Никогда еще Сэм не чувствовал себя таким уязвимым. Говорить о любви легко и просто, если имеешь о ней хотя бы отдаленное представление. А вот когда она заполнит тебя целиком, когда заставит сердце бешено биться от каждого мимолетного взгляда, приходится собирать всю свою решимость для того, чтобы прошептать слово «люблю». Особенно если любимая сердится.
Лидия сердилась, в этом не было сомнений. Она вернула шляпу и с тех пор сторонилась его. Было бы нелепо подступать к ней с объяснениями.
С четверга до самого воскресенья Сэм больше ни раз не видел Лидию даже мельком и напрасно просиживал за «своим» письменным столом под предлогом обширной переписки. Хотя дни стояли один лучше другого, она ни разу не вышла на стрельбище Один Бог знал, чем она все это время занималась.
В воскресенье в замок прибыл виолончелист. Он приходился виконтессе каким-то дальним родственником – кажется, это был сын двоюродного дяди ее троюродной сестры по материнской линии. Впрочем, вся английская аристократия состояла в родстве, как в Америке – жители крохотного провинциального городка.
Как бы там ни было, виолончелист прибыл. Очевидно, предстоял музыкальный вечер. Виконт был безутешен. Взяв Сэма за пуговицу, он долго оплакивал потерянный день.
Однако когда вечером Сэм поднялся в музыкальную комнату, вся мебель оказалась отодвинутой, чтобы расчистить территорию. Речь шла не о концерте, а о танцах. Он ошибся, притом не в первый раз, а все потому, что был возмутительно рассеян. Обсуждая с виконтом сентябрьскую встречу в Лондоне (где предстояло перенести на бумагу все то, что они обсуждали в ходе недели), Сэм позволил мыслям странствовать и вынужден был дважды переспросить дату.
Все стулья в музыкальной комнате стояли вдоль стен, их сплошная линия тут и там нарушалась круглым столиком с лампой под шелковым абажуром. В углу застыли в ожидании пианино и виолончель. Сэм не слишком любил танцевать и хотел вернуться к себе, но заметил среди собравшихся новые лица. Здесь были по крайней мере четыре члена парламента с семьями – должно быть, решили нанести дежурный визит в лучшие охотничьи угодья к югу от Шотландии. Это было как нельзя кстати, и Сэм остался.
К тому времени, когда появились музыканты, он уже вовлек одного из вновь прибывших в разговор, но чуть было не потерял дар речи, увидев, что 'а комнату входит Гвендолин Петере под руку с Боддингтоном. Эти двое уселись к одному из столиков, причем англичанин выглядел победителем. Сэм снова прикинул, не лучше ли улизнуть. И тут же забыл Обо всем, увидев Лидию.
Музыка уже играла. Ему показалось, что Лидди лебедем вплывает в комнату. Иллюзия была тем сильнее, что в прическе у нее было черное перо. Бог знает, как ей удалось уложить волосы в тяжелый и гладкий узел на затылке. Лишь несколько коротких прядок выдавало их своенравие, завиваясь на висках в крутые локоны. Иссиня-черное платье с металлическим отливом низко открывало плечи, шею обвивало 'ожерелье из черного янтаря – гагата. В этом мрачном обрамлении кожа казалась белее мрамора. Ее грудь…
До этой минуты Сэм был уверен, что хорошо помнит тело Лидии. Он снова ошибся. Не раз он мысленно рисовал себе округлости этих грудей, не раз заново поражался тому, какие они полные у такой хрупкой девушки. Сейчас они выглядели… пышными, они вздымались над кромкой корсажа.
Сэм непроизвольно облизнул губы. Соски у нее были темные и маленькие, так что их едва удавалось ущипнуть. Если он будет думать на эту тему, дело плохо кончится. Нужно отвлечься. Вот, к примеру, не мешало бы начистить сапоги.
Когда Сэм снова поднял взгляд, Лидия была уже близко. Она шла через весь зал к нему. Зачем? Да затем, чтобы снова указать ему на дверь, на сей раз при всем честном народе: «Убирайся и не забудь прихватить свою шляпу!». Торопливо оглядевшись, Сэм заметил поблизости молодую полноватую женщину с приятным лицом и с ходу пригласил ее на танец. Она несколько удивилась, но охотно приняла приглашение. Они вышли в круг, где уже танцевало несколько пар. Чуть погодя Сэм осмелился бросить взгляд на Лидди. Она стояла там, где недавно был он, и выглядела разочарованной.
Музыка оборвалась как раз тогда, когда Сэм со своей дамой завершал круг в опасной близости от Лидди. Та воспользовалась этим, чтобы привлечь его внимание взмахом руки. Когда Сэм заколебался, она внятно произнесла:
– Мне нужно сказать тебе нечто важное!
«Ха – ха, – подумал он уныло. – Важное, скажите на милость!» Вместо ответа он снова пригласил первую попавшуюся даму. Это было, откровенное хамство, но прекратить это можно было только одним способом: подойти и
выслушать пожелание никогда его больше не видеть. Сэм не находил в себе сил на еще одну конфронтацию, он предпочел уклониться.
Здравый смысл нашептывал, что всегда лучше знать наверняка, чем оставаться в неведении, и что он не может точно предугадать, о чем пойдет речь. Сэм отмахнулся от шепота. Он чувствовал, что ведет себя нелепо, но ничего не мог с собой поделать.
Ну что ужасного может случиться? По крайней мере один мужчина в день получает от ворот поворот. Взять хотя бы Боддингтона. Совершенно ясно, что его тоже отвергли, но вот он сидит, вполне довольный, рядом с другой женщиной.
Да и чего ему не радоваться? Гвендолин Петере куда аппетитнее Лидди с ее костлявыми руками и волосами самого расхожего каштанового цвета. Тогда почему же, стоит случайно наткнуться на Лидди взглядом, он не может оторвать от нее глаз? Он влюблен, вот почему! Влюблен в костлявые руки и каштановые волосы.
Лидди не назовешь хорошенькой, даже с натяжкой. Для женщины у нее слишком внятная, четкая речь – никакого воркования, никакой напевности. Вместо того чтобы охотно соглашаться со всем, что скажет мужчина, она противоречит на каждом слове. Она слишком много о себе мнит. Она не добросердечна, как Гвен, она… мягкосердечна и сочувствует другим просто в силу своей натуры. Она способна понять любого без оглядки на его место в обществе. При всем своем изысканном вкусе она тянется к дешевым романам и нищим ковбоям. У нее хватило наивности увлечься одним таким и даже переспать с ним. Не слишком разумный поступок для мисс Английская Чопорность.
Между тем Лидди устала следовать за Сэмом по всему залу и приняла чье-то приглашение на танец. Это не улучшило его настроения. К мешанине отрицательных эмоций добавилась ревность, а ревность всегда обостряла худшее в натуре Сэма, порождала неуправляемый гнев, заставляла быть грубым.
К тому времени в зале собралось примерно человек тридцать. Боддингтон оставил свое место рядом с Гвен. Они с Кливом подходили то к одному гостю, то к другому, а за ними, как пенный след на воде, следовали смешки и перешептывания. Мало – помалу Сэм заметил, что люди переводят взгляд с него на Лидди, и понял, что их игра в кошки-мышки не прошла незамеченной. Как уже не раз случалось, Боддингтон и Клив ухватились за шанс позабавить толпу. «Взгляните, эти двое опять за свое! Они положительно не выносят друг друга!»
Клив вышел в круг с какой-то молодой леди. Не заботясь о ритме вальса, откровенно пересмеиваясь, они стремительно двинулись между танцующими туда, где в этот момент находилась Лидия со своим партнером. Сэм со своей дамой тоже находился поблизости.
Оказавшись за спиной у партнера Лидии, Клив постучал его по плечу, а когда тот обернулся, предложил обменяться дамами. Молодой человек не возражал. Когда те двое закружились в вальсе, Клив взял сестру за руку, но лишь для того, чтобы хлопнуть по плечу теперь уже Сэма. Тот непроизвольно остановился. Кто-то – кажется, Боддингтон – тотчас выхватил даму из его объятий и умчал в сторону. Клив предусмотрительно отступил. Они остались в центре круга: Сэм и Лидди – оба растерянные и смущенные.
– Пары обмениваются партнерами! – громко объявил Клив.
– Очень смешно! – отчеканила Лидия.
Сэм только заскрипел зубами. Дурацкая выходка шутников поставила его в нелепое положение. Отказ от танца под любым предлогом был бы для Лидди оскорбителен.
– Комедианты! – сказала Лидия Сэму.
«Идиоты», – мысленно уточнил Сэм. Между ним и Лидди уже возникли такие сильные трения, что посторонней помощи не требовалось.
– Ну? – мрачно спросила она. – Мы так и будем стоять тут на потеху толпе или все же потанцуем?
Можно было взять ее под руку и отвести в сторонку, подальше от любопытных глаз. Но тогда разговор стал бы неизбежен – Сэм сделал шаг вперед и положил ладонь на. тонкую талию, на гладкий теплый шелк. Звучал один из лучших вальсов Шопена, любимый вальс его матери.