Лукан вскинул брови:
— И ты нашел ответ?
— Нет, но он натолкнул меня на некоторые мысли. Как Дейрдре узнала о нас? Как она выяснила, что мы именно те, в ком живет дух?
Лукан крепко зажмурился и чертыхнулся.
— Мы тщательно прятались от всего мира, но тем самым, полагаю, сами упустили возможность узнать что-либо.
Фэллон фыркнул, идя, пошатываясь, от стола к очагу с бутылкой в руке.
— Это чушь собачья, что тебе прекрасно известно. Дейрдре знает все это, потому что прибегает к черной магии.
— Если бы это было так, — возразил Лукан, — то она бы уже опять заточила нас.
Куин переступил с ноги на ногу.
— Не думаю, что Дейрдру привела к Каре магия, хотя, уверен, без колдовства тут не обошлось.
— Это бессмысленно, — сказала Кара и снова взялась за шитье.
Лукан вынужден был с ней согласиться.
— Объясни, Куин.
— Мы все знаем, что Дейрдре могущественна, но насколько? А что, если ее магия имеет определенные пределы? Как сказал Фэллон, если бы могущество Дейрдры было безгранично, то она уже давно поймала бы нас снова.
Фэллон прищурился:
— Хочешь сказать, что она не всесильна, как пыталась нас уверить?
— Именно.
Лукан покачал головой:
— Я своими глазами видел могущество Дейрдры. Даже с сидящими в нас духами нам не одолеть ее. Думаю, никто из вас не забыл ее демонстрацию силы, когда она захватила нас.
Последовало короткое молчание, и Лукан понял, что братья оживляют в памяти те минуты, когда Дейрдре призвала черную магию и абсолютную силу, которая окружала ее. За три сотни лет эта ее сила только возросла.
— А может, она не могла найти Кару до сих пор, потому что что-то изменилось? — высказал предположение Куин.
Лукан отложил меч и скрестил руки на груди. Когда Куин заговорил, он поневоле задался вопросом, не прав ли младший брат.
— Кара, в последнее время не случалось чего-нибудь необычного или важного?
Она вскинула темную бровь, но не подняла глаз от шитья.
— Нет, если не считать важным мой обет Господу.
Лукан разинул рот.
— Ты собиралась стать монашкой?
— Да, — ответила она и еще ниже склонилась над тканью у нее в руках.
Ни каких-либо объяснений, ни причин. Она же красивая девушка, которую, без сомнения, вожделеют мужчины.
— Почему?
Она выдохнула и подняла на него взгляд.
— Потому что мои родители были убиты. Потому что единственным местом, где я чувствовала себя в безопасности по ночам, был монастырь. Я не Макклур. Я не принадлежу к их клану. А мне необходимо быть частью чего-то. В одиночку мне не выжить.
Голос ее под конец сорвался, и Лукану ужасно захотелось подойти к ней, обнять и взять на себя все ее тревоги.
Он почувствовал, что ему трудно дышать. В ее ореховых глазах таилось столько сожаления, тревоги и решимости, что ему захотелось быть тем мужчиной, который изменит ее жизнь. Ему важно было, чтобы она обращалась к нему со всеми своими бедами и нуждами. А еще — чтобы она возжелала его с той же первобытной страстью, что пылала в его крови.
Он заставил себя оторвать от нее взгляд, пока не совершил какой-нибудь глупости вроде того, чтобы вновь заключить ее в объятия. Его потребность в ней была такой неистовой, такой пьянящей, что пришлось изо всей силы стиснуть подлокотники стула, чтобы не потянуться к ней.
Наткнувшись на пристальный, проницательный взгляд Фэллона, Лукан понял, что ему не удалось сохранить свое желание в тайне. Он был совершенно уверен, что Фэллон был свидетелем их поцелуя этим утром.
Лукан мог себе представить, что скажет ему теперь старший брат. Фэллон напомнит, что Каре нет места в их жизни. И будет прав.
Фэллон скажет, что Кара смертная, а они бессмертные. И опять ему нечего будет возразить.
Фэллон предостережет, что если Лукан когда-либо потеряет контроль над своим духом, то вполне может убить Кару. И снова верно.
Но несмотря на все эти аргументы, Лукан не мог справиться со своей страстью. Рядом с Карой он — умирающий от голода, а она — целое пиршество.
— Всем нам необходимо быть частью чего-то, — сказал Фэллон, нарушая затянувшееся молчание. — Просто мы все удивлены, что такая красивая девушка могла выбрать жизнь монашки.
Лукан прикусил язык, чтобы не наброситься на брата за то, что назвал Кару красивой. Она необыкновенная красавица, это верно, но то, что Фэллон это заметил — и высказал вслух, — говорило Лукану, что его старший брат, возможно, сам снедаем той же страстью, что терзает и его.
А он ни за что на свете не будет делить Кару ни с кем, даже с братом.
Фэллон закатил глаза, словно прочел мысли Лукана. «Успокойся, брат», — проговорил он одними губами.
Лукан взглянул на Кару, но она уже снова уткнулась в свое шитье. Куин стоял, опершись плечом о стену у очага, и с каждой секундой его лицо все больше искажалось гневом.
— Должна же существовать какая-то причина! — рявкнул он Каре. — Не сиди тут с таким видом, будто тебе нет дела до того, что сам сатана в женском обличье охотится за тобой!
Лукан поднялся и встал между Куином и Карой. Ногти его вытянулись в когти, глаза почернели. Они уже давно не дрались, но Лукан не собирался позволить Куину сорвать свою злость на Каре.
Мягкая рука коснулась его плеча.
— Все в порядке, — проговорила Кара. — Куин прав.
Лукан зыркнул на Куина, и в его взгляде читалось:
«Только посмей тронуть ее хоть пальцем».
— Что, прошлая ночь заставила тебя вспомнить, каково это — выпускать духа на волю? — поддел Куин Лукана. — Если ты ищешь драки, я к твоим услугам.
Фэллон стукнул ладонью по камням.
— Хватит! — рявкнул он. — Куин, обуздай свой гнев. А ты, Лукан, держи себя в руках.
Лукан знал, что брат искренне хотел мира в семействе. Благодарный Фэллону за то, что он не выдал Каре, как сильно она волнует Лукана, он коротко кивнул.
Когда Лукан развернулся, Кара стояла перед ним.
— В последнее время ничего не случилось? Вспомни-ка.
— Мне исполнилось восемнадцать. — Она помолчала и облизнула губы. — Но думаю, это может быть весеннее равноденствие.
Лукан вздрогнул. Он взглянул на Фэллона, потом на Куина и увидел, что братья потрясены не меньше его. Неужели их длительное добровольное заточение в крепости, их отказ жить среди людей и от всего, что с этим связано, стерли у них из памяти тот факт, что их клан был убит в день весеннего равноденствия?
— Что такое? — нахмурилась Кара. — Почему вы все трое побледнели?
Лукан опустился на стул.
— Потому что в день весеннего равноденствия наш клан был убит.
— Жестоко и безжалостно, — добавил Куин.
Фэллон потер ладонью лицо.
— Как мы могли забыть?
— Не думаю, что это простое совпадение, — высказался Лукан. — Должно быть, Дейрдре использует равноденствие для усиления своей черной магии. Каким-то образом оно приводит ее к людям, которых она ищет.
Куин оттолкнулся от стены и заходил взад-вперед.
— Дьявольщина. Это плохо.
— А чем она располагает? — спросила Кара. — Вы говорили, что прошедшей ночью здесь было еще два Воителя. У нее есть еще?
Лукан пожал плечами:
— Я припоминаю, она говорила нам, что мы были первые.
— Не забывай, что прошло триста лет, — заметил Фэллон. — Можно только догадываться, какое количество подданных она собрала.
Куин насмешливо фыркнул.
— И они будут нападать на нас.
Кара встряхнула платье, которое перешивала.
— Наверняка кто-то из них отказался ей служить, как это сделали вы.
— Возможно, — согласился Лукан. — Но одному Богу известно, где нам их искать.
— А есть ли какие-нибудь другие семьи, где живут урожденные Воители?
— Трудно сказать, — ответил Фэллон. — Мы ничего о них не знаем. Дейрдре как раз занималась их поисками. Надеялась, что мы сможем назвать ей несколько имен, но, разумеется, мы не могли. Мы ничего не знали.
Куин зашагал к выходу из большого зала.
— Пойду проверю крепость, — крикнул он, дойдя до двери.
— Очень сомневаюсь, что они нападут сегодня, — предположил Лукан. — Подозреваю, Дейрдре понадобится день-два, чтобы собрать силы и уж тогда обрушиться на нас. Ей нужна Кара, но она попытается захватить и нас.