— А завтра утром новый оборот, и ты снова почувствуешь себя виновным и оттолкнёшь меня.

— Я понял это не сам. Мне помогла мать Брендана.

— Ты говорил с Джуди… о нас?

— Уверен, что не сказал ей ничего из того, что она уже не знала. Или, во всяком случае, подозревала.

В то время как благословение матери Брендана, вероятно, прошло долгий путь к ослаблению вины Джастина, было рискованно надеяться, что была какая-то волшебная палочка, которая все исправила лёгким движением запястья и заклинанием. И будет больно, когда он отступит. Очень.

Но ее собственный разговор с Джуди не забылся на задворках её памяти. Не отступайся от Джастина… или от себя… только потому, что сейчас тяжело.

Он взял её руку, и она смотрела, как он проводит большим пальцем по суставам её пальцев, потому что это было легче, чем смотреть ему в глаза.

— Я знаю, что причинил тебе боль, — сказал он тихо. — Мне жаль.

— Последние несколько дней совсем без тебя причинили боли больше, чем что-либо.

— Я не хочу пройти через это снова, Клэр. Это был сущий ад. Каждая минута этого ада была так же очевидна на его лице, как, она была уверена, и на её лице тоже.

— Я не могу обещать тебе, что не будет ситуаций, немного странных для меня, но я могу пообещать, что я не уйду от тебя, больше никогда.

Она думала, что это были слова, которые она давно хотела услышать, но их было недостаточно.

— Речь идет не о Брендане, и это проблема. Речь должна быть о нас. Ты и я, Джастин. Только мы.

— Я люблю тебя.

Она замерла, ее сердце бешено колотилось в груди.

— Джастин, я…

— Я люблю тебя, Клэр. Если убрать всех и все остальное, всё, что останется, это только ты и я. Все, что осталось, это лишь то, что я люблю тебя.

Смотреть в его глаза, это было все, что осталось. Может быть, это не было волшебно легко, но он любил ее, и он мог сказать это, и этого было достаточно.

— Я тоже тебя люблю, но…

— Никаких но, Клэр. Я люблю тебя. Ты любишь меня. И если мы передвинемся чуть-чуть левее, мы окажемся под омелой.

— Чуть-чуть левее, хм?

— Да, с моей стороны левее.

Он потащил ее в сторону так, что ей пришлось передвигать ноги, чтобы оставаться в вертикальном положении. Глядя наверх, он взял ее за плечи и поставил ее под печальной на вид веточкой.

— Вот сюда.

— Я не позволю тебе целовать меня, пока мы не закончим разговор об этом. О "но".

Он скользнул руками по ее рукам к пальцам, где их руки переплелись вместе.

— Тогда давай поговорим об этом.

— Я хочу все это. Свадьбу и дом, будет ли это твой, или мы найдём другой вместе, и детей.

— Это предложение?

— Думаю, да. Ты женишься на мне, заведёшь со мной детей, и будешь целовать меня под омелой каждое Рождество?

Он закрыл на секунду глаза, напряженность, казалось, утекала из его мышц, потом он улыбнулся и поднял ее на руки.

— Да, я хочу на тебе жениться, — сказал он перед тем, как поцеловать ее.

Когда он закончил, он опустил её на ноги.

— Я бы хотел остаться сегодня, если можно. Завтра отвезу тебя к твоим родным и потом останусь на ночь. И в следующую ночь.

— Я бы хотела этого.

Он вздрогнул, когда Мокси начала карабкаться по его ноге, и, отцепив её когти от джинсов, прижал кошку и погладил ее по голове.

— Знаешь, она скучала по тебе. И я тоже.

— Я больше не уйду от вас, Клэр. Никогда. — Потом его внимание привлёк телевизор и он улыбнулся.

— Ты смотришь наш фильм.

Они сели на диван как раз в то время, чтобы увидеть, как загорелась ёлка семьи Грисволд, и они засмеялись, а она свернулась в его руках, столкнув Мокси с пути. Кошка фыркнула и свернулась калачиком у неё на коленях.

— Я люблю тебя, — сказал Джастин, утонув лицом в её волосах. — Я так долго ждал, когда смогу это сказать, что тебе, наверное, надоест это слушать.

— Никогда. — Она откинула назад голову, чтобы он мог поцеловать ее. — С Рождеством.

— С Рождеством. А я тебе говорил, что люблю тебя?