– Ты избегала меня? – спросил Грэнби.
– А ты ожидал другого? – ответила она вопросом на вопрос. – У меня были достаточно веские основания, чтобы избегать тебя. Ты злишься, поскольку Ураган принадлежит мне, и ты не можешь купить его ни за какие деньги.
– Ты обманула меня.
– Да, обманула, но я прошу у тебя прощения. Я понимаю, что поступила не очень хорошо, но тогда мне казалось, что я все делаю правильно.
Кэтрин покосилась на окно. За окном сияло солнце, и мелодично пели птицы. Стоял чудесный летний день.
– Лучше бы ты лежал у окна, – пробормотала девушка. – На солнце ты быстрее бы поправился.
Грэнби мысленно усмехнулся. Ему подумалось, что для выздоровления лучше всего помогли бы объятия, но, увы, он не мог себе этого позволить. Все последние дни граф постоянно думал об этой девушке и находил тысячи причин, по которым ему следовало от нее отказаться. Впрочем, это не означало, что он должен был отказываться от мести.
Разумеется, он обдумывал план отмщения, но пока что не пришел к какому-либо окончательному решению. Что ж, если здесь, в Стоунбридже, ему не представится подходящий случай, он вполне может дождаться начала лондонского сезона. Граф был уверен, что непременно встретит там Кэтрин.
Думая об этом, Грэнби постарался не обращать внимания на то, как участился его пульс, когда девушка склонилась над ним. Осмотрев его плечо и руку, она вдруг спросила:
– Почему ты снимал повязку?
– Хотел втереть мазь, – проворчал граф. Он покосился на столик – на нем стоял таз с теплой водой, а в тазу лежала желтая бутылка. – Пек собирался это сделать, но мне пришлось отправить его за сигарами.
– Только сиди спокойно, – предупредила его Кэтрин. – Я сейчас разрежу бинты.
Грэнби молча кивнул.
На нем не было ни рубашки, ни обуви, только штаны и чулки. Кэтрин старалась не замечать, как дьявольски привлекательно он выглядел, но это было невозможно. Опухоль на левой руке уменьшилась, и синяки начали сходить. Изменения к лучшему сделали ее пребывание в комнате еще более опасным. Полуобнаженный, Грэнби представлял собой замечательный образец мужской красоты, а Кэтрин уже поняла, что не может противостоять подобному соблазну. Но с другой стороны, ему требовалась помощь.
Она разрезала бинт чуть ниже тугого узла, а потом осторожно сняла повязку и бросила ее в корзину, стоявшую недалеко от кровати. В ярком свете, льющемся в окно, Кэтрин увидела, что цвет волос на его груди был немного темнее, чем на голове. Девушка посмотрела на два плоских мужских соска, потом перевела взгляд на нижнюю часть живота, твердую и мускулистую. Когда Кэтрин подняла глаза, она увидела ужасные синяки, покрывавшие левое плечо, – их цвет варьировался от ярко-бордового до желто-зеленого.
– Мне так жаль... – проговорила она вполголоса. Граф чуть повел плечом, потом поднял руку и согнул пальцы.
– Я чувствую себя гораздо лучше.
– Мазь должна помочь.
– Тогда давай попробуем, – сказал Грэнби. – Ты могла бы втереть мазь в плечо и в руку. Не будем дожидаться Пека.
Кэтрин замерла в нерешительности. Она снова вспомнила о том, что произошло между ними при последней встрече.
– Так ты поможешь мне? – спросил Грэнби. – Ведь ничего бы не случилось, если бы ты не обманула меня и не заставила участвовать в бессмысленных скачках.
– Не нужно на меня набрасываться. Я и так понимаю, что виновата. И я уже попросила прощения.
– Ох, плечо, – проворчал Грэнби. – Я надеялся, что ты не откажешься мне помочь. Ведь чем раньше я выздоровею, тем быстрее вас покину, верно? А ты, если я не ошибаюсь, очень этого хочешь.
– Да, очень. – В голосе Кэтрин послышались резкие нотки.
– Тогда наши желания совпадают, – сказал Грэнби, поворачиваясь к ней так, чтобы она могла дотянуться до его плеча.
Кэтрин вздохнула и открыла бутылку с мазью. Почему же ее так влекло к этому мужчине? Может быть, потому, что она хотела узнать настоящего Грэнби? Какое-то чувство ей подсказывало: настоящий лорд Грэнби совсем не тот надменный аристократ, которого она встретила на дороге, а язвительность и высокомерие – всего лишь маска.
Кэтрин поднесла бутылку к носу и поморщилась. Травы, добавленные миссис Гибсон, смягчали зловоние, но не могли совсем заглушить его. Снова вздохнув, она вылила небольшое количество снадобья себе на ладонь и проговорила:
– Я постараюсь не сделать тебе больно.
Граф рассмеялся и пробормотал:
– Основная цель этой процедуры – снять боль, то есть активно растирать мышцы, а не ласкать их. Так что не бойся резких движений.
«Ласкать», – мысленно повторила Кэтрин, и ей вдруг снова вспомнились их объятия и поцелуи. Собравшись с духом, она склонилась над графом и принялась втирать мазь в его плечо. Комната тотчас же наполнилась резким и крайне неприятным запахом, но Кэтрин почти не чувствовала этого. Едва лишь она прикоснулась к обнаженному плечу графа, как по телу ее словно прокатилась горячая волна – то же самое она ощущала, когда он сжимал ее в объятиях и их губы сливались в поцелуе.
– Ох, очень приятно, – пробормотал Грэнби и тихо застонал.
Кэтрин продолжала растирать его плечо и старалась не думать о своих ощущениях, старалась не замечать их. Однако у нее ничего не получалось: глядя на обнаженное плечо Грэнби, она чувствовала, что ее с каждым мгновением все больше влечет к этому мужчине, и это влечение граничило с безумием.
В какой-то момент ей вдруг пришло в голову, что такие прикосновения к обнажённому телу возбуждают даже больше, чем поцелуи. «Хорошо, что он сидит ко мне спиной и не видит меня, – подумала Кэтрин. – Было бы ужасно, если бы граф в очередной раз убедился в том, что я не могу устоять против его чар».
Кэтрин решила, что ей следует как можно быстрее закончить массаж и освободиться от чувств, переполнявших ее. Она принялась еще энергичнее втирать мазь в плечо графа, и он снова застонал от удовольствия. Руки девушки дарили ему чудесные ощущения, и боль в плече стихала от ее прикосновений. Однако теперь его стала беспокоить совсем другая боль – в области паха. Здравый смысл твердил ему, что надо попросить Кэтрин уйти, но он молча сидел на кровати, дожидаясь, когда девушка закончит массаж. Наконец она остановилась и шумно выдохнула. Затем смыла с ладоней остатки мази теплой водой.
– Спасибо, – пробормотал Грэнби. – Можно, я попрошу тебя помочь с этими проклятыми бинтами? Мне не нравится чувствовать себя перевязанным как мумия, но это действительно позволяет держать руку без движения.
– Да, конечно. – Кэтрин взяла одной рукой рулон бинтов. – Приложи руку к груди.
Она снова склонилась над графом, но тут он вдруг привлек ее к себе, усадил на кровать и впился поцелуем в ее губы. Кэтрин же не сопротивлялась, возможно, потому, что не ожидала ничего подобного.
Грэнби понимал, что сошел с ума. Ему следовало открыть дверь и выпроводить девчонку вон, а не целовать ее. Однако граф ничего не мог с собой поделать. Он не видел Кэтрин пять дней, но все это время, лежа в одиночестве, постоянно думал о ней. И вот теперь, когда она наконец-то оказалась рядом с ним, он не смог с собой совладать, – очевидно, одиночество лишило его разума.
– Не надо, – пробормотала Кэтрин, когда он, наконец, отстранился и посмотрел ей в глаза. – Это... неправильно.
– Неправильно? – переспросил Грэнби, укладывая девушку на кровать и склоняясь над ней. Он провел большим пальцем по ее нижней губе. – Тогда почему же я опять хочу поцеловать тебя?
– Ты просто хочешь опять отомстить мне, – с дрожью в голосе проговорила Кэтрин. – Ты в ярости из-за того, что не можешь забрать с собой Урагана, когда уедешь.
– Поверь мне, милая, я абсолютно не злюсь на тебя. Тебе не нравятся мои поцелуи? – Он прикоснулся пальцами к вырезу ее платья.
Кэтрин положила руки графу на плечи, намереваясь оттолкнуть его, но она боялась причинить ему боль.
– Пожалуйста, отпусти меня.
Грэнби наклонился, чтобы снова поцеловать ее в губы, но девушка отвернулась. Тогда он принялся осыпать поцелуями ее шею, и Кэтрин невольно застонала – по телу вновь разливалась горячая волна. Запрокинув голову, она бессознательно помогала графу и словно умоляла его продолжать ласки. Теперь она уже ни о чем не думала, лишь наслаждалась чудесными ощущениями.
Когда же Грэнби наконец прервал ласки и отстранился от нее, Кэтрин едва дышала. Он протянул руку, чтобы освободить ее волосы от ленты, и она не противилась. Запустив пальцы в ее локоны, граф пробормотал: