Всю ночь Лена думала о подруге. Настя ей так и не отписалась, хотя сообщение прочла. Пожалуй, нужно будет завтра зайти к ней на работу и прямо спросить, чем она заслужила игнор. Должна же быть какая-то причина! Успокоив себя этой мыслью, она уснула. Ей снова снился Клим. Они целовались на пристани, а потом смотрели, как к ним подплывает огромный белый корабль. И тут ей становится страшно, и она, отпустив руку Клима, убегает прочь.
После этого сна Лена встала в плохом настроении. У нее сложилось впечатление, что она отказалась от чего-то очень хорошего в своей жизни. Зевая, она вышла на кухню и застала там отчима. Тот сидел за столом и уминал яичницу.
– Там есть второй кусок, – с набитым ртом сказал он. – Я сделал на двоих.
– Спасибо. Вы один вернулись или с мамой? – отрезая себе кусок хлеба, спросила Лена.
– Мама улетела в Цюрих, – сообщил отчим. – На конференцию. Она тебе звонила, чтобы сказать, но у тебя был выключен мобильный. Вернется через пару дней.
– Понятно, – зевнула Лена. Последнее время мама то и дело уезжала. С тех пор, как она вышла замуж за отчима, ее жизнь изменилась. Она резко взлетела верх по карьерной лестнице, стала больше ездить, словно брак дал ей возможность родиться заново.
– Сегодня будут оперировать сестру твоего парня, – сказал отчим. – Кстати, почему я больше о нем ничего не слышу?
– Мы расстались.
– Жаль. Мне этот молодой человек очень понравился! И матери твоей тоже, – вздохнул отчим. – Может, помиритесь еще?
– Скорее всего, нет, – сказала Лена, и ей стало тоскливо.
– Ну и зря! Видела бы ты, как он на тебя смотрел! – вздохнув, сказал отчим. – Что, твои подозрения подтвердились?
«Мне кажется, ты будешь очень жалеть, если потеряешь его», – всплыли в памяти Лены слова мамы. Что ж, так и есть, она оказалась в этом права. Но, как бы ни было печально, некоторые вещи изменить невозможно, с ними можно только смириться.
– Увы, – вздохнула Лена и поняла, что отчим – единственный человек, с кем она может об этом поговорить. – Я сказала ему, что между нами все кончено.
– Надо же… – задумчиво протянул отчим. – Я очень наделся, что это всего лишь сплетня. Клим тебе как-то все объяснил?
– Сказал, что он в долгу перед Иветтой, что она обижена на него, – заставила себя проговорить Лена. – Поэтому все так вышло.
– Я общался с ним несколько раз, и он показался мне спокойным и здравомыслящим парнем, – сказал отчим. – А психов я на своем веку повидал немало, мне есть с кем сравнивать. Не думай, я не собираюсь толкать тебя в его объятия, просто делюсь своими наблюдениями.
– Я застряла между двумя состояниями, – всхлипнув, сказала Лена. – Я люблю его, и мне так мерзко, что хочется блевать. Что мне делать?
– Понимаю, – обнимая ее, сказал отчим. – Не знаю, что тебе посоветовать, девочка. Я никогда не был в таких ситуациях…
– Можно ли такое простить?
– Простить можно все что угодно. Вопрос в другом: сможешь ли ты с этим жить, не оглядываясь назад при любом неудобном случае, не напоминая об этом ни себе, ни ему? – глядя ей в глаза, спросил отчим. Лена пожала плечами. Она не знала, хватит ли ей мужества на такое. – Но это самое основное. Как только поймешь это, сразу решишь, что тебе делать.
– Вы оперируете Иветту? – спросила Лена, поняв, что больше не хочет говорить о Климе.
– Нет, Макс, – сказал отчим. – Сделай мне кофе.
– Думаете, справится? – забеспокоилась Лена.
– У него нет выбора. Чем больше операций, тем выше мастерство, – холодно ответил отчим. – Он должен научиться брать себя в руки и работать без эмоций. Но я на всякий случай приехал, чтобы подстраховать его. Мне не понравился его обморок. Обследование ничего критичного не показало, но если такое случится во время операции, это будет печально.
Лена хотела попросить отчима дать Максу отпуск, но тут он собственной персоной вошел на кухню, и она промолчала. Взяла кружку с кофе и пошла завтракать к себе.
Чтобы разложить свои мысли по полочкам, Лена стала вести дневник. Каждое утро она записывала в тетрадь все, о чем она думает, что планирует. Туда даже отправлялись идеи для рисунков. Три страницы исписанные мелким почерком. Заканчивая их писать, она чувствовала себя писателем. Это смешило ее и делало немного счастливее.
После того как ей на левую страницу написал Клим, она задумалась о том, что же она любит на самом деле. Ну, читать, само собой. И даже не совсем читать, а выискивать в тексте образы, которые становятся потом рисунками. Любила рисовать, потому что ей нравилось, что на пустом месте из мыслей рождалась история. Создавать, давать жизнь тому, чего еще не было в реальности. Это была какая-то глупая, детская радость, от которой по коже бежали мурашки и хотелось гримасничать. А еще ей не хотелось никому об этом рассказывать. Каждый раз, садясь рисовать, она закрывала дверь на щеколду. Это было ее тайной, ее убежищем, в которое вход остальным был запрещен.
А еще в ее дневнике бесконечно повторялось имя Клима. Она описывала детали из общения, рисовала его образ на полях. Писала все то, что не сказала ему. Признавалась, как сильно ей его не хватает. Лена заходила на его страницу, смотрела на фото и чувствовала, как растет ее тоска по этому человеку. После последнего разговора он больше не писал и не звонил ей. Так лучше, так правильней. Нужно только найти в себе силы с этим смириться.
Иветта приехала в клинику к девяти. Лена знала, что операция назначена на четыре часа дня. Она взглянула на нее. Девушка была спокойна, расслаблена, словно ей предстояла не операция, а отдых на курорте. Их взгляды встретились, и во взгляде Иветты вспыхнуло презрение. Она окинула Лену брезгливым взглядом. Той показалось, что на нее вылили помои. Она ведь оставила Клима, что Иветте еще надо?
– Он никогда больше не позвонит тебе, не жди, – сказала Иветта, наклонившись к Лене. – Клим только мой.
– Как котеночек или собачка? – подняв на нее глаза, спросила Лена. – Клим в курсе твоих фантазий?
– А ты смешная! – Иветта потрепала Лену по щеке, и та схватила ее за запястье.
– Я не маленький ребенок, чтобы со мной заигрывать, – строго сказала Лена.
– Пожалуюсь на плохое обслуживание, чтобы тебя уволили, – надменно сказала Иветта. Она дернулась, и Лена тут же ее отпустила.
– Давай. Ты очень поможешь мне, – равнодушно сказала Лена. – А то я никак не решусь уйти сама.
Поняв, что ее слова не достигли цели, Иветта решила попробовать другую тактику.
– Для Клима ты была пустым местом.
– Поэтому ты сейчас здесь одна? – не сдалась Лена.
– Доброе утро! – раздался звонкий голос Олечки, ассистентки Серова. – Иветта, пойдемте, я провожу вас в вашу палату. Нужно подготовить вас к операции.
Иветта скорчила недовольную мину и, поджав губы, пошла следом за Олей. Лена с облегчением выдохнула. А потом подумала, что раз Иветта будет находиться в клинике несколько дней, то Клим, скорее всего, придет ее навестить, и, значит, они могут увидеться. Лена запаниковала и быстро окинула себя взглядом – прилично ли она одета? Вроде бы. Провела руками по гладким волосам. Чистые – как чувствовала, вчера помыла.
– У тебя что, нервный тик? – подходя к стойке, ехидно спросил Макс.
– Ну, если сам доктор не может понять, тик это или нет, – ответила Лена, беспомощно разводя руками, – то откуда мне, бедному администратору, это знать?
– Наша песня влетела в топ и заняла там второе место после первой недели на радио! – наклонившись к ней, доверительно сообщил Макс. Заулыбался во весь рот, глаза засияли.
– Поздравляю! – Лена обняла его за шею и чмокнула в щеку.
– Если бы я чуть-чуть подождал, никакой бы позорной игры с Климом не было, – тоскливо вздохнул Макс. – И тебе бы не пришлось спать с ним из-за меня.
Лена хотела сказать ему, что она ни о чем не жалеет, но тут подошла Олечка.
– Макс, у меня тут вопрос по поводу Иветты, – тихо произнесла она и поманила его за собой. Тот послушно пошел за ней, как бычок на веревочке. Лена с трудом сдержала смешок. А потом подумала: а не Олечка ли эта его таинственная любовница? Но тут ей позвонили по поводу записи, и эта мысль вылетела у неё из головы.
В обеденный перерыв Лена пошла в кафе, где они всегда трапезничали с Настей. Подруги там не было. Видимо, она сменила место, чтобы не встречаться с ней. Чем же она ее так расстроила? Они же, вроде, не ссорились. Лена вспомнила их последний разговор. Тогда она сказала ей о том, что целовалась с Димой. Неужели это так сильно повлияло на нее? Что, если она была тайно влюблена в Диму, а тут такое признание? Но она-то этого не знала!