— Встречаться? С тобой?! — буквально прорычал Уильям, садясь в постели. — Встречаться ему захотелось! — еще раз с возмущением повторил он.
— Да, дедушка, он так и сказал. Говорит, что хочет встречаться, потому что я… — она перестала улыбаться и застенчиво потупилась, — потому что я уже достаточно взрослая для этого… для того чтобы за мной ухаживать.
— Ах, вот паршивец этакий!
Энни подскочила к мужу, пытаясь успокоить и уложить на подушки.
— Ну, успокойся, не волнуйся так. Не стоит себя заводить. Ты же слышал, она сказала, что скорее станет встречаться с одной из свиней Тиллсона. Ложись, не надо волноваться.
Саймон поднялся и стал надевать куртку. Лицо его напряглось и застыло. Застегнув последнюю пуговицу, он взглянул на Тилли, которая сидела, положив на стол сцепленные руки.
— Держись от него подальше, Тилли, — посоветовал он.
— Я так и сделаю, Саймон, — не менее серьезно ответила она. — Стараюсь, как могу, чтобы с ним не встретиться, но он в последнее время стал частенько появляться в наших краях.
— Сходи к ручью, а то у нас воды почти нет, — попросила Энни.
Тилли послушно поднялась из-за стола, но задержалась, проходя мимо Саймона.
— Пока, Саймон, — попрощалась она.
— Пока, Тилли, — откликнулся он, потом взглянул на стариков и смущенно улыбнулся. — Я собирался сообщить вам новость, но вот уже ухожу, а так ничего и не сказал… я… надумал жениться.
— Жениться? Ну и ну! — Энни шагнула в его сторону и замерла.
Уильям снова сел в постели, но на этот раз промолчал.
— И на ком же ты женишься, Саймон? — тихо спросила Тилли.
— Ее зовут Мэри, Мэри Форстер. Вы ее не знаете, она не из наших краев, живет дальше Феллинга.
— Но это так далеко от твоей фермы, — продолжала удивляться Энни.
— Не так уж и далеко, всего миль пять, — ответил, поворачиваясь к ней, Саймон. — А вы знаете, как говорят в таких случаях: пылкому сердцу и быстрой лошади расстояние не помеха.
— И когда свадьба, Саймон?
— В следующее воскресенье мы собираемся объявить о нашем решении, — ответил он Тилли.
— А! — кивнула девушка, улыбнувшись краем губ.
В комнате воцарилось молчание, нарушил его Саймон.
— Приходи ко мне на свадьбу, Тилли, там и потанцевать сможешь, — неестественно бодро проговорил он и принужденно рассмеялся.
— Хорошо, я приду потанцевать на твоей свадьбе, Саймон, — снова кивнула она и улыбнулась.
— Но не приводи с собой жену священника, — нарочито шепотом посоветовал он, бросив быстрый взгляд на стариков.
— Не говори никому об этом, Саймон, потому что его преподобию не нравится, когда миссис Росс танцует, — попросила в свою очередь Тилли, тоже покосившись на дедушку с бабушкой.
— Твой секрет дальше меня не пойдет, не волнуйся, — пообещал он, склоняясь к девушке, но, когда их взгляды встретились, улыбка на его лице растаяла. Он торопливо выпрямился и снова намеренно громко объявил: — Ну, мне пора! Коровы лучше меня определяют время!
— Рэнди у тебя еще работает?
— Да, но он страшно ленивый, — идя к двери, объявил Саймон, — он засыпает, когда доит коров, тычется головой им в бок, только что слюни в молоко не капают. А вот Билл и Алли — стараются, хорошие они работники, со временем далеко пойдут. Между прочим, знаешь, кто хотел ко мне наняться? — обернулся Саймон к Уильяму. — Ни за что не догадаешься. Он приходил тайком. Впрочем, ничего удивительного, потому что это был младший сын старика Макграта, Стив, тот, которому четырнадцать. Он как-то подкараулил меня вечером на прошлой неделе и спросил, не найдется ли у меня для него места. Я едва не рассмеялся, когда это услышал, и спросил, знает ли его папаша, что он собирается ко мне наняться. Парень только головой покачал. Я ему спокойно сказал: «Не стоит тебе, парень, на это рассчитывать, ты на вид крепкий, и я бы тебя нанял, но твой отец на следующий же день со скандалом заберет тебя домой, ты же его знаешь. Ваша семья всегда работала в шахте, так всегда и будет». — И знаете, что он мне ответил? — Саймон окинул стариков взглядом. — «Нет, — заявил Стив, — я не собираюсь сидеть там всю жизнь… ни за что», — и убежал. Странно, но этот парнишка не такой, как остальные, словно и не их порода, а уж мы знаем этих Макгратов, верно, Уильям?
— Все они, Макграты, одним миром мазаны, никогда не доверяй им, Саймон.
— Быть может, ты и прав. Ну а теперь отдыхай, — кивнул он Уильяму.
— Слушаюсь, сэр, — откликнулся старик.
— Счастливо, пока, — окинув взглядом всех троих, попрощался Саймон и вышел за дверь.
Энни неторопливо направилась к очагу. Достав с висевшей над ним полки коробку из-под чая, она открыла крышку и заботливо опустила в нее соверен. Вернув коробку на место, Энни повернулась к Тилли:
— Кажется, я просила тебя принести воды.
— Ты хотела меня отослать из комнаты. Там воды еще полбочки, сама знаешь, бабушка. Что же ты не хотела, чтобы я слышала?
— Не будь слишком любопытной, мисс.
— Бабушка, я спрашиваю не из-за любопытства.
Тилли обошла стол, подошла к камину и заговорила, повернувшись к дедушке с бабушкой:
— Вы постоянно напоминаете, что мне уже скоро шестнадцать и я должна вести себя как молодая девушка, а сами скрываете от меня что-то. Вот, например, не хотите рассказать, что это за соверены, которые каждый месяц привозит Саймон. Вы, наверное, знали, что он собирается жениться, и только сделали вид, что удивлены?
— Мы на самом деле ничего не знали, ни я, ни твой дедушка, — резко ответила Энни. — Только сейчас услышали, что он с кем-то встречается, правда, Уильям? — Она обернулась к мужу за поддержкой.
— Поверь, девочка, для нас это тоже новость, — подтвердил, качая головой Уильям. — Я бы понял, если бы это была Роуз Бентон или Фанни Хатчинсон, она по нему не один год вздыхает, но об этой женщине я слышу впервые. Как он сказал ее зовут?
— Мэри Форстер.
Они одновременно подняли глаза на Тилли.
— Мэри Форстер, — повторила, чуть помедлив, Энни. — Никогда не слышала такого имени, — задумчиво прибавила она.
— Все понятно.
Решительный тон Тилли заставил стариков с немым удивлением посмотреть на внучку.
— А теперь объясните вот это — она кивнула в сторону чайной банки. — Только не говорите, что Саймон отдает долг. Я никогда не верила, что у вас нашлось так много денег, которые он никак не может отдать. Скажите, в чем дело. Я имею право знать правду!
Уильям зашелся долгим, мучительным кашлем. Энни заторопилась к мужу. Она приподняла его и, хлопая по спине, бросила Тилли:
— Вот до чего ты довела своими приставаниями дедушку. Я уже и не помню, когда у него был последний приступ. Разведи немного меда и неси сюда, да поживее… ты со своим правом. Ну, быстро!
Тилли словно подменили. Она бросилась к стоявшему в дальнем конце комнаты буфету, достала кувшин с медом и вернулась к столу. Там она положила в кружку две ложки меда, затем заспешила к очагу. Зачерпнув из котелка немного кипятка, размешала смесь маленькой деревянной ложкой и подала кружку бабушке.
Судорожно дыша, старик маленькими глотками пил разведенный в воде мед. Наконец он опустился на подушки, грудь его высоко вздымалась.
— Извини, дедушка, я не хотела тебя расстроить, — раскаяние звучало в ее голосе и было написано на лице.
— Нет, нет, ты никогда меня не огорчала, моя дорогая, — сжимая руку девушки, ответил старик. — Ты — хорошая девочка и всегда была такой… и я скажу тебе… вот только отдышусь, — он несколько раз прерывисто вздохнул и продолжил с улыбкой. — Как только ты пришла сюда, в моей жизни появилась радость.
— Ах, дедушка! — Тилли прильнула к его заросшему щетиной лицу. — Ах, дедушка, — повторила она дрогнувшим голосом.
Всплеск эмоций погасил ровный, спокойный тон Энни.
— Вода мне не нужна, а вот дрова не помешали бы, — не давая им еще больше расчувствоваться, промолвила она. — Они мне просто необходимы, если вы оба собираетесь ужинать.
Тилли встала и направилась к двери. Когда она проходила мимо бабушки, взгляды их встретились, в них не было и намека на обиду.
Задний двор с обеих сторон ограничивали постройки: конюшня и сарай для упряжи. В сарае теперь хранились овощи, а в конюшне — дрова. Возле конюшни стояли козлы с лежавшим на них толстым суком, который Тилли этим утром принесла из леса. Девушка облокотилась на сук и окинула взглядом открывавшийся за их участком вид: местность плавно понижалась, затем шел подъем до самого леса — границы владений Сопвитов. И впервые она не восхитилась красотой пейзажа. На душе у нее было неспокойно.