Его лицо смягчается. Суровая складка на лбу разглаживается, а на губах играет улыбка. Мои глаза наполняются слезами, и я молюсь о том, чтобы им дали усыновить ребёночка. Ведь они подарят ему новый шанс и отличное будущее, покажут, что нетрадиционные семьи тоже могут вырастить нормального человека в любви и заботе, которую многие не создают в обычном браке.
– Ладно, – сдаётся Макс. – Но для начала надо связаться с матерью Морган и уточнить, где её дочь. Если этот ребёнок, действительно, ей не нужен, то тогда начнём поиск отца по этому списку.
– Отлично, тогда я положу её в кроватку. Видишь, не зря я детскую подготовил и потратил несколько тысяч долларов. Лекс, ты со мной? – Фрэнк забирает Мими у Макса, нехотя отдающего младенца, и я киваю ему, поднимаясь на ноги.
Мы идём по коридору к центральной спальне и, не доходя до неё, сворачиваем в первую комнату слева. Я открываю дверь, помогая Фрэнку пройти в детскую, и замираю от красоты. Небольшая детская белого цвета с золотистыми и серебристыми звёздами на потолке, голубым небом и сказочными картинками на стенах. Белоснежная кроватка с балдахином, выполненным из тончайшего кружева, огромное количество игрушек, переливающихся в лучах солнца, бьющего через окно.
– Слишком, да? – Шепчет Фрэнк, отрывая меня от любования и приступа жаркого желания поиграть в дочки-матери немедленно.
– Что ты. Это просто… вау. Удочерите меня, а? – Он, улыбаясь, кладёт Мими на высокий столик рядом с кроваткой и начинает медленно расстёгивать комбинезон.
– У неё памперс полный, надо сменить. Смотри и запоминай. Всё очень просто. Расстёгиваешь по бокам, снимаешь его, протираешь попку салфетками, затем присыпка и новый памперс, – я удивляюсь тому, как чётко и точно Фрэнк всё это делает, насколько он уже подготовлен к появлению в их доме ребёнка, и снова прошу у каких-нибудь неведомых сил – пусть у них всё получится.
– Как ты думаешь, она нужна своему отцу? – Тихо спрашиваю я, когда мужчина кладёт ребёнка уже в новом розовом боди, который достал из шкафчика под пеленальным столиком из кучи подобных милых вещей.
– Не знаю, Лекс. Макс отчасти верно видит ситуацию, он юрист и всегда сначала обдумывает то, чем нам грозит то или иное решение. Но насколько я наслышан о Морган, то подобные ей женщины используют детей для того, чтобы разбогатеть. Это для них нормально, и я бы никогда не позволил, чтобы этим чудом кто-то манипулировал. И даже если отец от неё откажется, то, может быть… вероятно… – Фрэнк замолкает и грустнеет, не в силах продолжить.
– Может быть, вам удастся забрать её себе, да? – Помогаю ему, и он кивает, бросая на меня печальный и полный надежды взгляд.
– Макс проникнется ей и сделает всё, чтобы собрать документы и выбить из Морган, когда мы её найдём, отказ от ребёнка и передачу прав нам. Я… наверное, это жестоко иметь такие фантазии, но не могу остановиться. Чем дольше мы ждём, тем больше я чувствую себя неправильным.
– Эй, ну что ты, – кладу руку на плечо Фрэнка, хотя сделать это довольно сложно, если учесть нашу разницу в росте.
– Неужели, ты несчастлив с моим братом? Не любишь его? Не боролся за то, чтобы вас поженили, и твои родители приняли ваш выбор?
– Я хочу семью, Лекс. Я безумно люблю Макси, и никогда никого другого так не полюблю, как его, но с того момента, как мы начали собирать документы и подали прошение на усыновление, наши отношения стали натянутыми. Это сложно, мы живём от звонка до звонка, и так больно слышать: «Мы приносим свои извинения, но мать отказалась отдавать вам ребёнка». Сейчас мы надеемся только на детские дома в Китае и Африке, – тяжело вздыхает Фрэнк и достаёт из тумбочки пакетик, куда бросает использованный памперс.
– Знаешь, я думаю, что в мире есть ваш ребёнок, и он ждёт вас. Просто дай время случиться тому, чтобы до него дошла очередь, и всё будет. И если Мими не нужна своему отцу, как и матери, то я тоже сделаю всё, чтобы Морган отказалась от ребёнка. Я выступлю на суде с заявлением о том, что такая, как она, не имеет права воспитывать ребёнка. И у меня есть записка от неё, в которой сказано, что Мими теперь моя забота. Так что, может быть, именно вся эта ситуация и есть ваш путь к настоящей семье.
– Спасибо, Лекс, спасибо. Ты завтракала? – Фрэнк приобнимает меня за плечи и ведёт к двери.
– Когда? Я проснулась от крика Мими, а потом как помешанная, летела к вам. Всё произошло так быстро. Я даже сориентироваться не успела, да и подумать тоже. Такой хаос в голове, и меня даже немного подташнивает от всего этого, – жалуюсь я, получая в ответ дружеский поцелуй в макушку.
– Ты молодец, Лекс, но завтрак будет как нельзя кстати. Блинчики или пирог тебе приготовить?
– А всё сразу можно? – Весело спрашиваю, когда мы входим на кухню, и я плюхаюсь на стул.
– Не лопнешь, деточка? – Журит меня Фрэнк, открывая шкафчики и собирая все ингредиенты для блинчиков.
– Даже если и лопну, но зато довольная.
Он смеётся, и я улыбаюсь ему, хотя внутри меня появляется страх за то, что натворила, и как это скажется на моей семье. Я должна была немедленно сообщить о проступке Морган в полицию и отдать ребёнка, но не могу. Вот не могу, и всё. Это так сложно объяснить. Назвать меня человеком, любящим детей нельзя, я их просто никогда не держала на руках. Никто из моего окружения не обременён ими, а у Фрэнка и Макса ещё нет ребёнка, поэтому я понятия не имею, как буду выкручиваться из этой ситуации. А родители? Они будут в шоке, если узнают об этом. Они никогда не примут решения, которое приняла я, и сами передадут Мими органам опеки. Блин, да я ни черта не знаю о младенцах, но зато умею подтирать попы. В этом мне уже нет равных.
Господи, в моей голове такая сумятица. Как будто не со мной всё это происходит. Как будто я сейчас проснусь, и случившееся окажется кошмаром, о котором быстро забуду. Но в то же время я осознаю, что взяла на себя чёртову ответственность. Да, конечно, я могу сбагрить Мими Фрэнку, и он будет счастлив ухаживать за ней и станет для неё отличной мамочкой, но разумом понимаю – если он привяжется к этому, не принадлежащему нам ребёнку, то ему будет вдвойне больно, когда Мими заберут.
– Итак, у меня хреновые новости, – на кухню входит Макс уже в костюме и с портфелем, когда я доедаю третью порцию блинчиков.
– Что случилось? – Испуганно спрашивает Фрэнк.
– Я связался с одним человеком, он работает в полиции…
– Макс! – Возмущаюсь я.
– Не волнуйся, я ничего ему не сказал о ребёнке, только попросил узнать о местоположении Морган и о её семье, – взмахом руки останавливает меня брат и садится рядом с нами за круглый стол. Фрэнк тут же подскакивает и наливает ему кофе, подавая его с любимыми круассанами с сыром.
– Спасибо, милый. Так вот. Морган в данный момент направляется в Монте-Карло. Она вылетела из Майами, и сделает остановку в Лиссабоне, а затем на курорт. Она явно не собирается возвращаться, а полетела отдыхать и развлекаться. Помимо этого, её квартира, в которой она жила в Голливуде, была съёмной и сейчас сдана на год другим владельцам. Из этого следует, что она не спешит возвращаться в Америку. Я связался с её матерью, которая даже слышать не хочет ни о своей дочери, ни о том, в какую ситуацию она попала. Мне было сказано: «Дочери у меня нет. Вы ошиблись». Так что вряд ли семье Брайт нужен этот ребёнок. Остаются те двенадцать мужчин из списка Морган, – Макс замолкает, а я разочарованно и немного раздражённо цокаю из-за поведения этой стервы. Как так можно? Ей плевать на то, что она бросила Мими! Она всегда была такой, думающей только о себе и о своём внешнем виде! И я с радостью назову её шлюхой! Вот так.
– И получается, что Мими остаётся с нами? – Осторожно спрашивает Фрэнк и получает тяжёлый вздох и кивок от супруга.
– Отлично! Боже, Макси, у нас есть ребёнок, и теперь мы…
– Подожди, не спеши, Фрэнк. У нас нет ребёнка, мы лишь обязаны помочь ему найти отца, и только после этого мы можем как-то получить отказ от родительских прав с обеих сторон, и то не факт, что эта девочка будет нашей. Её всё равно отдадут органам опеки, – улыбка Фрэнка потухает.
– Но ты же можешь заставить и Морган, и биологического отца Мими, если она ему не нужна, написать какую-то бумагу о том, что они отдают её вам, да? Ты же адвокат, Макс, у тебя же есть связи, – быстро произношу я.
– Лекс, – брат устало закрывает на секунду голубые глаза и распахивает их, сверкающие страхом пережить очередную боль от того, если ничего не получится.