубую блузку.
— Ах, простите… — смутился Дасти.
Элизабет вынула из кармана пиджака носовой платок и, вытирая блузку, сказала:
— Надеюсь, Люси, вы с Себастьяном не собираетесь заводить детей. — Резко развернувшись, она направилась к входу в здание.
И почти тотчас же к ним подошел Себастьян.
— А почему вы не в зале? — спросил он. — Почему не слушаете речь великой ораторши?
— Я сейчас все объясню, — ответил Дасти. — Видишь ли, пришла твоя мама и узнала папу, а он назвал ее «суфраженкой». А после этого Люси пришлось представить меня, потому что твоя мама… В общем, ее удивило мое лицо.
— А женщине негоже думать плохо про мальчика, если с ним произошел несчастный случай, — вмешался Джеремая.
— На самом деле даже два несчастных случая, — уточнил Дасти. — Когда мы с папой пришли сюда, все парни бросали помидоры в стены. Я подумал, что это очень весело и забавно. Поэтому немного помог, вот и все.
— Понимаешь, — снова вмешался Джеремая, — когда подошла твоя мать, у Дасти в руке оставался помидор. И она спросила, что Дасти собирается с ним сделать. Но мой сын не такой дурак, чтобы признаться, что он хотел залепить им в стену муниципалитета!