Пока я так стояла в нерешительности, раздался звук поворачиваемого в замке ключа.

Вернулся Сноуд, а я даже не начала мастерить веревку. В панике я оглядела голубятню, нужно было срочно спрятаться и спрятать одежду.

Едва отдавая себе отчет в своих действиях, я сбросила одежду вниз и побежала к противоположной стене, ища, где бы укрыться.

Лучшее, что мне пришло в голову в этой спешке, было скрыться за гнездами, прижавшись плотно к стене между карнизом и шестом в самом дальнем конце голубятни. Там меня, по крайней мере, не сразу заметят. Сноуд и Фарфилд пришли вместе.

– До утра он пробудет там, и не будет мешаться под ногами, – говорил Фарфилд, входя. Видимо, снова относилась к Банни, который был ему поручен. Я заключила, что на какое-то время Банни выведен из рабочего состояния, хотя было не совсем ясно, имеется в виду живой Банни или его труп.

Они остановились у шеста, совсем близко от меня. Если бы они прислушались, то услышали бы мое дыхание и биение сердца, так как стояла полная тишина, даже голуби не издавали ни звука. Вдруг Фарфилд закричал:

– Она сбежала!

– Это невозможно. Осмотрите все вокруг.

Кровь застыла у меня в жилах. И как это я совершила такую оплошность, оставила на столе пистолет?! Должно же быть что-то, что можно использовать как оружие. Сноуд подбежал к дереву и распахнул дверцы шкафа. Голуби связали этот звук с кормежкой и забеспокоились. Сноуд, не обнаружив меня в шкафу, снова подбежал к веревкам, которыми я была привязана к столбу.

Если бы он был менее сосредоточен, он бы заметил меня. Мое белое нижнее белье и незагорелая кожа отчетливо выделялись в темноте на фоне голубиных гнезд. Спасение пришло от Фарфилда.

– О, Господи! – воскликнул он в ужасе. – Мы убили ее. Она прыгнула вниз.

Он, вероятно, разглядел мою одежду под балконом. В тумане трудно было разобрать, есть там тело или нет. Сноуд стоял, как громом пораженный. Такое выражение ужаса, должно быть, было у жены Лота, когда муж на ее глазах превратился в соляной столб. Он стоял неподвижно с открытым ртом, не произнося ни звука.

– Посмотрите вниз, – возбужденно кричал Фарфилд. Она не двигается. От такого падения она не оправится. Сноуд кинулся к карнизу. Звук, похожий на страшное рыдание, вырвался из его труди.

– Я убил ее, – повторял он, словно в бреду. – О, Господи, я убил ее. Что теперь делать? Давайте спустимся и посмотрим, что с ней. Может, она еще жива. Но позвоночник сломан, никаких сомнений.

– Бегите за доктором, Джон.

– Цезарь может прилететь в любую минуту.

– К черту Цезаря, бегите за доктором, вам говорят. Раздался звук быстро удалявшихся шагов, но я не сразу покинула убежище. Какое-то время я еще стояла, сросшись со стеной. Из памяти не уходило выражение его лица, когда он поверил, что я мертва.

Никогда не забуду этого выражения. Такое отчаяние может овладеть человеком только, когда он теряет того, кого глубоко любит.

Глава шестнадцатая

Наконец, я решила оторваться от стены и убежать, но не успела добраться до двери, как услышала трепет крыльев и увидела голубя, вьющегося у решетки в ожидании, когда ему откроют дверцу. Подойдя ближе, я узнала головку с колпачком. Это был Цезарь.

Я открыла доступ, и он влетел с победоносным воркованием; сразу уселся на любимой ветке на дереве, я подошла поздравить его с возвращением. К лапке была прикреплена маленькая капсула. Я попыталась снять его, он не протестовал. Тут я столкнулась с еще одной проблемой: капсула была привязана тонкой проволокой, я попробовала открутить ее, но от волнения и без света не смогла справиться. Времени на размышление не было.

Скоро моя хитрость будет разгадана, и они вернутся. Не найдя лучшего выхода, я схватила Цезаря под мышку и пустилась бежать. Голубю это не понравилось, вероятно, он привык получить награду по возвращении с боевого задания. Мне же приходилось зажимать ему клюв, чтобы он не делал шума, и держать его крылья, чтобы он не вырвался. В этом поединке он потерял несколько перьев, но времени подбирать их не было. Моя жизнь все еще подвергалась опасности. Страх часто переходит в безудержный гнев, когда человек обнаруживает, что боялся напрасно.

Мама, например, давала мне оплеуху однажды, когда я вдруг появилась после долго отсутствия. Она была уверена, что меня украли цыгане и теперь вымещала на мне свой страх и гнев, хотя я понимала, что она не перестала меня любить. Теперь я боялась гнева Сноуда, когда он обнаружит мою одежду и поймет, что я его перехитрила. Цезаря я принесла и запихнула в верхний ящик комода, решив снять донесение позднее. Ящик закрыла, оставив небольшую щель, чтобы он не задохнулся.

Следующей задачей было спрятаться подальше, желательно вне дома, чтобы Сноуд не смог меня найти. Сначала нужно было отыскать и вызволить Банни, если он был еще жив, затем бежать в полицию сообщить о случившемся. Впопыхах я схватила то, что попалось под руку из одежды. Это сказалась голубая дорожная мантилья. Накинув ее, я побежала вниз и выбежала через парадную дверь, выходившую на дорогу – она более других удалена от того места, куда была сброшена одежда. Уже выйдя из дома, я вспомнила, что не надела ни чулок, ни туфель. Так полураздетая я стояла в темноте и гадала, где может быть Банни. Он дежурил в ожидании Цезаря с южной стороны.

Какое счастье, что сообщение попало в мои руки! Судьба мне явно покровительствовала, я могла бы не оказаться одна на голубятне.

Теперь мною снова овладел страх – нужно было пройти на южную сторону и искать Банни там. Южный фасад Грейсфилда был усажен тисовыми деревьями, им было много лет, время деформировало и изуродовало их, но в их разросшихся ветвях можно было найти укрытие. Я старалась крадучись двигаться под их прикрытием. Острые камни и древесные иглы больно царапали ноги. Фарфилд и Сноуд еще не ушли. Сноуд держал мою одежду.

Если он и испытал гнев в первую минуту, то теперь этого не было видно. Очевидно, он обдумывал план отмщения.

– Где, черт побери, она может быть? – допрашивал он Фарфилда.

– Где-нибудь в доме. Переверну все, но найду ее! А когда найду…!

– Она не знает, что Депью убрали, могла пойти к нему в гостиницу, – предположил Фарфилд.

– Туда ходил Смайт, Кассиди следил за ним. Они знают, что Депью там нет. Какая наглость! Использовать моих слуг против меня!

– Думаю, нам лучше сообщить в Уайт-Холл, – сказал Фарфилд.

Уайт-Холл! Это говорило о том, что они работают на законное английское правительство. Я напрягла слух, чтобы не пропустить ответ Сноуда.

– Сегодня получил записку от Каселри. Он проводит несколько дней дома. Его поместье, Крейс Фут, недалеко отсюда. Не могли бы вы туда съездить, Джон? Вы знаете, где это?

– Я там бывал неоднократно.

Виконт Каселри был одним из наиболее уважаемых людей в правительстве, министр иностранных дел, не называя других почетных званий. Так, вот кому подчинялся Сноуд и кто давал ему поручения! Но нет, я не могла поверить, что Депью меня обманул. Он носил регалии Королевской Гвардии!

Он был в курсе важнейших событий. Если бы он был предателем, он не осмелился бы показаться в месте, контролируемом правительственными агентами. А, может быть, он все-таки был предателем? Поэтому и настаивал, чтобы его называли вымышленным именем и прятался, чтобы его не видели? Или это одна ловушка Сноуда? Он мог все подстроить, чтобы сбить меня с толку, на случай, если я подслушаю.

– Что вы собираетесь предпринять? – спросил Фарфилд.

– Кто-то должен остаться на голубятне. Цезарь уже опаздывает. Нельзя, чтобы это сообщение попало в чужие руки.

– Кассиди может его встретить.

– Он слишком молод и неопытен, слишком большой риск. В Испании у меня родной брат, Вилли, – устало произнес Сноуд.

– Может быть я эгоист, но меня это волнует больше всего остального.

Названное им имя показалось мне знакомым. Кто это еще говорил о брате Вилли в Испании?

– Вы уверены, что Смайт крепко связан и тоже не сбежит?

– Он не сможет развязать веревки, – ответил Фарфилд.

– Это же мы думали в случае с Хедер, – сказал Сноуд мрачно.

– Как ей удалось освободиться?

– Забудьте о ней, Кервуд. Она теперь в безопасности. Во всем виноват Депью. Это не первая леди, которую он обвел вокруг пальца. Она не понимает, что происходит. Даже не представляет, что помогает Наполеону. Депью одурачил ее. Надо было с самого начала сказать ей правду.