Когда я с ностальгией вспоминаю, какой лёгкой и беззаботной была моя жизнь в те времена, внутри кричит не-просри-всё голос, будто моя душа начала полыхать в пламени ада: «Вспомни, чем всё закончилось в прошлый раз?»
Быстро принимаю решение. Останавливаюсь как вкопанный, замахиваюсь рукой с фляжкой и выбрасываю её подальше от себя. Она летит, вращаясь в воздухе, и приземляется с плеском в пруд, распугав плавающих вокруг уток. Круги расходятся по воде и достигают берега, где стою я, усердно пытаясь унять дрожь и обрести контроль над телом и разумом. Но есть и хорошая новость: внутренний голос, наконец, замолчал.
Мои плечи опускаются. Напряжение спадает, и я сажусь на землю, совершенно выдохнувшийся и обессиленный, готовый в конце концов сдаться. Это оно. Я так больше не могу. Но, как я раньше и говорил себе, в моём грёбаном пазле появилась новая весомая деталь, которая для меня важнее всего – Ши. Я должен сделать это ради неё, ради того, что причинил ей, её жениху и их семьям. И ради всего того, что причинил собственной семье.
Моя семья.
Слова на секунду застывают на кончике языка. Эти два слова кажутся такими непривычными. После аварии мы уже больше не были похожи на семью. По крайней мере, в тех моментах, которые касались меня. Перестав бороться, я падаю в грязь, сворачиваюсь в позе эмбриона и оплакиваю всё то, что потерял, включая себя.
Я хочу стать лучше.
Мне необходимо стать лучше.
Я стану лучше.
Начиная с этой минуты, я буду делать всё, что в моих силах, чтобы стать достаточно хорошим для Ши. Для самого себя. Для Бет. Для моей семьи и для всех тех, кто решит стать частью моей жизни. Я даю себе обещание.
Список обещаний увеличивается, пока я наблюдаю за закатом. Когда солнце опускается за деревья, закрывая занавес этого дня, который я уничтожил или, возможно наоборот, спас, мне, наконец-то, удаётся взять себя в руки. Я вот уже как час должен был быть в доме моих родителей на ужине по случаю Дня Благодарения. И хотя я уверен, что они не особо скучают по мне, решаю, что сейчас самый подходящий момент, чтобы попытаться загладить вину.
• • •
Когда оказываюсь перед родительским домом в Аннаполисе, закрываю глаза и слышу скрип стульев по деревянному полу, звон столового серебра по праздничному фарфоровому сервизу моей мамы, а также гул приятной беседы. В тот момент, когда моя нога ступает на крыльцо, все разражаются громким смехом. Я могу на слух определить каждого из членов семьи. От звука их голосов, внутри ощущается острая боль. Прижимаю руку к животу, физически ощущая реальную боль от того, как сильно мне их не хватало. Того, какими мы были раньше, и от неведения, что будет, когда я войду внутрь.
Прикладываю ладонь к двери и вздыхаю. Если я уйду, то их праздник станет только лучше. Они не видели меня практически два месяца, с того момента, как я переехал к месту новой работы. Моя сестра Эшли, у которой я жил до переезда, прислала мне приглашение на сегодняшний ужин. Даже несмотря на то, что мы с ней общаемся ближе всего, она, возможно, и не предполагала, что я действительно покажусь им на глаза. На самом деле так бы и случилось, если я не решил поехать к Ши, чтобы покаяться.
Прямо перед тем, как я повернулся, чтобы уйти, дверь со скрипом открылась.
- Привет, - произносит тихий голос, через дверь с москитной сеткой.
Оборачиваюсь и вижу дочь моей сестры Лейн, трёхлетнюю племянницу Бини. Её глаза широко открыты и сияют от счастья. Она ещё слишком маленькая, чтобы знать, почему все так меня ненавидят. Наша дружба началась с того момента, когда мы играли в принцесс.
Стоя на цыпочках и покачиваясь, она дотягивается до щеколды и открывает дверь. Её маленькие пальчики ног оказываются на пороге:
- Пойдём играть, - очаровательно лепечет она. - Я хочу показать тебе мою новую Барби, - она протягивает мне крошечную ручку.
Её большие глаза с надеждой смотрят на меня, она, пожалуй, единственный человек в этом доме, которому я не могу отказать. Протягиваю руку, и её маленькие пухлые пальчики цепляются за неё.
Оказавшись в холле, вижу, что никто не заметил моего присутствия. Я приподнимаю Бини и держу её на руках. Знаю, дерьмовое действие. Словно она броня, которая спасёт меня от снарядов, брошенных в мою сторону, когда они увидят меня.
Иду через холл в гостиную, откуда отчетливо виден накрытый стол. Сквозь открытые двери вижу, что вся семья сидит вокруг стола, продолжая общаться и смеяться так, как это происходит в каждой нормальной семье.
Эшли первой замечает меня.
- Ты пришёл! - она встаёт, отодвинув стул. Пока идёт в мою сторону, чтобы обнять, всё мгновенно замолкают. Нависает такая тяжёлая атмосфера, что становится трудно дышать. Они знают, моё присутствие здесь может означать только одно - скандал. - Я так рада, что ты здесь, - Эшли обнимает меня, в то время как Бини хихикает.
- Кто здесь? - произносит папа, входя в столовую из прилегающей кухни с кастрюлей в руках. Он поворачивает голову в мою сторону. Когда видит меня, то его рот сжимается, а челюсть напрягается. - Зачем ты пришёл? Из-за той девушки? - он с грохотом ставит кастрюлю на стол.
- Роберт! - моя мама встаёт и предостерегающе смотрит на отца.
- Ладно, ты же знаешь, что он вернулся не для того, чтобы повидаться с семьёй. Он никогда не ставил свою чёртову семью на первое место, - выпрямленным пальцем указывает на меня.
- Ты им рассказала? - в ужасе я смотрю на Эшли, а она отводит взгляд в сторону. Она никогда не умела хранить секреты. Чёрт возьми!
Эшли подходит к Бини, берёт её на руки и прижимает к себе, возможно, по той же причине, по которой я делал это.
- Я доверял тебе, - шепчу я, находясь на грани гнева. Наверно, я был пьян и одинок в тот момент, когда рассказывал ей всё по телефону, будучи в Калифорнии, но всё же.
- Прости, - говорит она и отступает назад. - Они спрашивали, как у тебя дела, и у меня вырвалось.
Эшли была единственным человеком, которому я доверился за последние два месяца. Она знает про Ши, про то, что мы были вместе в Сан-Франциско, и про то, кто она на самом деле. Проблема в том, что мои родители и старшая сестра Лейн винят меня в смерти Бет. Ни один из членов семьи и даже Эшли не могут поверить в то, что их сладкая малышка Бет могла быть настолько плохим человеком, чтобы угнать машину и убить другого человека, находясь под наркотой.
Чувствуя себя виновным, я соврал им и рассказал, что именно я угнал машину, хотя и не делал этого; что именно я подсадил Бет на наркотики, хотя на самом деле, всё было совершенно иначе. Я сказал, что во всём виноват только я. После аварии мне не хотелось, чтобы память о короткой жизни Бет была омрачена нашими неправильными поступками. Им почему-то было легче поверить в то, что только я был плохим, и меня это сильно ранило. Однако то, что я остался жив, позволяло делать то, чего уже не могла сделать Бет: понести наказание, которое я заслужил, сесть в тюрьму, постараться наладить жизнь и загладить вину за нас обоих. Но я никогда не раскрывал ни им, ни кому-либо другому всю правду; только Ши сейчас знает абсолютную правду, но теперь она ненавидит меня также сильно, как и они.
«Почему ты решил спасти незнакомку вместо своей собственной сестры?» Это был единственный вопрос при каждой встречи. У меня не было ответа. В тот момент моя жизнь была сильно запутана, и я точно не знал, почему всё произошло именно так, однако был уверен, что в тех обстоятельствах сделал всё возможное. Они упрекают меня за это. Ненавидят. А я ненавижу себя за то, что не смог сделать больше, просто за то, что оказался там.
Самое печальное, они ненавидят за это даже Ши.
Если бы у нас с Ши и было будущее, то в нём точно бы не оказалось моей семьи. Они ненавидят её, так как она осталась жива, а Бет - нет, хотя именно мы с Бет были виновниками аварии. Они такие люди, которые не могут понять, что Ши изначально невиновна. Они похожи на придурошных соседей, которые ненавидят вас из-за своего отсталого ума, и ничто не сможет их переубедить. Они неразумны и эгоистичны, и именно поэтому никогда не простят меня.
- Мне не стоило приходить, - мой взгляд блуждает по комнате, переключаясь с одного лица на другое, в поисках того, кто возразит и настоит на том, чтобы я остался. Но такого человека тут не нашлось. Видимо, даже Эшли не станет этим человеком. И даже если она и хотела видеть меня здесь, то была слишком стеснительной, чтобы вступиться за меня, и, возможно, рассердить отца.