Клим прочитал дневник полностью. Отложил в сторону и, налив себе вина, перечитал еще раз. Внизу хлопнула дверь, и он бросил тетрадь на кровать. Быстро сбежал вниз по лестнице. Наталья как раз вешала на крючок сумку.
– Что с тобой? На тебе лица нет! – встревожено спросила она.
– Это касается Ив. Мам, ты только не волнуйся, ладно? – торопливо проговорил Клим, точно так же, как в тот день, когда рассказывал, что сестру похитили.
– Да говори уже! – в сердцах крикнула Наталья.
– Во время операции Ив впала в кому! – выпалил Клим. Наталья пошатнулась и прежде, чем он успел подхватить ее, без чувств упала на пол.
Смотреть на беспомощную Иветту, лежащую в коме, оказалось выше его сил. Климу было физически больно от этого. Даже если бы его пытала вся святая инквизиция, он бы страдал не так сильно. Его жалость к сестре смешивалась со злостью и тьмой бежала по венам. Ему хотелось трясти ее, кричать, чтобы она открыла глаза и посмотрела на него, но он ничего этого не мог сделать. И он радовался тому, что она молчит и не может ему ответить. А еще он подумал, что если она никогда не очнется, он, наконец, почувствует себя свободным. Ад прекратится, и он сможет дышать полной грудью. Ему стало стыдно от своих мыслей, и он до скрипа стиснул зубы. Даже челюсти свело. Это были страшные, разрушающие его чувства.
Клим нуждался в том, чтобы быть искренним с собой, но его до чертиков смущала эта самая искренность, казавшаяся ему верхом цинизма. Он в каждом движении своей души видел монстра, который заслуживает порицания. Он знал, почему это происходит, но не понимал, как это преодолеть.
И он убедил себя, что единственное, о чем он мечтает, чтобы Иветта очнулась.
– Вечно с этой девчонкой что–то случается, – проводя рукой по светлым волосам Иветты, тихо проговорила мама. Она с любовью смотрела на свою дочь, которая, казалось, просто крепко спит. Ив лежала в отдельной палате с круглосуточной сиделкой. – И зачем ей понадобилась эта операция?
– Чтобы получить наше внимание, – глухо сказал Клим и отвернулся к окну. – Как один из вариантов.
– Ты злишься на нее? – подойдя к нему, спросила мама.
– Немного.
– Я верю, что с ней все будет хорошо, – с уверенностью произнесла мама. – Она моя дочь, а значит, победительница.
Климу стало жаль ее. Какой удар она получит, если Иветта не откроет глаза!
– Мам, я должен тебе кое-что сказать.
– Твоя девушка ждет ребенка? – выкатила радостное предположение мама.
– Нет, и вряд ли это произойдет в ближайшее время, – сказал Клим, пряча руки в карманы. – Я про похищение Иветты.
– По этому поводу еще можно что-то сказать? – пожала плечами мама и обняла его за плечи. Клим напрягся. – По-моему, там все ясно.
– Я соврал, что пытался ее спасти, – собравшись с силами, сказал он. – Я испугался и рванул в сторону.
– И слава Богу! Я бы сошла с ума, если у меня похитили сразу двоих детей, – вздохнув, сказала мама. – К тому же, ты спас ее тем, что запомнил номер машины, и мы быстро вычислили тех, кто был причастен. Если бы ты уехал вместе с ней… Неизвестно, как бы все сложилось.
– Я всю жизнь чувствовал себя предателем, – сказал Клим. Мама взяла его за руку и повернула к себе. Посмотрела ему в глаза и убрала со лба русую прядь.
– Дурачок, – улыбнувшись краешками губ, сказала она. – Тебе надо было раньше со мной этим поделиться, чтобы не было больно так долго.
– Я испугался, понимаешь? Дал слабину в критической для жизни моей сестры ситуации, – с тоской произнес Клим.
– Клим, ты человек, ты не Господь Бог, – строго сказала мама. – И не можешь быть идеальным. Да, нужно стараться быть лучшим, сильным, но ошибки неизбежны. Ты сделал это по злому умыслу?
– Нет, конечно.
– Тогда не ешь себя больше. Ты сделал главное: помог ее найти. – Мама встала на цыпочки и крепко обняла его. – Я люблю тебя. И даже если ты тысячу раз ошибешься, я все равно буду любить тебя.
– И я тебя люблю, – ответил Клим. Ему стало тепло и спокойно. Он посмотрел на Иветту, лицо которой было расслаблено и безмятежно. Часть страхов, связанных с прошлым, осталась позади. – Спасибо, мам!
Дверь в палату открылась, и вошел Серов–старший. Климу показалось, что за эту неделю он сильно постарел. Мама напряглась и отошла в глубь палаты. Она всегда нервничала, когда видела Серова.
– Если ты пришел сказать, что новостей нет и все, как и вчера, то можешь уходить! – решительно сказала она, скрестив руки на груди.
– Ухудшения нет, – кладя руки в карманы халата, сказал Серов и посмотрел на него. – Это главное.
– Сколько она еще пробудет в таком состоянии?
– Неизвестно. Все зависит от ее организма.
– Да, ты это уж говорил, – опуская голову, печально проговорила мама.
– Мы делаем все, что в наших силах, чтобы вытащить ее. Но далеко не все в наших руках, – сказал Серов.
– Еще бы не делал! Под суд же не хочется идти! – зло сказала мама, и на её щеках выступили красные пятна. – Если Иветта не очнется, я сделаю все, чтобы эта клиника и ты вместе с ней исчезли с лица города! И ты знаешь, что я могу это сделать!
– Надеюсь, тебе от этого станет легче, – ссутулившись, ответил Серов. Еще раз посмотрел на Клима и вышел.
– Не он оперировал Иветту, – тихо сказал Клим.
– Но он виноват в том, что позволил работать в своей клинике идиотам! – вспылила мама и бросила взгляд на дочь. – Ей всего двадцать четыре! Что, если она пролежит так, пока сердце не остановится?
– Десять минут назад ты верила в то, что твоя дочь победительница, – напомнил Клим.
– Мне сносит крышу, когда я вижу этого человека, – призналась мама и села на стул. Отпила несколько глотков воды, из стакана, что стоявшего на прикроватной тумбочке.
– Чем он так выделяется на фоне других людей? – опускаясь перед ней на корточки, спросил Клим. – Что в нем особенного?
– Он твой отец.
– Что? – не поверил своим ушам Клим.
– Я не хотела тебе об этом говорить, но потом подумала, что ты должен знать правду, – виновато сказала мама. – В конце концов, наши с ними отношения тебя не касаются, ты вправе выстраивать с ним свои.
– Он знает, что я его сын? – ошарашенно произнес Клим.
– Нет, я ему не говорила о том, что беременна. Но он мог догадаться, я заметила, как он смотрел на тебя. Чувствует, наверное.
От мысли, что Макс его брат, Климу почему-то стало смешно. Странные у него все-таки родственники! Или это он с приветом, раз ему так кажется?
– И когда ты ему скажешь?
– Как соберусь с мужеством, – ответила мама. – Может быть, через пару недель. Я сообщу тебе об этом красиво и торжественно.
– С салютом и автоматной очередью, – улыбнулся Клим.
– Моя молодость пришлась на девяностые, ты ждешь от меня Своровски и глитер? – вскинув брови, проворчала мама. – Но напьемся мы поэтому случаю совершено точно.
Клим поцеловал мать в лоб и, взглянув еще раз на сестру, вышел из палаты.
Когда Лена позвонила ему и сказала, что Иветта пришла в себя, Клим увольнялся из клиники. Его отпустили очень неохотно, предлагали лучшие варианты, но он был настроен твердо. Консультации больше не интересовали его. Он не хотел больше работать психологом.
– Она в порядке? – тревожно спросил он Лену, боясь озвучить то, что на самом деле думал: в своем ли уме Ив после комы?
– С ее крышей все нормально. – Лена поняла его мысль с полуслова. – По крайней мере, на бытовом уровне. Психолог у нас ты, приедешь – сам разберешься.
– Именно психолог, а не психиатр, – поморщился Клим. Он ненавидел, когда люди путали эти две профессии.
– Как скажешь, – равнодушно ответила Лена. Клим вспомнил, как она дрожала в его объятиях, и ему до боли захотелось увидеть ее – хотя бы издали, как она стоит за стойкой администратора и говорит с кем-то по телефону.
Прошлая ночь была ошибкой. Он должен был просто довезти ее до дома и уйти. Но нет, ему не удалось справиться со своим желанием. Он выпустил всех своих демонов и не стал себя сдерживать. Ему нравилась жесткость в сексе: так он чувствовал себя свободным, значимым в личных отношениях. Но с Леной это не принесло ему никакой радости. Ему не хотелось причинять ей боль. С ней вообще все было не так, как с другими. Его до сих пор не опускало чувство вины, когда он вспоминал ее запястья в синяках и ссадинах. И он сожалел, что их последний раз вышел таким.
В тот вечер, когда Лена написала ему с предложением встретиться, он был счастлив. Сердце подсказывало ему, что у них все-таки есть шанс! Но радость длилась ровно до того момента, как ему позвонил Яков.