Сегодня ей надо найти туфли. Несмотря на то, что она обещала себе, что покупка пары туфель марки Уолтера Стейгера будет ее последним приобретением, на распродаже в Нейман-Маркусе ей неожиданно повезло, и она увидела, что продается брючный костюм Донны Каран. Костюм продавался с пятидесятипроцентной скидкой, и сам Бог велел приобрести его. Его цвет казался ей баснословно прекрасным — мягкий оттенок виноградного вина в тяжелом ниспадающем шелке. Ее темные волосы в контрасте с золотыми пуговицами костюма и этот цвет — фантастически здорово! Она подобрала к костюму даже нужный оттенок губной помады. Единственной проблемой оставались туфли.
У нее уже была замшевая темно-бордовая пара туфель от Маноло Блахника, но со слишком высокими каблуками, чтобы можно было надеть их с костюмом. Она ненавидела этот стиль: в строгой одежде — и на каблуках. К тому же их темно-бордовый цвет никак не подходит к светлому розовато-лиловому костюму Донны Каран. Было бы пошлым надеть их вместе. Лиза ненавидела свойственную некоторым людям небрежную манеру одеваться, когда в оправдание говорят: «Слегка не подходит, ну и черт с ним!» Нет, лучше надеть черную пару, чем темно-бордовую.
Лиза перемерила с костюмом Каран все три пары своих черных туфель: из змеиной кожи, из шелковистой фланели и пару из патентованной кожи — и ни одна из них не подошла. Поэтому на сегодня Лиза запланировала покупку подходящей пары туфель.
Лиза одевалась тщательно. Когда идешь в магазин, то очень важно выглядеть хорошо, думала она. Если ты одета плохо, то, нервничая, накупишь черт знает что! Лиза давно научилась одеваться правильно, прежде чем пускаться в экспедиции по магазинам. При покупке верхней одежды она надевала колготки и туфли на высоких каблуках, чтобы не усложнять себе жизнь поясом и резинками во время многократных примерок, и наносила яркую косметику, дабы не выглядеть мертвецом под ужасным освещением примерочных кабинок. Если бы Лизу попросили пожелать что-нибудь американским женщинам, то она посоветовала бы им: «Хотите купить стоящую вещь — одевайтесь тщательно!»
Приняв душ и завив волосы, Лиза густо напомадилась и пошла в чулан. Он не был таким огромным, как у матери, лишь потому, что у нее просто не хватало места. В отличие от стерильной чистоты чулана Белл, в чулане Лизы царил хаос. Ну и что из этого, Лиза следовала другому методу в моде. Она, в отличие от Белл, не придерживается одного и того же стиля год за годом. И не накапливает вещи десятилетиями. Она не подрубает одежду и не распускает подрубленную. И еще, она не только пополняет свой гардероб, как это делает мать, но и избавляется от ненужных вещей. В любой момент ее стиль мог измениться кардинально. И менялся.
Удивительно то, что, когда она наконец чувствовала, что все, что она хотела, она имеет и можно быть спокойной и уверенной за свой гардероб, ей достаточно было просмотреть журналы мод — и тут же у нее появлялся новый взгляд на вещи. Иногда она просто выбрасывала соблазнившие ее журналы, но образы понравившихся моделей преследовали ее повсюду. В конце концов она ловила себя на том, что нервно перебирает свою одежду: шелковые блузы соскальзывали с вешалок, за ними следовали брюки с отворотами, замшевые куртки, твидовые курточки, прямые юбки и все вязаные вещи — разгул цвета, фактуры и стилей. Но все это казалось ей устаревшим, поношенным и скучным: вещи просто вышли из моды, выдохлись, как выдыхается за ночь неприкрытый флакон дорогих духов. Весь этот прекрасный шелк, шерсть и лен казались ей потрепанными: цвет — слишком резким, рисунок ткани — вылинявшим, силуэт — либо слишком широким, либо, наоборот, чересчур обуженным.
Что тут обсуждать — некоторые вещи просто вышли из моды, другие выглядели ужасно или скучно — надеть было нечего. Лиза боролась с этим наваждением неделями, а иногда и дольше. Но каждый раз, когда она одевалась, это была пытка. Она чувствовала себя старомодной, как те морщинистые старухи, которых она иногда встречала, чья одежда и прическа принадлежали далекой эре — тому времени, когда они были молоды и в них влюблялись молодые люди. О Боже, как она ненавидела их старомодную патетику! В конце концов Лиза оказывалась в магазине одежды и выбирала парочку костюмов нового стиля, клянясь себе, что это будет ее последней покупкой.
Но, вернувшись домой и развешивая свои приобретения среди прочей одежды в переполненном чулане, она вдруг осознавала, как безнадежно устарел ее гардероб. Порой она думала, уж не страдает ли она расщеплением личности — откуда все это барахло? Нет, она не могла жить с этим старьем. Это ужасно! И Лиза начинала покупать все заново, полностью меняя гардероб. Процесс, кажется, не имел окончания.
Леонард потерял терпение много лет назад. Он часто повторял: «Мода — это бабский рэкет». Просто, как и все мужики, он ничего не смыслит в моде. По правде говоря, он и зарабатывал теперь поменьше. Ну а кто мог похвастать, что сумел увеличить свою зарплату в девяностых годах? И все равно снижение его доходного счета от пациентов и задержки с выплатами за лечение не оправдывали того, что в глубине души он был дешевкой и жадиной, и к тому же завистлив. После свадьбы он почти полностью облысел и нагулял живот. А вот она ни разу не отклонилась от своего шестого размера. Впрочем, у нее не было никакой уверенности в том, что Леонард хотел бы видеть ее слишком привлекательной. «Нет, не думаю, он не потратит и доллара на улучшение внешности своей жены».
Если бы она только знала об этом раньше, то никогда не вышла бы за него замуж. Но как ей достать денег? Если Карен умела делать их, то Лиза умела только их тратить. Конечно, у нее была своя доля акций в компании Карен. Но Леонард много раз объяснял ей, что они не продаются, потому что это — личные акции. Лиза не понимала различия в типах акций, но, по-видимому, так и было. Поэтому она считала свои акции за макулатуру и в моменты отчаянного безденежья разоряла свой чулан и тащила груды барахла в ближайший комиссионный магазин. Однажды она даже получила чек на семьсот пятьдесят девять долларов за него. Конечно, при покупке оно стоило ей раз в десять дороже, но ведь она не собиралась это носить. На вырученные деньги она купила громадную сумку из крокодиловой кожи. Не то чтобы Лиза нуждалась в ней — это была маленькая компенсация за ее мучения, пусть и за семь сотен долларов.
После свадьбы вся ее жизнь стала сплошным компромиссом. А ведь Лиза была одной из самых очаровательных девочек в высшей школе и, как и все, мечтала вырваться из Рокуил Центра — их ничем не примечательного пригорода — и перебраться в один из Пяти Городов. По настоянию Лизы, они с Леонардом сняли квартиру в одном из них — в садовом районе Инвуда, а когда подошло время обновить дом, Леонард настоял на том, чтобы оставаться в нем и дальше, потому что здесь сложилась его врачебная практика. Инвуд был наименее престижным и значит — самым непривлекательным из Пяти Городов. С таким же успехом она могла жить где-нибудь в Сибири. Разговаривая с другими женщинами или покупая что-нибудь у Саксов, она всегда с неприятным чувством ждала, когда наступит тот ненавистный момент, когда надо сказать свой адрес. Возникала недолгая пауза. После чего ей говорили: «О, Инвуд!»
По ее одежде нельзя было сказать, что она из Инвуда. Она скорее походила на женщину из Лоуренса, жену какого-нибудь хирурга. Лиза чувствовала себя униженной и оскорбленной. По престижности города стояли в следующем порядке: Лоуренс, Вудмир, Седерхарст, Хьюлит и Инвуд. Лиза стремилась в Лоуренс с той же страстью, с какой она хотела приобрести наряды Калвина Клейна.
Со вздохом Лиза отвернулась от радужной коллекции своего чулана и подошла к телефону у кровати королевского размера, которую она все еще делила с Леонардом. Ей было отвратительно садиться на грязную, неприбранную постель, поэтому она встала около столика и подняла трубку. Вчера Карен выглядела совсем плохо: лицо опухшее, кожа лоснится…
Лиза задумалась. Карен обещала позвонить ей, почему же не звонит? Лиза решила позвонить сама. Она набрала основной номер офиса Карен, потому что никогда не помнила добавочные, даже личного номера Леонарда. Она попросила телефонистку соединить ее с Карен, и та узнала Лизу по голосу.
— Вы ее сестра? — спросила девушка.
Лиза была польщена. Ее узнавали.
— Она как раз сейчас выходит из здания, я позову ее.
Лиза и не подумала поблагодарить девушку. Она знала, что та хотела набрать очки на своей услужливости. Постукивая ногой, Лиза ждала, пока Карен подойдет к телефону. Лиза любила свою сестру, но иногда непроизвольно Карен как бы отстранялась от нее. Вот и прошлой ночью не позвонила ей. Ощущение отстраненности возникало и за обедом, например, когда Лиза пыталась обсудить с ней bat mitzvah, Карен смотрела на нее невидящим взглядом. И теперь, когда она ожидала Карен у телефона, у нее возникло чувство, будто сестра исчезла. На секунду в ее мозгу промелькнул образ Марти Макфлана из фильма «Назад в будущее» в момент, когда тот исчезал и всем казалось, что история радикально изменилась и он никогда уже не родится снова. Марти играл на гитаре, а рука его исчезала. Лиза посмотрела на свою руку, держащую телефонную трубку. Рука не исчезла. Рука была здесь, она существовала. Сейчас Карен подойдет к телефону и заговорит. Но в трубке раздался голос телефонистки: