– Так зачем здесь я? – решила, наконец, прервать молчание девушка…
– У меня сегодня, так сказать, приемный день. Поприсутствуешь на встречах и, возможно, соберешь материал для статей. Но предупреждаю, ты едешь наблюдателем. Не вздумай влезать в процесс, Влада. Я покажу тебе правду, которая, может, не очень понравится, поэтому если не готова, лучше поднимись обратно в квартиру, прими ароматную ванную и жди меня…
Она мечтала посмотреть изнутри на жизнь и работу Васеля, хоть и понимала, что явно это всего лишь маленькая толика, то, что ей просто будет дозволено увидеть. Но редактору нужно было срочно отправить какой- то материал, а о чем писать, она пока так и не придумала, хоть и наврала, что во всю работаю над статьей…
– Почему Джерамана? – спросила Влада, когда они въехали в этот с виду очень пестрый и разноформатный район – полуобветшалые постройки переплетались здесь с наспех возведенными из хлама палатками и нормальными, монолитными домами.
– Так получилось, – как – то суховато ответил он.
Они подъехали к одному из таких обычных жилых домов. Девушка немного удивилась – ожидала увидеть нечто иное, вроде офиса или промышленного здания. Однако, как только металлические ворота открылись и их машина въехала внутрь, все стало понятно. Судя по всему, весь этот дом принадлежал Васелю. На паркинге на цокольном этаже – такие тут были популярны – стояли многочисленные машины – броневики, минивэны и даже несколько оборудованных пулеметами прицепов. По территории деловито расхаживали мужчины в военной форме. Они вышли из автомобиля под удивленно – приветственные взгляды солдат. Васеля встречали с пиететом, а на Владу смотрели со смешанным чувством удивления, интереса и голода. Он не мог этого не заметить, нахмурился, но в то же время усмехнулся:
– Мои подопечные никогда не видели тут женщину.
По ее телу пробежала теплая волна. Она была первой, кого он привел сюда…
Они зашли внутрь здания, действительно, жилой дом был переоборудован в офис.
– На первом этаже мой кабинет и комната обеспечения. Так мы ее называем. Там некоторое оружие, самая малость… И кухня, где без перерыва заваривают матте и забивают кальяны. – Он впервые за последние полчаса улыбнулся, отчего и ей стало более спокойно. – Наверху что -то типа казармы, только условия намного лучше. Там спят ребята. Не все, на реабилитации или перед отгулом – те, кто не из Дамаска. Что тебя конкретно интересует в моей работе? – деловито спросил он.
И все же некая холодная отстраненность в его голосе и поведении присутствовала. Связано ли это было с их последним разговором, а может, с этим местом… Разумеется, он должен был быть здесь другим… Жестким, властным, опасным…
Что её интересовало? Он подходил ко всему как -то подчеркнуто – формально. Владе в общем – то было наплевать, где у него казарма, где делают матте и хранят оружие… Очевидно, она не могла про это писать. Ей хотелось просто понимать, что его так сильно печалит иногда, когда он так далеко улетает своими мыслями от нее…
Сухо пожала плечами. Он задержал на ней свой пристальный взгляд, но ничего не сказал…
– Пойдем в кабинет.
Зашли в красивый просторный зал с огромным столом по центру в конце комнаты. Над ней висел сирийский флаг и портреты членов его семьи – отца, деда, нынешнего президента. Кабинет был полностью деревянным, с коричневыми кожаными креслами, диванами и несколькими журнальными столиками. Идеальное место для типичных мужских посиделок, которые так любили сирийцы.
– Ну, как тебе? – спросил он, видя, что девушка осматривается.
– Основательно, – она не знала, что тогда происходило с ней. Это место подавляло ее. Он ее подавлял какими – то своими плохо скрываемыми, но молчаливыми укорами. Этот Васель был настолько чужим, незнакомым ей, отстраненным.
– Лейс, – громко позвал он своего охранника. Тот быстро заглянул через дверь, – принеси мне и анисе (араб. – обращение к незамужней девушке) выпить. – Что будешь? – обратился он к ней на ходу. Влада пожала плечами, дескать, все равно, – два зхурата (араб. – цветочный чай) тогда, – решил он за нее, – и что там, давай, позови Аймана, он говорил, накопились вопросы.
Ее настроение еще больше испортилось. Не хотела его видеть… Он это не мог не заметить.
– Вам надо научиться ладить, Влада. Айман очень близок мне, он неизбежно будет в моей жизни, как и ты…
Через пять минут перед ними стояли два ароматных травяных чая, так популярных в Сирии. Она скромно пристроилась на одном из диванов, попивая свой напиток, тогда как Васель вальяжно расселся в кресле и закурил. Зашел Айман с синей папкой в руках. Увидев Владу, немного осекся, вопросительно посмотрев на Васеля.
– Аниса хочет узнать, что делают настоящие хияли. Давай, покажем ей, что мы не кушаем младенцев и не расчленяем женщин.
Айман даже не улыбнулся, проследовав к столу Васеля, тогда как он сидел с кривой усмешкой, пока его глаза не побежали по строчкам бумаги, подложенной ему помощником.
Нахмурился. Глаза стали непроницаемо жесткими.
– Сколько всего погибло? – спросил он замогильным голосом его.
– Пятнадцать, – ответил тот, опустив голову.
– Пятнадцать?! – взорвался Васель, – то есть пятнадцать солдат просто так погибли от какого – то мышьяка?! Не на поле боя? Не от теракта? Не от вируса? От каких – то конфет!
Влад внимательно наблюдала за этой сценой, ловя каждое его слово. Было совершенно непонятно, о чем разговор…
Васель снова внимательно вчитался в бумагу.
– Вот их имена, – протянул Айман вторую бумагу.
– В основном новенькие, как я вижу, – она не могла не заметить в его голосе ноток облегчения….
– Да, только набранные. Там только Иссам и Захра из старых, но они пока в больнице, может, еще и выживут.
– Я аниса, – громко и манерно обратился к Владе Васель. Зачем он говорил с ней так? Зачем называл так пренебрежительно – формально… – Вот тебе один из примеров того, к чему приводит война, а еще – человеческая подлость и жадность. Можешь написать об этом в одной из своих статеек. Группа молодых наглых хиялей, как ты их называешь, – она бросила на него острый взгляд. Влада не называла их так…Зачем он это говорил… – Решила разграбить магазин со сладостями. Он находился в том районе, который не был окончательно уничтожен и разрушен, но в то же время, то и дело переходил в руки то к одной стороне, то к другой. Его владелец знал, что магазин разграбят, не важно, какая из сторон, когда дело доходит до войны за территорию, мародерствуют все – и солдаты, и повстанцы – поэтому приказал заранее отравить все конфеты. Ему было все равно, кем будут его посетители – оппозиционерами, хиялями, солдатами… – он хотел отомстить за разграбленный товар. Ну вот, первыми на него набрели мои новобранцы…Среди них еще не было особой дисциплины. Только жажда вкусить прелести военного превосходства… От отравления, медленной мучительной смертью умерло 15 человек. Этот ублюдок не нашел лучшего яда, чем мышьяк. Теперь он мертв. Мои люди сегодня с утра его убили. Кто прав? Кто виноват? Ответь мне, детка…
– У каждого своя правда… – подавленно ответила Влада, не в силах смотреть на него.
– Да, но вот только все они мертвы. И он, и солдаты… Это справедливо? Справедливо для их семей, кому они хотели передать эти конфеты?
– Они сожрали их сами, – вырвалось вдруг у Влады. Она сама не поняла, как.
Он горько усмехнулся. Но промолчал.
– Айман, позаботься об их семьях. Все же они были моими бойцами. Хоть и жадными обжорами… Сколько мы даем за шахида (прим. Во время войны каждого убитого в результате военных действий называли шахидом, в переводе с арабского – «мучеником») семье? По миллиону? Давай, каждому по миллиону.
Айман неодобрительно поджал губы.
– Что? – раздраженно отреагировал Васель на его реакцию.
– Пятнадцать миллионов? Это так много. Они ведь не умерли на поле боя.
Васель посмотрел на него убийственным взглядом.
– Пятнадцать миллионов. Если нужно, сними с моего личного счета. Их семьи не виноваты. Кто о них позаботится? Или их женщины должны пойти на панель, чтобы организовать похороны и прокормить детей?
– Там еще кое – что, – перевел тему изрядно расстроенный и напряженный Айман. – Жена Абу Аллюша должна родить на этой неделе.
– Прекрасно. Выдели триста тысяч. И позвони в военный госпиталь. Пусть ее примут по лучшему разряду.
Влада внимательно наблюдала за Васелем. Вырисовывались очертания его деятельности. Он выполнял роль некого патрона, заботящегося о жизнях его вассалов.