Между тем разговор перешел на обряд венчания.
– Я готов венчаться где угодно и когда угодно, – заявил Сэм.
– Только не забудьте явиться к алтарю, – ядовито заметила виконтесса.
Если бы в ее распоряжении был яд кураре, она бы не задумываясь выпустила не только словесную стрелу. Еще бы, ведь ее принуждали к откровенно неравному браку – браку между титулом и большими деньгами. Для женщины светской это было невыносимо! В ее глазах жених был богатым выскочкой.
– Я поступлю, как следует, – сказал Сэм, кротко проглотив упрек.
– Не только ты, – подала голос Лидия. – Нам всем придется поступить именно так, как следует. Ведь если правда выплывет наружу, все газеты раструбят, что американский посол взял в жены дочь пэра уже обесчещенной. То, что он же ее и обесчестил, дела не исправит.
Все снова повернулись к ней с таким видом, словно худшее уже случилось. Оба нотариуса приоткрыли рты и дружно наклонились через стол, ловя каждое слово. Очевидно, они не были в курсе всех деталей.
– Вот что, ваше превосходительство посол, вам совсем не обязательно прикрывать мой грех.
Теперь уже каждый приоткрыл рот. Лидия и сама ужаснулась собственным словам, но не могла остановиться. Она не желала становиться женой Сэма только потому, что так «следовало». Он не обязан был с ней венчаться. Там, на пустошах, он сделал все, что мог, чтобы предотвратить ее опрометчивый поступок.
– Что? – спросил Сэм озадаченно.
– У тебя не слишком счастливый вид.
– А с чего мне быть счастливым? Я бы предпочел взять тебя в жены на других условиях.
– На каких это? – спросила она с подозрением.
– Мне больше по душе брак по любви. Вот если бы ты сказала, что любишь…
Лидия отпрянула. Она и сама еще не слышала слов любви. Когда речь заходила о чувствах, на Сэма нападала немота. Она прикинула, не ответить ли отповедью, но сдержалась.
– Я люблю тебя, – сказала она, вложив в эти слова всю душу.
Долгое-долгое время – не меньше минуты – Сэм в полной тишине смотрел на нее большими глазами, потом счастливо улыбнулся.
– Она меня любит! – сообщил он собравшимся как великое откровение.
Наступила тишина, Сэм продолжал счастливо улыбаться. Виконтесса тихо кипела от злости. Виконт нетерпеливо стучал по столу тупым концом карандаша.
– Ну? – сказал он наконец.
Это вывело Сэма из счастливого ступора.
– Что «ну»?
– А вы любите Лидию?
– Я же на ней женюсь!
– Послушайте, вы, ковбой! – рявкнул виконт (Лидия была поражена: она ни разу не слышала, чтобы отец обозвал кого – либо или повысил голос). – Я вижу, у нас с вами разный подход к делу! Немедленно отвечайте, любите вы мою дочь или нет!
Сэм опешил.
– Само собой, – сказал он, пожимая плечами.
– Что «само собой»?!
– Я ее захотел в ту самую минуту, когда протрезвел и увидел, как она надо мной склоняется…
Виконтесса фыркнула. На смуглых щеках Сэма проступил румянец.
– Я хочу сказать, я захотел, чтобы она была со мной! – Он набрал в грудь воздуху, словно собирался сделать признание, но стушевался и буркнул: – Я не знаю, что буду делать с имением и лондонским домом. Они мне ни к чему! Я…
– Учтите, – перебил виконт, – здесь вы не имеете права продавать недвижимость! И покупать тоже! Английская земля связана с давними традициями, это… это наследие! И вообще, нас глубоко печалит тот факт, что Лидия выходит замуж за – иностранца!
С тем же успехом он мог бы сказать: за чужака, за постороннего, за человека иного круга. «Не отнимайте у нас дочь! Мы не хотим лишиться этой сладкой обузы – сдувать с нее пылинки, холить ее и лелеять!»
– Одним словом, я не дам согласия на брак, пока вы не примете все наши условия! В числе прочего вы должны жениться по любви!
– А вас это не касается, – осторожно заметил Сэм.
– Еще как касается, – отчеканил виконт, со скрипом отодвигая стул и выпрямляясь во весь рост. – По-вашему, отцу безразлично, будет ли муж любить его дочь, будет ли она счастлива в браке? Если у вас недостало ума влюбиться в Лидию, вам ее не видать, как своих ушей! Я не посмотрю даже на ее положение – которое, кстати сказать, является прямым следствием вашего преступного недосмотра!
– Ладно, черт возьми, – сказал Сэм надменно (что у него означало оскорбленное достоинство). – Я люблю вашу дочь, я по ней с ума схожу. Могли бы и сами догадаться, раз уж вы такой умный. Иначе с чего бы я затеял эту женитьбу?
– Ради ребенка.
– В этом есть доля правды, – произнес Сэм мягче. – Я рад, что Лидия беременна. Но главное в том, что я не могу без нее жить. Я по уши влюблен. Ну, довольно с вас?
– С меня уж точно довольно! – сказала Лидия, которая последние несколько минут сидела, спрятав лицо в ладони. – Если желаете, можете продолжать без меня, но тогда уж и на венчании обойдитесь без моего присутствия. Вот что, Сэм ты думаешь, что можно публично унизить меня, а потом исправить дело простым извинением. Точно так же ты уверен, что можно походя, небрежно признаться в любви, даже не обращаясь при этом ко мне. Твой девиз: «Кому надо, тот поймет». Нет уж, это не по мне. Женщине нужно, чтобы о любви к ней кричали на весь белый свет! Любовь – это не совсем то же самое, что постель. Там ты можешь не затрудняться, страсть сама расскажет все, что нужно. А вот в любви нужно соблюдать маленькие милые формальности, нужно делать красивые жесты. Если ты еще не понял этого, очень жаль. – Она повернулась к ошеломленным родителям. – Папа, мама, не поймите меня превратно. Я доверяю Сэму, на него можно положиться. Просто я думаю, что мы с ним не уживемся – мы слишком разные. Вам будет тяжело это принять, но знайте: я готова сама растить ребенка. Я была бы счастлива выйти за Сэма, но не за такую цену.
Высказавшись, Лидия направилась к двери. Ей некогда было рассиживаться – дел накопилось по горло.
– Что это значит? – закричал Сэм ей вдогонку. – Я думал, ты сама всего этого хочешь!
– Куда ты, Лидия? – вскричала виконтесса.
– Куда ты? – поддержал виконт.
– Лидди! – крикнул Сэм в отчаянии.
«Вот и хорошо», – с грустью подумала та. Может быть, отчаяние излечит его от хронической неприязни к самому себе. Когда она уже взялась за ручку двери, родители хором вопросили:
– Скажи наконец, куда ты, Лидия?
– Как куда? На стрельбище. На носу общеанглийский турнир по стрельбе из лука, надо как следует потренироваться.
Выходя на солнечный свет, Лидия чувствовала себя прекрасно. Ни тошноты, ни головокружения. Это было очень кстати. Денек выдался выигрышный, самый подходящий для тренировки.
У себя в комнате, переодеваясь для стрельбища, Лидия размышляла о том, как будет жить дальше. Она чувствовала не радостную приподнятость, а ответственность за зреющую в ней жизнь. Это будет нелегко. Мать решит, что, ее поступок покрыл их всех позором и, может быть, даже отвернется от нее. Отец будет опечален, но он ее не оставит. Отец никогда не был полноценным членом высшего общества, он сумеет пережить всеобщее осуждение.
А как насчет ее самой? Ребенок заполнит ее жизнь целиком. Какое счастье, что она уже отказала Боддингтону и теперь не должна проходить через тягостное объяснение. А Сэм? Ему она не отказывала. Если он захочет стать ей любящим мужем, что ж, милости просим! А если не захочет, так тому и быть. И в том, и в другом случае от нее это уже не зависит.
Возможно, им не стоит терять друг друга из виду, есть смысл оставаться любовниками. Он будет приезжать в гости, будет, изголодавшись по ней, преследовать ее по всему дому, будет качать ребенка на коленях и подбрасывать к потолку. И уезжать, потому что они так и не смогут разрешить свои разногласия. Так или иначе у нее будет чем жить. Она не нуждается в деньгах – сегодня это выяснилось окончательно. По мере того, как живот станет все более заметен, люди начнут ее сторониться. Но не все. Ведь если верно, что друзья познаются в беде, это самый подходящий момент узнать, кто в самом деле ей друг, а кто нет.
Нельзя сказать, чтобы Лидия не чувствовала трепета, в том числе и за судьбу ребенка. Носить клеймо незаконнорожденного – тяжкий удел. Она поклялась, что отдаст ему всю любовь, на какую только будет способна, что сумеет взрастить в нем чувство собственного достоинства и умение не склоняться перед людским предубеждением. Лидия и сама намеревалась жить по этому правилу. У нее и в мыслях не было прятаться по темным углам, она собиралась нести свою беременность гордо, как независимое государство несет свой флаг. Никто не заставит ее устыдиться ни того, что она отдалась любимому мужчине, ни того, что носит под сердцем его ребенка.