Белл опаздывала. Она появилась с длинным рассказом, объясняющим отсутствие мужа: как он собрался пойти вместе с ней, но передумал в последний момент, и что он обещал приехать попозже. Карен устала ее слушать уже в самом начале рассказа. Но прежде чем Белл успела закончить излагать историю своих сборов в гости, появились Лиза и Леонард. Компания была в сборе.
Первые полчаса Карен провела в оханьях и аханьях по поводу нарядов гостей, угощая их напитками и присматривая за миссис Фрамптон. Гости занялись едой и общением друг с другом. Они явно делились на три лагеря: Кааны; Белл и ее потомки; и чужаки — Перри, Дефина и Тангела. Карен попыталась смешать образовавшиеся кланы. Это давалось ей с трудом. Хорошо еще, что не было Карла: было бы еще труднее.
Но в конце концов настал момент, когда и она смогла перевести дыхание. Карен остановилась у дверей на кухню и осмотрела собравшихся в гостиной. Она вдруг осознала, что здесь в комнате собрались все держатели акций ее компании К. К. Inc. Это все ее деловые партнеры. Они выглядели довольными и раскованными, словно и вправду получали удовольствие от общения друг с другом.
Как-то сразу на нее волной нахлынуло понимание своей отчужденности от них. Они казались ей актерами, чужими пришельцами. Что общего у нее с ними? Больше всего поражало различие между матерью и свекровью. Сильвия казалась одновременно и старше, и моложе Белл. Ее стиль был более естественным, продуманным и в то же время шикарным — по крайней мере издали ее можно было принять за сорокалетнюю женщину. Ни своей прической, не скрывающей цвета волос, ни умеренной косметикой лица она не старалась утаить свой настоящий возраст. Про Белл могли сказать: «Для своих лет она выглядит прекрасно», про Сильвию: «Она прекрасно выглядит».
Белл казалась напряженной. В плиссированном платье и простроченном пиджаке она напоминала Карен еврейскую Нэнси Рейган — вся в золотых пуговицах и со сверхсложной прической. Встреча «Адольфо» с Рокуил Центром. Мать перестаралась. Карен было жаль ее. Однажды в интервью русскому журналисту она сообщила, что недолюбливает слишком шикарно одетых людей, поскольку подозревает, что все их мысли заняты только одеждой. Это относилось и к Белл. Несмотря на все старания и сложную прическу с лаком, опасения Белл о том, что она не будет принята в кругу, к которому ей так хотелось принадлежать — обществу сильвий, — были небезосновательны. Белл не вписывалась в мир образованных и богатых евреек.
Сильвия, с другой стороны, казалось, ни на что не обращала внимания, кроме Джефри. Как она его любит! Она находила кучу предлогов, чтобы дотронуться до него, погладить по щеке, потрепать по волосам. Джефри принимал ее обожание как должное. Для своей матери он не был еврейским принцем — он был ее еврейским богом. Карен понимала ее чувства. Она испытывала почти те же чувства к Джефри сама. Это напоминало ей анекдот об Иисусе Христе: «Почему вы думаете, что Христос был евреем? — Потому, что он жил дома до тридцати лет, унаследовал бизнес отца и потому, что его мать думала, что он Бог». Карен улыбнулась. Джефри всегда был близок со своей матерью.
Свекор хотел, чтобы сын продолжил его бизнес с недвижимостью. Но с помощью Сильвии Джефри сумел противостоять его настояниям, поступил в художественную школу и стал художником. Карен понимала, сколь многим он пожертвовал, отказавшись от карьеры художника и полностью посвятив себя ее делу, она испытывала смесь вины и благодарности по отношению к Джефри. Очень хорошо, что сейчас, после более чем десятилетнего перерыва, он снова вернулся к живописи. Конечно, ему хочется освободиться от административной нагрузки по делам К. К. Inc., и он пытается достичь этого с помощью компании Norm Со. Он заслужил свободу, напомнила она себе. Придется взвалить на себя еще больше дел.
— Пойдемте, посмотрим, если хотите, — приглашал Джефри, открывая дверь в свою студию.
Поскольку они сами строили вестпортский дом, то Джефри предусмотрел в плане и студию для занятий живописью. Обычно он не любил никого пускать в нее, особенно во время работы, но сейчас, казалось, все было наоборот: ему хотелось показать свою живопись матери, да и всем остальным.
К этому времени приехал Арнольд. И пока Сильвия, Соуки, Роберт-юрист, Буфф, Белл, Лиза, Тангела и Стефани были заняты в студии Джефри, Карен приветствовала отца, напоила его кофе и усадила на диван. Неуклюжая Тифф, стоя у кухонного стола, доедала бутерброды. О Боже! Она выглядела ужасно. Карен очень сочувствовала девочке. Она сама была толстым и неуклюжим подростком, но у нее не было старшей сестры-красавицы, с которой постоянно сравнивали Тифф. Карен попыталась быть естественной и не выказывать своей озабоченности, когда обратилась к девочке:
— Ты не хочешь посмотреть картины дяди Джефри?
— Нет! — грубо ответила та и принялась за следующий бутерброд. Это был уже третий или четвертый?
— Я тоже не хочу видеть картины дяди Джефри, — вставил Перри. — Ведь он захочет узнать, что я о них думаю.
Если быть честной, то Карен сама не была в восторге от работ Джефри. Но что она понимает в живописи? Его обнаженные казались ей слишком зализанными, очевидными, довольно плохо прорисованными. Скорее Пентхауз, чем Арт Ньюз. Хотел ли Перри сказать, что картины Джефри ему не нравятся? Она уважала мнение Перри, с тех пор как полюбила его тонкую живопись. Она взглянула на него внимательней. Не перепил ли он? Не достаточно ли ему? Ведь еще день. Нет, Карен не осуждала его. Если она сама так страдала из-за невозможности зачать ребенка, то что должен чувствовать он, потерявший дочь? Лотти была очаровательной малышкой. Карен попыталась представить себя на его месте: «Я потеряла мою дочурку…» — Нет, уж лучше оставаться бесплодной!
Перри был привлекательным мужчиной с длинным узким носом, миндалевидными глазами и широким ртом. «Будь он чуть повыше и не начни лысеть, то в нем еще было бы все, что надо», — подумала Карен, удивляясь себе. Раньше она не обращала внимания на то, как выглядит Перри. А чем вызвана ее наблюдательность сейчас? Не объясняется ли она тем, что она впервые видит Перри в гостях без Джуны?
— Джефри рассказал мне об интервью с Эл Халл. Не особо круто? Когда его покажут?
— Обещают на следующей неделе, но не точно.
— Она была солнышком, или как?
— Солнышком? — Карен засмеялась, припомнив холодные глаза Эл. — Ты спрашиваешь, была ли Эл Халл солнышком? Я думаю, что другое слово на «с» будет точнее. Если она хоть отдаленно напоминает тебе солнышко, то ты здорово отстал от жизни. Эта женщина ест вице-президентов телерадиосетей за завтраком. Если ты надумаешь пригласить ее на свидание, то лучше истрать свое время на овдовевшую паучиху, что будет к тому же безопасней.
— Я пытался поухаживать за несколькими, но они ответили, что заняты стиркой своей паутины. А жаль! Это была бы легкая смерть.
И он криво ухмыльнулся. Но ухмылка не могла скрыть серьезность намерений.
— Неужели все так плохо? — спросила Карен.
— Я бы подыскал другое слово в качестве первого приближения — агония…
— Ты в обиде на Джуну? Я имею в виду ваш разрыв.
— Нет, конечно. Обычные трудности совместной жизни с творческой личностью: смена настроений, сверхчувствительность и самоуглубленность.
— Да-а… И с Джефри не просто.
Какое-то время его лицо выражало полное недоумение, он поднял брови в немом вопросе: «Ты спятила?»
— Ты грандиозна, Алис! — выдавил он со смешком неплохую пародию на Ральфа Кармдена.
Карен хотела было спросить его о смысле шутки, но тут открылись вращающиеся двери.
— Мне кажется, что-то случилось на кухне, — вмешалась в разговор Дефина.
Карен принюхалась. Пахло горелым.
— Вот черт! — выругалась она и бросилась из гостиной на кухню. Дымились сожженные лепешки на сковородке. Проклятье, куда делась миссис Фрамптон?
— Хлебный завтрак в стиле Давида? — спросила Дефина.
— Боже! Посмотри, не осталось ли у меня в морозилке что-нибудь взамен? И включи вентилятор — проветрить кухню. Может быть, успеет проветриться до их возвращения.
— Не получится.
И в подтверждение пророчества Дефины к ним вошла Белл.
— Как, ты не поставила таймер плиты? Ведь это так просто — включить таймер.
— Я не знаю, как эта проклятая штука работает, — ответила Карен матери.