Оксана Весенняя - Олигарх

— Я виноват перед тобой. Прости. Прости — шептал между поцелуями.

— Я обидел тебя, — начал нелегкий для себя разговор. Пытался подобрать нужные слова, но они почему-то никак не шли на ум. Только Ксюше они и не нужны были, она и так всё понимала.

— Обидел, очень обидел, — согласилась она, тяжело вздохнув, — но это вовсе не значит, что я жду от тебя извинений. Кир, я понимаю, что порой обстоятельства бывают сильнее нас, — дотронулась ладошкой до его лица, провела ласково по щеке и продолжила: Я только хочу, чтобы ты помнил: я не всегда смогу понять и простить обиду любимого человека. Я обещаю, что попытаюсь это сделать, но я не могу с полной уверенностью заявить, что у меня это получится. Понимаешь?

— Понимаю. Все понимаю, — ответил и прикрыл глаза, словно прятался от переизбытка чувств, что рвали сердце на части, распирали душу изнутри. Грудь сдавило от недосказанности, от невысказанной нежности. Вот только как можно выразить словами всё то, что чувствовал к своей девочке? «Люблю» — звучит пафосно, банально.

— Не могу без тебя. Дышать не могу, жить не могу без тебя. Ты — моя жизнь, моё сердце. Ты всё для меня. Всё

Три недели у них не было секса. Подумать только! Ягодка динамила его целых двадцать три дня! Не подпускала к себе. Сначала ждала, пока заживут ожоги, потом у неё болела голова, а спустя несколько дней она заявила, что уезжает в командировку. В Германию.

— Надолго? — уточнил Кир, не скрывая своего недовольства. Подошел к ней ближе, пристально глядя ей в глаза. Вот будто подвоха ждал.

— Дня на четыре, максимум на неделю.

— Мне не нравится эта идея. Я не хочу, чтобы ты куда-либо уезжала!

Лавров сам не заметил, как повысил голос.

Он был против, категорически против ее отъезда, особенно сейчас, когда понял, какое место в его жизни занимает Ягодка.

— Кир, это работа, — спокойно ответила Ксюша. Мягко улыбнулась, будто это могло помочь растопить его возмущение, — ну что я могу сделать, если меня отправили?

Не могла же она сказать Лаврову, что сама напросилась в командировку, предложив свою кандидатуру, потому как устала придумывать различные отговорки и оправдания.

— Уволиться вот что нужно сделать! — тоном, не терпящим возражений, заявил Кирилл.

— Ты серьёзно? — опешила Ксюша.

— Абсолютно, — спокойно отозвался он, — мне давно не нравится твоя затея с работой. Моего заработка вполне хватит на то, чтобы ты сидела дома и ни в чем себе не отказывала.

Смородина протянула руки к его лицу, попыталась наклонить к себе ближе. Лавров никак не отреагировал.

— Кир, не злись, — попросила она, — я не хочу уезжать с тяжелым чувством, не обижайся.

Ее пальцы зарылись в густой шевелюре коротких густых волос. Безошибочный ход. Она пользовалась его слабостями.

— Кир, не упрямься, — руки вновь попытались приблизить его лицо. Нежно поцеловала колючий подбородок. Он не выдержал, накрыл ее губы своими, целуя с таким напором, что Ксюша потерялась под этим натиском. Умел Кирилл выразить свои чувства поцелуем: и нежность, и недовольство, и возмущение, и страсть, и любовь.

— Кир, у меня через четыре часа самолет, — с трудом оторвалась от любимых губ, помоги собрать вещи.

Он позвонил практически сразу после прилета:

— Как долетела?

— Нормально.

— Почему не сообщила?

— Не успела, еще вещи не получила. Сейчас в гостиницу поедем. А ты чем занимаешься?

— Вою от тоски, — ответил в своей отрывистой манере. Она не видела его лица, но точно знала, что сейчас его губы тронула легкая усмешка.

— Кир, я в ванну. Чемодан оставь тут, — давала указание Кириллу, расстегивая легкое пальто, — буду разбирать его завтра.

Скинув с себя верхнюю одежду, Смородина направилась в ванную комнату.

— И чай, пожалуйста, завари, — крикнула уже из ванной.

Встала под теплые струи, наслаждаясь ощущением спокойствия и уюта. Чувствовала, как вода растворяет усталость, унося следы стресса и напряжения, расслабляя затекшие во время дороги мышцы.

— Кир, что ты делаешь? — возмутилась, когда он зашёл к ней в душ и отобрал мочалку, отбросив куда-то в сторону.

— Люблю тебя, — невнятно ответил, целуя её шею.

— Это, конечно, похвально, но… — Не успела закончить фразу.

— Ты хотела сказать «взаимно», — прошептал на ухо, продолжая своё занятие.

— И это тоже, — улыбнулась. — Кир, я жутко устала и очень хочу спать, — попыталась вывернуться из его рук. — На меня сегодня можешь даже не рассчитывать.

— И не надо, — развернул её к себе лицом, — я все сделаю сам.

— Кир, — рассмеявшись, хлопнула ладошкой по плечу, — ты неисправим.

— И даже не собираюсь меняться.

Как и обещал, он все сделал сам, не требуя, не ожидая от неё какой-либо инициативы. Сегодня ему ничего этого не было нужно. Главное, что вот она, рядом, в его руках, под его телом, надежно укрытая от всего мира, никуда не сбежит, никуда уже не денется. Как одержимый, накинулся на свою Ягодку, безумно соскучился по своей сладкой девочке. Пытался быть нежнее, осторожнее, но получалось, откровенно говоря, хреново. Как только оказался в ней, тут же голову потерял, себя забыл в наслаждении, никак не мог остановиться.

— Кир, — стон удовольствия сорвался с её губ, и она сильнее выгнулась навстречу его ласкам.

— Молчи, я сам, — и снова погрузился в неё. Ксюша в ответ обхватила его ногами, всхлипнула.

— Кир…

— Спи, моя хорошая, спи… хрипло шептал, словно царапая спящее сознание, вытаскивая из сна, вызывая очередную волну дрожи и удовольствия.

— Спи, — шептал убедительно, без тени шуток и сомнения, вот будто уверен был в том, что сейчас Ксюша сможет уснуть.

— Я не буду мешать, — и снова толчок. Глубоко, до упора, до мурашек во всем теле.

Она не выдержала, закричала, впиваясь ногтями в его спину. Обмякла в его руках, прикрыв блаженно глаза, слабо улыбнулась, тем самым доводя и его до грани, до личного удовольствия.

Вот теперь пусть спит его девочка, набирается сил. Завтра он точно не выпустит ее из постели. Поцеловал ее в висок, бережно устраивая в своих объятиях.

«Боже! Как же долго он жил без нее! Как он вообще жил без нее?»

Кир разбудил ее рано, еще рассвет не проник своими лучами в окна, на улице царила тишина из приоткрытого окна не доносилось ни звука.

— Ягодка, я тут подумал и решил, что ты теперь будешь жить здесь, со мной.

— Я и так практически поселилась у тебя, — тихо рассмеялась, — к чему такие жертвы? — не удержалась от язвительного выпада.

— Перестань смеяться, — одернул Лавров, — я вполне серьезно.

Улыбка исчезла с ее лица.

— А меня ты спросить не хочешь? — поинтересовалась.

— Нет, не хочу, — ответил невозмутимо, — даже не собираюсь спрашивать, я ставлю перед фактом.

Ксюша опешила. Снова Кир решил, что его мнения будет достаточно. Сам надумал, сам все решил. Без нее. За нее!

— А тебе не кажется, что это не совсем правильно? Это касается нас двоих, а ты решаешь один, не посоветовавшись, не спросив. На каком таком основании, хотелось бы знать?

— На таком основании, что я мужик.

— А-а-а, — ехидно протянула Ягодка, — ну, раз мужик, тогда у тебя и гвозди должны быть в доме. Ведь есть же, да? — спросила, хитро улыбаясь.

Кир в ответ только утвердительно кивнул.

— Отлично, — едва слышно порадовалась Ягодка, — тащи их сюда. И молоток, — деловито добавила и поспешила в коридор. Кир последовал за ней.

— Вот сюда, — пальцем указала на косяк входной двери, — надо забить гвоздь.

— Подкову на счастье решила повесить? — иронично поинтересовался.

— Что-то типа того, — ответила уклончиво, внимательно наблюдая за тем, как Лавров примеряет место для гвоздя, — да, да здесь, Кир. Забивай, дала очередное указание.

— А вешать-то что? спросил, как только закончил. Ксюша молчала, — давай сразу эту хрень пришпандорю.

— Ты её сначала сними.

Кир вопросительно уставился на Смородину.

— Ягодка, ты мне зубы не заговаривай, не поможет это! Ведь сама знаешь, — самодовольно хмыкнул, — тему разговора не меняй, время не трать. Надо еще за твоими вещами заехать.