— Я не верю тебе, — сказал Билл.
Карен засмеялась.
— Я докажу это, — сказала она. — Любая женщина, готовясь к роману, обязательно побрила бы ноги.
Она вытянула ногу, слегка коснувшись лодыжкой его ноги. Он наклонился и схватил ее за лодыжку. Она покраснела, но постаралась прикрыть смущение смешком.
— Видишь — щетина. Я доказала.
Билл переменил тему разговора и отпустил лодыжку. Как ни в чем не бывало он начал обсуждать их деловые планы. Обиделся ли он? Она не знала. Они кончили завтрак и приступили к ожидающим их делам.
Им предстоял напряженный деловой день. Билл собирался показать ей несколько фабрик, которые уже использовала компания Norm Со, а также две другие, на которых они могли стать основными покупателями производственного времени. Карен чувствовала угрызения совести, потому что какая-то часть ее хотела бы провести время, нежась в шезлонге на берегу роскошного пруда, но она была дочерью Арнольда и не могла пренебрегать своими обязанностями. Поэтому она поспешила усесться в еще один белый мерседес, и они провели утро, посетив пять различных мест. Где бы они ни появлялись, Билла встречали с более чем повышенным почтением. Карен казалось, что его принимали с естественной восточной угодливостью, испытывая при этом почти религиозное удовольствие от ритуала почитания. Она сообщила о своих впечатлениях Биллу.
— Ты права, — сказал он. — Я думаю, что это что-то буддийское, связанное с учением о перевоплощении. Если ты достиг высокого положения, то это благодаря твоей карме. Ты пожинаешь плоды хорошо прожитых прошлых жизней.
— Вроде божественного права королей? — спросила Карен.
Билл кивнул.
Ей определенно понравились таитяне. Это были приятные на вид и трудолюбивые люди, которые казались ей очень внимательными и обходительными. Фабрики выглядели чисто, освещение рабочих мест было хорошим. Среди работников не было детей, хотя некоторые из таитяночек выглядели моложе своего возраста. Было очевидно, что по крайней мере на этих фабриках не практиковалась рабская потогонная система труда. Карен предоставили переводчика, и она смогла задать работницам несколько интересующих ее вопросов. Но и без них было ясно, что организация производства была удовлетворительной.
Карен почувствовала облегчение и даже радость. Теперь можно смело подписывать контракт с Norm Со, в результате чего, как она надеялась, они с Джефри и малышом заживут счастливой и обеспеченной жизнью. Их доля в деньгах будет что-то около тридцати миллионов долларов, и даже после всех налогов и прочих выплат у них останется не менее половины от этой суммы. Карен впервые начала думать о деньгах.
Билл привез ее обратно в отель к четырем часам дня.
— Как насчет того, чтобы выпить вина на веранде в семь вечера? — спросил он. — А насчет обеда? Завтра мы вылетаем в Корею, затем на Марианы, а потом — обратно в США.
Карен кивнула. Она устала и хотела позвонить в Нью-Йорк. Поэтому, улыбнувшись, она ушла от Билла, планируя немного соснуть, принять ванну и переодеться. Но когда она поднялась по лестнице в спальню, то обнаружила три записки: две от Джефри с просьбой позвонить и одну — от Карла. Сначала она позвонила домой к Джефри, но телефон не отвечал. Тогда она набрала номер Карла.
Он ответил на первый же гудок.
— Карен? — спросил он.
— Как ты догадался?
— А кто еще, черт возьми, может звонить в такое время? — спросил он. — Послушай, ребенок уже родился.
— Что? — переспросила Карен.
— Сегодня утром в больнице «Докторз» Синди родила младенца.
— О Боже, — Карен почувствовала, как у нее свело живот. — Надеюсь, все прошло хорошо? С ней все в порядке? С малышом все в порядке? Не слишком ли рано она разродилась?
— Не все неприятности за раз, давай по очереди, — сказал Карл. — Ребенок родился на три недели раньше срока, весит два килограмма восемьсот граммов — это почти нормальный вес, то есть вес доношенного ребенка. Никаких проблем с дыханием — типичным осложнением при преждевременных родах — не наблюдалось, его легкие кажутся вполне развитыми. С Синди тоже все в порядке. — О немного помедлил и в свою очередь спросил: — Ты уже говорила с Джефри?
— Нет, его не было дома. Может быть, он до сих пор в больнице?
— Не думаю, — сказал Карл. — Это я отвез Синди в больницу.
— Ты? А почему не Джефри? Ведь он еще не уехал в Милан. Где он?
— Точно не знаю. На твоей работе потратили много времени, чтобы разыскать его. Он действительно пришел в больницу, сказал «здравствуйте» и ушел задолго до меня. В любом случае тебе надо бы переговорить с ним.
— О чем? — спросила Карен. — Карл, ты что-то врешь мне. Если что-нибудь не так с младенцем, то я убью тебя.
— Я уверяю тебя, что ничего плохого с младенцем не произошло, разве что…
— Разве что — что?! — почти завизжала Карен.
— Ну, возможно, что мне только так показалось, но, кажется, с Синди что-то не так. Не в смысле физического здоровья, ты понимаешь? Просто, ну…
— Она расстроена? — спросила Карен. — Мне надо позвонить ей?
— Поговори с Джефри, — сказал Карл. — Мне кажется, что он сможет успокоить и задобрить ее. Она ревет не переставая. Конечно, это в порядке вещей, ведь это ее первый ребенок. Все очень и очень трудно для нее.
— Еще бы. Но ты уверен, что с ней и младенцем все в порядке?
— Я уверен, Карен. Но позвони Джефри. Сейчас самое время переговорить с ним.
Следующие два часа Карен провела около телефона, непрерывно набирая домашний номер. Она передумала все мыслимые и немыслимые варианты: Карл обманывает ее — ребенок родился мертвым, или же он родился живым, но сейчас умирает, может быть, и не умирает, но родился слепым, увечным или слабоумным. Она приказывала себе остановиться в своих предположениях, но ей это не удавалось. Часы показывали без четверти семь по Бангкокскому времени, когда ей, наконец, удалось дозвониться до Джефри. Карен к тому времени была так расстроена, что забыла даже спросить, где же он был все это время.
— Джефри, что происходит? — было все, что ей удалось выдавить из себя.
— Карен, я боюсь, что у меня плохие новости для тебя.
Карен начала беззвучно плакать. Так она и знала! Она почувствовала как в груди сжалось сердце, а живот опустился куда-то вниз.
— Что-то не так с ребенком? Он болен?
— Нет, младенец здоров. Но не исключено, что Синди готова передумать отдавать его нам. Очень жаль, Карен.
Слезы прекратились, высохли как материнское молоко.
— Что? — почти завизжала Карен. — О чем ты толкуешь?
Даже через тысячи миль, отделяющих их друг от друга, Карен почувствовала досаду в его голосе.
— Карен, мне кажется, что Синди собирается оставить ребенка себе. А если она так решит, то мы ничего не сможем с этим поделать.
Карен позвонила Биллу, чтобы отменить намеченную встречу, и по ее голосу тот услышал, что она чем-то очень расстроена. Карен попыталась отменить встречу без объяснения причин. Она лежала на диване, слишком сокрушенная для того, чтобы плакать, слишком расстроенная, чтобы осознать подступающую к ней боль, которая вот-вот нахлынет и раздавит ее. Невидящим взглядом она уставилась в окно комнаты. И тут раздался стук в дверь. Карен не была уверена, что сумеет подняться с дивана и открыть ее. Но стук повторился более настойчиво, и она, пересилив себя, подошла и открыла дверь, из-за которой появилось озабоченное лицо Билла.
— Что случилось? — спросил Билл. — Что стряслось? Кто-нибудь умер?
— Нет, — прошептала она. — Хуже.
Она рассказала ему все. Он выслушал, затем отменил намечаемую на завтра поездку в Корею, и провел ночь, готовя коктейли для Карен. Он протягивал ей бокалы с вином, и та сосала вино как младенец и плакала как обиженный ребенок. Билл сидел с ней рядом на диване, вытирал ей нос, похлопывал по спине и снова предлагал выпить вина. Он был чрезвычайно заботлив.
— Какой удар, — повторял он снова и снова. — Какой удар!
— Это удар только для меня, — признавалась Карен. — Джефри, возможно, только рад такому повороту событий, а мне остается утешаться тем, что по крайней мере еще от одного младенца не отказалась его собственная мать. Все к лучшему для всех, кроме меня. Такова моя карма.