— Да это уже давно ни для кого не тайна. Герцог не получил от церкви разрешения на брак. Они ведь близкие родственники, а в таких случаях требуется специальное разрешение.
Герцог? Кейт была ошеломлена. Неужели они говорят о ее отце?
— А не знаешь, почему так вышло?
— Тетушка Люси сказала, что это специально сделали на тот случай, если супруга вдруг не родит ему наследника. Тогда герцог сможет отказаться от нее и жениться снова.
— Но Анна принесла ему в приданое столько земель! Небось все придется отдавать обратно в случае развода?
— Знатные лорды вроде Глостера не так-то легко расстаются с тем, что попало им в руки. Уж поверь мне, он в случае чего найдет способ сохранить приданое. Отправит жену силком в монастырь или запрет где-нибудь, как сделал это с ее матерью.
— Что? — чуть не взвизгнула Томазина. — Ты кого это имеешь в виду?
— Старую герцогиню Уорик. Моя тетка говорит, что наш хозяин захватил все ее земли, выманил старуху из убежища в Бьюли, а потом привез сюда и запер в башне. После чего раздобыл какой-то документ, объявляющий ее умершей, чтобы сохранить за собой все земли.
Кейт была в бешенстве. Да как они смеют говорить такое о ее отце?! Девочка вскочила с кровати и с удовлетворением заметила в свете свечи, как лица дерзких служанок исказила гримаса ужаса.
— Если я расскажу про все, что здесь услышала, вас выпорют. А то и накажут еще похуже! — сказала она ледяным голосом. — Запомните: мой отец любит свою жену. Я это прекрасно знаю и не желаю, чтобы тут болтали всякие глупости! А мою бабушку никто не запирал — она повредилась умом, и за ней присматривает служанка. Бабушка, между прочим, иногда выходит погулять. Так что, прежде чем распространять глупые слухи, потрудитесь узнать, как все обстоит на самом деле! А теперь, может быть, вы позволите мне поспать? — С этими словами она улеглась, повернувшись к ним спиной.
Да, ее отец любил жену. Конечно, любил. Она была не права, когда сомневалась в этом. А все эти разговоры о церковном разрешении — сплошные глупости, потому что герцогиня родила Ричарду Глостеру наследника, а если бы даже и не родила, ему наверняка и в голову бы никогда не пришло отделаться от нее.
Но Кейт не давал покоя вопрос: вся ли правда ей известна? Никто не знает всех тайн, существующих между мужем и женой, а Кейт уже давно перестала быть той наивной девочкой, какой была когда-то. Она знала, что ее отец не всегда хранил верность супруге, и Джон — живое тому свидетельство. У Ричарда Глостера имелась еще какая-то темная тайна: Кейт помнила туманные намеки на некую Изабель Берг, которая два года провела в доме в роли кормилицы Джона, а теперь жила где-то в Нерсборо. Неужели она была родной матерью Джона? Кейт никогда в это не верила. Изабель вела себя вполне пристойно, как и другие слуги, и девочка ни разу не видела, чтобы та подняла глаза на герцога или проявила к нему какой-либо интерес. Трудно было представить, что она принадлежит к той категории женщин, которые способны разбудить в мужчине похоть, — напротив, насколько помнила Кейт, Изабель выглядела весьма невзрачно.
Но она слышала, что у Изабель Берг есть сестра, Алис, которая прежде служила горничной при герцогине Анне, но потом вдруг оставила дом. Позднее, когда у герцогини Кларенс родился сын, ее взяли в кормилицы. С годами Кейт стала замечать, что голоса слуг становятся тише и приглушеннее, когда упоминается имя Алис Берг; до Кейт доносились лишь перешептывания, которые быстро, но все-таки с некоторым запозданием смолкали при ее появлении, — разговоры шли о том, что герцог назначил этой женщине содержание. И тогда Кейт вспомнила, что Алис Берг оставила службу у герцогини за несколько месяцев до рождения Джона. Может, именно Алис была его родной матерью? Это многое объяснило бы.
Если так, рассуждала Кейт, то Джон был плодом мимолетной страсти ее отца. Если бы речь шла о чем-то большем, то взаимоотношения между герцогом и герцогиней вряд ли смогли бы восстановиться и прийти к нынешнему состоянию, когда супруги, кажется, вполне удовлетворены друг другом. Кейт сама не раз видела, как ее отец сжимает руку Анны и страстно смотрит жене в глаза, когда та, прощаясь, стоит у его стремени во дворе Миддлхемского замка.
Нет, их брак был удачным, а мимолетное увлечение герцога мало что значило. Он был грешником, как и все остальные, и никто не имел права бросить в него камень. Его супружеская неверность не изменила отношения к нему Кейт. Ричард Глостер был ее отцом, и она любила и почитала его всем сердцем.
Что касается бабушки, этой несчастной слабоумной старухи, которая жила в юго-восточной башне и редко выходила оттуда, то герцог предоставил ей убежище. Старуха не могла управлять своими имениями, говорил он, а потому ему пришлось взять эту заботу на себя. К тому же было очевидно, что отец не жалеет денег на старую графиню, — она размещалась со всеми удобствами, имела слугу и средства на свои маленькие удовольствия, а иногда Кейт и мальчики навещали ее. Но долго они в башне не задерживались, потому что бабушка частенько забывала, кто она такая и где находится, или же начинала разглагольствовать и бранить их отца, который стал для нее надежной опорой в старости.
— Бедняжка теряет разум, — печально проговорил герцог, когда они рассказали ему об одном особенно злобном приступе, случившемся с бабушкой. — Не обращайте внимания. Она воображает, что весь мир, и я в особенности, ополчился на нее. Увы, жизнь ей выпала тяжелая: думаете, легко оказаться низведенной до такого жалкого состояния, если ты прежде была женой великого Уорика? Так стоит ли удивляться, что она лишилась разума?
«И стоит ли удивляться, — спрашивала себя Кейт, — что глупые девицы сочиняют глупые истории о старухе, запертой в башне?»
Отрывочные новости, время от времени достигавшие Миддлхема, были малоутешительными.
Герцог писал, что в Лондоне Вудвили пытаются собрать силы для борьбы с мощной оппозицией в лице лорда Гастингса и других влиятельных баронов, а также с простолюдинами, которые всегда ненавидели королеву, считая ее саму и ее родню выскочками.
«Милорд Гастингс предложил Совету утвердить правителем меня», — сообщал им герцог.
— И совершенно правильно сделал, — прокомментировала герцогиня, отрываясь от письма, — потому что король Эдуард на смертном одре сказал, что управление государством до совершеннолетия короля возлагает на своего брата.
— А когда король достигнет совершеннолетия? — спросила Кейт.
— Когда ему исполнится четырнадцать или пятнадцать лет. Королей часто провозглашают совершеннолетними гораздо раньше простых смертных. Времени осталось не так уж много, но достаточно, чтобы твой отец изменил нынешнее положение вещей и пресек пагубное влияние на короля со стороны его родственников по материнской линии. Боюсь, сейчас король, увы, полностью в их власти.
— Значит, он, возможно, ненавидит моего отца, — заметила Кейт.
— Очень проницательное наблюдение. — Герцогиня улыбнулась, но глаза ее при этом оставались серьезными. — Именно этого больше всего и опасается милорд. Сама понимаешь, мальчика просто необходимо вырвать из их рук.
Кейт преисполнилась сочувствия к своему кузену — пусть он король, пусть он враждебно настроен по отношению к ее отцу, но ведь, с другой стороны, он всего лишь двенадцатилетний мальчик, которому предстоит лишиться матери и родственников, воспитавших его.
— Но удастся ли отцу стать регентом? Это уже решено? — Она взволнованно перебирала расшитую материю платья.
— Когда герцог писал письмо, дискуссия об этом еще продолжалась и, боюсь, не закончилась и по сей день. — Анна вздохнула, приникла усталой головой к спинке кресла и попыталась улыбнуться. — А ну-ка оставь в покое платье, Кейт. Не хватало еще его разорвать!
Следующая новость оказалась более радостной. Ричард Глостер заверял родных, что теперь у него немало сторонников, причем каждый день число их увеличивается. Однако Вудвили по-прежнему претендуют на власть и отказываются признать его регентом.
— Но почему? — недоумевал Джон.
Анна ласково положила руку на курчавую голову пасынка:
— Вудвили знают, что он считает их выскочками и хочет отобрать у них короля. А без короля эти люди — ничто.
Потом события стали развиваться более драматически. Глостер встретился в Нортгемптоне с герцогом Бекингемом, и они вместе поехали на юг, а с ними — их объединенное войско. Тем временем юный король в сопровождении своего дяди, графа Риверса, и единоутробного брата, сэра Ричарда Грея, направился в Лондон, где должна была произойти его коронация.