Отец Эмили побагровел от гнева.
— Я обращусь в высшие инстанции и потребую аннулировать ваш брак.
— О! — Габби даже рассмеялся от этих слов, еще крепче сжав руку Эмили. — Уверяю вас, брак заключен так крепко, что Эмили сейчас беременна двумя рыжеволосыми мальчишками. У нас начинается новая династия рыжеволосых Хадсонов. Так что ваши внуки тоже будут рыжеволосыми. От всего сердца поздравляю!
— Она ведьма! — вскричала Дора, прижав руку к груди. — Она не посмеет родить детей с таким же гадким цветом волос!
— Мадам! — Габби сделал глубокий вдох, чтобы подавить нарастающую ярость. — Позволю себе напомнить, что вы тоже родили рыжеволосого ребенка. Хоть бы за это я буду вам благодарен. А теперь… — Он перевел испепеляющий взгляд на отца Эмили. — Теперь уходите из нашего дома. Вон отсюда! Не смейте писать моей жене, не пытайтесь чернить ее за ее спиной и не ищите с ней встречи, иначе я сотру вас с лица земли. Я сверну вам шеи, а потом брошу собакам на съедение. Я позабочусь о том, чтобы вся страна презирала вас и никто, ни одна приличная семья не будет знаться с вами. Вам все ясно?
Повисла зловещая тишина. Габби видел, как усиленно родители Эмили усиленно думают над его словами, но их продолжало что-то удерживать от того, чтобы покинуть дом. Однако на этот раз раздался голос другого человека.
— Позвольте представиться. — Джек шагнул вперед и дружелюбно улыбнулся родителям Эмили. — Я — граф Бьюмонт и всячески стану помогать своему шурину в том, что он только что сказал. Как думаешь, Тони, если посчитать всех моих друзей, из них получился половина высшего света?
— Я думаю, — начал было Тони, но Джек быстро прервал его.
— Забыл представить вас. Это герцог Пембертон, хотя, полагаю, что с ним вы должны быть знакомы, ведь он ваш сосед.
Тони сделал шаг вперед и встал рядом с Джеком.
— Джек, думаю, тебе не стоит беспокоиться, потому что вторая часть высшего света знает меня.
Следом за ним шагнул вперед Себастьян.
— А я найду самых голодных и кровожадных собак, — пообещал он с таким мрачным выражением лица, что мать Эмили сделала шаг назад, продолжая прижимать к груди свою руку. — Наш егерь как раз занимается парочкой стаффордширских терьеров и одним одичалым ротвейлером.
Эмили понимала, почему Джек, Тони и Себастьян говорят так. Даже несмотря на всё то, что сделала ее семья семье Себастьяна, он продолжал защищать ее. Как делали это Джек и Тони. Люди, безоговорочно принявшие ее в свою семью. И теперь давали ей понять, что защитят ее, не смотря ни на что. От признательности к ним и боли в сердце слезы выступили у нее на глазах. Она не нашла любви и тепла в собственной семье, а семья Габриеля дарила ее с головокружительной щедростью.
И словно бы слов мужчин было мало, в разговор вступила Тори, встав рядом с мужем и заговорила самым своим радушным голосом:
— Алекс, какие-нибудь травы из твоего сада способны вызвать сильнейшее несварение желудка?
Алекс тоже шагнула вперед.
— Да, — спокойно ответила она, поправив свои круглые очки. — Фенхель, например.
Тори широко улыбнулась родителям Эмили.
— Как непростительно с моей стороны, что я не предложила вам освежающие напитки. Не желаете чаю с фенхелем? Наша Алекс очень хорошо в этом разбирается и только что уверила мне, что такой чай будет вам очень полезен.
Родители Эмили снова не смогли ответить, отступая назад. Но недостаточно быстро.
Настала очередь Кейт выступить вперед, что она и сделала с невероятно напряженным мрачным выражением лица.
— К моему величайшему сожалению я не умею завуалированно выражать свою неприязнь, так что скажу прямо. Эмили — часть нашей семьи и теперь у нее есть те, кто будет по-настоящему защищать ее. И да, я присоединяюсь к словам своего брата: вон отсюда!
Она так громко произнесла последние слова, что родители Эмили вздрогнули и, бормоча себе под нос что-то невнятное, поспешно покинули, вернее, чуть ли не выбежали из гостиной. Затем раздался стук входной двери, а потом все затихло. Кейт медленно повернулась к Габби.
— Почему все самые ужасные сцены должны происходить в этой самой гостиной? — сказала она, покачав головой, и тут же ее обеспокоенный взгляд остановился на почти белой как полотно жене брата. — Эмили…
Но она не договорила, потому что Габби тут же притянул к себе дрожащую жену, сотрясающуюся от рыданий, и крепко обнял ее.
— Оставьте нас! — велел он, уткнувшись в шею Эмили. Только сегодня он по-настоящему понял, через что приходилось проходить Эмили, которая жила с этими… — Успокойся, — прошептало он умоляюще, еще теснее прижимая ее к себе и пытаясь согреть теплом собственного тела. — Все хорошо…
— Габриел, — прошептала она, цепляясь за его плечи так, будто боялась упасть.
— Всё уже позади, — проговорил он, поглаживая ее одеревеневшую спину. — Они ушли, их больше нет…
— Мне так стыдно!.. — начала было она, но Габби вдруг резко поднял голову и яростно взглянул на нее.
— Не смей, слышишь?! Это им должно быть стыдно! — прогремел он в пустой гостиной, ощутив былой гнев. Но попытался ради нее взять себя в руки, чтобы еще больше не пугать ее. Отстранив ее чуть от себя, он взял ее бесконечно дорогое лицо в свои ладони и большими пальцами вытер влажные дорожки. — Они мучили тебя, бросили и отказались, а теперь пытались выставить тебя… — Он сжал челюсть, чтобы сдержаться. — И после всего этого они допускают мысль о том, что я позволю им приблизиться к тебе?
Гнев Габриеля удивительным образом прогнал боль Эмили. Она перестала дрожать, перестала плакать. Подняв уже зажившие руки, она накрыла ими его руки, которыми он обхватил ее лицо. И заглянула в самые серебристые, самые дорогие сердцу глаза человека, который так много значил для нее. Который так много сделал и продолжал делать для нее. Который проявил верность тогда, когда его могли настроить против нее. Но он не поддался. Он бы защитил ее до последнего вздоха. Как сделала бы и она.
— Успокойся, — прошептала она, видя как тяжело он дышит, и как сильно побледнел.
Габби вдруг глубоко вздохнули обессилено привалился к ней своим лбом.
— Мне так жаль, — проговорил он, глядя ей в глаза.
— Жаль? — изумилась Эмили. — Тебе?
— Да, я не хотел портить тебе этот день…
Эмили прижала свои пальцы к его губам.
— Ты прекрасно знаешь, что здесь нет твоей вины.
Габби сокрушительно покачал головой.
— Я даже не думал, что они заявятся сюда… Если я еще раз увижу их!..
— Они мои родители, — хриплым от боли голосом произнесла Эмили, на секунду закрыв глаза. — И останутся ими, как бы сильно ни ненавидели меня.
У Габби болезненно сжалось сердце. После всего произошедшего она еще могла найти в себе силы, чтобы защитить… своих родителей! Откуда в ней было столько добра и милосердия? Он нежно погладил ее по щеке, радуясь хоть бы тому, что здоровый цвет лица возвращается к ней. Он прекрасно понимал, что для нее означали отношения к ней ее родителей.
— Если они когда-нибудь раскаются и захотят попросить у тебя прощения, — сказал он, превозмогая свой гнев, — я не буду им препятствовать и даже приму их в свою семью.
Он вдруг снова увидел, как глаза ее наполняются слезами, и одна капелька стремительно скользит вниз.
— Я говорила, как сильно люблю тебя? — едва слышно прошептала она, проведя пальцем по его губам.
Габби осторожно вытер ее последнюю за сегодняшний день слезинку. С нее было достаточно слез. Она не должна была больше плакать. И чтобы хоть как-то приободрить ее и отвлечь, он лукаво-веселым голосом ответил:
— С тех пор, как мы проснулись сегодня…
— Я люблю тебя!
Эмили убрала руку и тут же прижалась к его губам, умирая от любви к нему. Габби застонал, крепко обнял ее и прижал к себе. Он бы вечно целовал ее, если бы позади не раздался звук открывающейся двери и легкие покашливания дворецкого.
— Граф и графиня Херефорд.
Эмили тут же отпустила мужа и сделала шаг назад, ощущая, как горят щеки. Но едва увидев, как в комнату входит элегантно одетая светловолосая женщина с до боли знакомыми глазами и чертами лица, она подумала, что у нее сейчас остановится сердце.
В глазах гостьи стояли слезы.
— Эмили, — прошептала она, дрожащим голосом.
Эмили не могла поверить своим глазам.