Оливия Голдсмит - Опоздавшая

Не спеша Карен последовала за женщинами, маршировавшими через холл и комнату хозяйки в святая святых ее дома — чулан.

По сравнению с бруклинским периодом чулан разросся и теперь занимал целиком комнату для гостей, смежную с хозяйской. В нем были сделанные по заказу выдвижные ящики: большой и широкий — для шарфов и узкий, но глубокий — для свитеров. Одна из стен была отведена для шкафа с ячейками, в каждой из которых помещалось по сумочке с подобранными к ней перчатками. Повыше на стене висела полка с прикрепленными к ней распорками, на которой был выставлен небольшой набор оставшихся у нее шляп, правда, плохо видимых из-за прикрывающей их полиэтиленовой пленки. Этот чулан когда-то был спальней Карен. А в бывшей комнате Лизы находились пальто и костюмы. Белл еще не обзавелась передвижной вешалкой, какой пользуются в химчистках, но Карен знала, что мать обдумывает такую идею. Самое удивительное было то, что Белл помнила про каждую вещь в чулане все: когда она в последний раз надевала ее, куда ходила в ней и с кем встречалась. Стоило ли удивляться, что Белл давно бросила преподавание: уход за чуланом требовал полного рабочего дня.

Карен вспомнила, что читала, что в последние годы жизни Коко Шанель, когда она переехала жить в отель «Риц», держала почти все свои вещи в доме напротив, в квартире тридцать один, на рю Камбо. Вся жизнь Коко состояла в создании нарядов: у нее не было ни детей, ни мужа, ни семьи.

Наряды Белл заполнили все пространство, оставшееся после отъезда вышедших замуж дочерей. «В конце концов, — думала Карен, — мать заполнит ими весь дом, а для житья выкупит старый уотсоновский особняк».

— Привет! Привет! — раздался высокий фальцет Арнольда со стороны холла, затем появился и сам певец — приемный отец Карен.

Арнольд был высоким человеком, ростом более чем шесть футов два дюйма, но сильно сутулился, и по внешнему виду трудно было судить о его настоящем росте. Он носил костюм, который если когда-то и был проглажен, то не менее десяти лет назад. Даже Белл с ее агрессивной аккуратностью не удавалось привести Арнольда в порядок.

Арнольд вошел, держа помятый портфель в одной руке и две скомканные газеты в другой.

— Мне следовало бы знать о твоем приезде, — сказал он, улыбаясь, но выглядел усталым. Он наклонился поцеловать Карен, и та заметила темные круги у него под глазами.

Он был хороший человек. Когда она еще ходила в грамматическую школу, Арнольд иногда забирал ее на выходные к себе в офис. Он не жалел времени на рассказы о правах рабочих и мощи профсоюзного движения Америки. Она до сих пор помнит поэму, текст которой висел на внутренней стороне двери в его конторе. Поэма была написана Маргарет Уиддемер еще в тысяча девятьсот пятнадцатом году во времена Треугольного пожара. Карен не могла запомнить ее всю, но две строки оттуда врезались в память и прокручивались в голове снова и снова.

Уже тогда Карен отметила, что по иронии судьбы Арнольд тратил всю свою жизнь на защиту прав рабочих текстильной промышленности, зарабатывая тем самым деньги для покупок Белл результатов эксплуатации их труда.

— Так ты дома? — задала Белл бессмысленный вопрос. — На кухне осталась порция цыпленка, — добавила она неуверенно.

— Я уже поел, — ответил Арнольд.

— Привет, дорогая! — поздоровался он с Лизой, которая высунула голову из чулана и быстро чмокнула отца в щеку.

Карен отметила, что отец не приветствовал Белл поцелуем, а та не спешила выйти к нему. Белл была занята своим чуланом.

— У меня много работы, — сказал он.

— Что еще новенького скажешь? — проворчала Белл.

«Каким-то образом мы трое — все женщины — оттолкнули его от себя и заставили уйти, размышляла Карен. — Или же он просто не привык тратить времени попусту?» Он был очень хорошим человеком. И Карен с грустью проследила, как его сутулая фигура в помятом костюме удалилась в направлении холла.

Тут вновь заговорила Белл:

— А теперь она покажет вам нечто на самом деле стоящее.

И обе дочери поняли, что она говорила о себе.

Лиза изобразила полную заинтересованность, но Карен со вздохом вернулась в спальню и села на кушетку. Рядом, на нижней полке кофейного столика, как всегда лежал альбом фотографий в кожаном переплете со снимками из раннего бруклинского периода их жизни. Белл не интересовалась ими и смотрела альбом не часто. Карен поглядела на альбом так, как будто видела его впервые в жизни.

— Как тебе нравится? — спросила Белл, вынимая костюм в стиле Дэвида Хейса, похожий на стиль времен королевы Елизаветы. Мать была вполне предсказуема. — Ты только посмотри на него!

Белл вывернула жакет подкладкой наружу, демонстрируя бирюзовый по черному узор ткани, симметричный черно-бирюзовому трафарету лицевой стороны.

Карен нехотя кивнула в знак одобрения, зато Лиза пищала от восторга:

— Это прекрасно!

Белл снова нырнула в чулан, и на короткий момент они с сестрой остались наедине. Лиза взглянула на Карен и шепнула:

— Позвони мне вечером домой. Расскажешь, что случилось.

Карен кивнула в знак согласия.

— Как ты думаешь, что она выбрала надеть в этот раз? — спросила Белл Лизу.

Карен напряженно проследила за удаляющимися женщинами. Как только те ушли, она быстрым, как выпад змеи, движением схватила с полки старый коричневый фотоальбом и положила его себе на колени. Затем резко раскрыла его на первых страницах, где были наклеены четыре старые фотографии, запечатлевшие свадьбу Белл и Арнольда. Карен внимательно изучила альбом раньше, поэтому теперь она быстро перевернула страницы, чтобы добраться до пакета из манильской оберточной бумаги, приклеенного к внутренней стороне переплета. В пакете хранились разрозненные фотографии, которые Белл не хотела вклеивать на листы альбома, но и не решалась выбросить. Из-за дверей чулана слышались восклицания матери и сестры по поводу какой-то одежды. Сейчас они позовут ее к себе.

Карен сунула руку в конверт, вытащила из него несколько черно-белых снимков, сбросила их себе на подол и поглядела, не были ли среди них те две, которые она искала. Один снимок нашелся сразу — она в младенческом возрасте и рядом еще двое детишек поменьше. Наверное, Белл взяла фотографии у родной матери Карен. На снимке Карен лежала на спине в детской кроватке, а рядом с ней была надувная резиновая лягушка. Карен вспомнила эту игрушку. Ведь несмотря на то, что фотография была черно-белой, она знала, что сверху лягушка была темно-зеленой, цвета листьев сирени, животик ее был зеленовато-желтым, а язык — ярко-вишневого цвета. Она помнила лягушку.

Найти второй снимок было труднее. На нем она чуть старше и стоит на пороге двери, в костюмчике в белую крапинку. Это тоже была черно-белая фотография. И опять Карен знала, что костюмчик в крапинку был ярко-синего цвета. Сколько ей тогда было лет? На снимке видна часть кирпичной кладки стены — значит, ее рост не превышал высоты шести рядов кирпичей. На простой, покрытой черной краской деревянной двери был виден номер 2881.

Карен схватила обе фотографии, затолкала остальные в конверт и едва успела сунуть альбом на место, как мать с Лизой вышли из чулана. Белл потрясала замшевой сумкой сиреневого цвета так, как если бы это была чаша Грааля.

— Посмотри, что она нашла! — торжественно проговорила Белл.

Карен пощупала фотографии, надежно припрятанные в кармане.

— Посмотри, что она нашла! — повторила Белл, и Карен кивком одобрила материнскую находку.

Автомобиль из Линкольн-Тауна подъехал к ее квартире на Вэст-энд-авеню. В заказе, который она сделала из дома матери, Карен договорилась, чтобы шофер ждал ее на Л. Ай. Р. Р.-станции. Оказавшись там, Карен вскочила в машину, прежде чем водитель смог выйти и, обойдя автомобиль, открыть ей дверцу. Забавно, но Джефри всегда настаивал, чтобы нанимали лимузин, и никогда сам не открывал дверцу машины. Карен же с равным упрямством настаивала, чтобы служба не присылала ничего другого, кроме черного седана, и никогда не давала возможности шоферу помочь ей выбраться из машины. Что это, влияние Арнольда? Или это различие между ними объясняется тем, где ты вырос, среди богатых или же в среднем классе. Наследственно богатые люди ничего не имеют против того, чтобы другие делали работу за них. У Карен же, наоборот, основные трудности состояли в том, что, по словам ее дорогостоящего делового консультанта, называлось «неумением делегировать ответственность». Тут она ничего не могла поделать с собой. Она делала работу лучше или быстрее других, а зачастую и то, и другое вместе, если она делала ее сама от начала и до конца. А она ведь нередко действовала именно так, поскольку только в этом случае была уверена, что задуманное будет сделано в точности, как она того хочет. И вообще, какого черта она должна сидеть запертой в этом проклятом линкольне, пока Джо, или Тим, или Мухаммед бегают вокруг него, чтобы открыть ей дверцу?!