– Пип? – громко зовет она и вбегает в комнату.
Ставни открыты, как днем. Пегги спит, свернувшись на постели; в комнате тепло и душно, но Пипа в ней нет. Клэр стоит, оглушенная звуком собственного дыхания. Она понятия не имеет, где он может быть и что пошло не так, почему он не заперся у себя, как они условились. В отчаянии Клэр заглядывает в свою комнату – на тот случай, если он перепутал, хотя там и нет ключа, чтобы запереть дверь. Но и ее комната пуста.
– Пип! – зовет она без всякой надежды. Ее голос разносится по пустому коридору, теряясь среди шума сражения, доносящегося снаружи. Где-то хлопает дверь и раздается звон разбитого стекла; какие-то люди бегают туда-сюда.
Некоторое время Клэр стоит на месте в полной растерянности. Затем она собирается с мыслями, пытаясь сообразить, куда мог отправиться Пип. И тут ее осеняет. Она взбегает по еще одному пролету, впопыхах оступаясь и разбивая коленку о каменную ступень. Но мышиная комната тоже пуста, и дверь в комнату Марчи и Леандро, самую верхнюю во всем строении, заперта. Клэр барабанит кулаками, кричит в замочную скважину, но внутри никакого движения. Она, словно одеревенев, спускается вниз, не представляя, что еще предпринять или куда двинуться. Она не может спокойно отсиживаться в безопасности, пока не найдет Пипа и пока Этторе где-то снаружи – может быть, ранен, может, убит. Она думает, не подняться ли ей на крышу, но знает, что это будет безумием; думает спуститься во двор, но эта мысль ее страшит. Пока Клэр пребывает в замешательстве, шум снаружи начинает стихать, выстрелы раздаются все реже, и после каждого выстрела наступает тишина. Она спускается по лестнице, по которой недавно они поднимались с Марчи. На полпути вниз она останавливается, и удивленное восклицание замирает у нее на губах.
Пип здесь внизу, у подножия лестницы, прячется в тени рядом с ярко освещенным дверным проемом, куда он то и дело выглядывает. Клэр застывает, широко открыв глаза. Марчи стоит позади Пипа, положив руку ему на плечо, и тоже оглядывается по сторонам. Вы что, спятили оба? Этот вопрос Клэр так и не произносит вслух. Из комнаты доносятся сердитые голоса, и, хотя она не понимает ни слова, она сразу узнает их: один принадлежит Леандро, другой – Этторе. Сердце у нее болезненно сжимается от счастья. Они о чем-то яростно спорят на местном наречии, снаружи все стихает. Налет окончен, и Этторе цел. Клэр неслышно спускается еще на две ступеньки, понимая, почему Пип и Марчи не хотят вмешиваться. И тут она снова в замешательстве замирает, потому что у Пипа в руках оружие – револьвер, – и она видит, что он весь дрожит, от макушки до пяток. В нем чувствуется такое напряжение, что кажется, будто от него исходит жар необузданного дикого зверя. Клэр смотрит на него и на оружие в его руке; она смотрит на длинные белые пальцы Марчи, сжимающие его плечо. Они оба не сводят глаз с гостиной, и, когда Клэр следует за их взглядами, она видит Этторе, он невредим, но лицо его искажено горем и гневом, а дядя кричит на него, брызжа слюной. Она, словно завороженная, смотрит, как Этторе замахивается и наносит удар; его кулак смачно бьет Леандро в челюсть. Она слышит, как у Пипа вырывается вздох, и ничего не может сделать, не может шевельнуть ни единым мускулом, когда он внезапно идет в залитую светом комнату и в оглушительной тишине поднимает руку, целится и стреляет в Этторе.
Из груди Клэр вырывается вздох. Она не в силах произнести ни звука, она может лишь, спотыкаясь, двинуться за Пипом, широко разведя руки, чтобы окончательно не потерять равновесие, поскольку пол уходит у нее из-под ног. Краем глаза она смутно видит, как Леандро, качнувшись, опускается на одно колено, склонив голову, точно в молитве, и хватаясь за челюсть. Бойд стоит в стороне, бледный и словно лишившийся дара речи. Но взгляд ее сосредоточен на Этторе, он лежит на спине, ноги скрещены, его лицо и все вокруг забрызгано красным. Она бросается к нему, и он смотрит на нее с таким же замешательством и удивлением, что и в первый раз.
– Этторе! Все хорошо, все будет хорошо, – произносит она и сама не узнает своего голоса. Он тянется к ней, и она хватает его руку. – Все будет хорошо. – Она отводит лацкан его пиджака. Пип стрелял наугад, он только поднимал пистолет, когда спустил курок, и пуля попала в правое плечо, чуть выше подмышки. По полу растекается кровавое пятно, рубашка окрашивается красным, но Клэр вздыхает с облегчением. Рана далеко от сердца и легких; он будет жить. Она отрывает полоску от своей блузки, комкает ее и прижимает к кровоточащей ране. – Лежи и не двигайся, любовь моя, – говорит она. – Все будет хорошо. Мы позовем доктора… ты поправишься.
Перед глазами у нее все плывет, мысли путаются. Она поднимает взгляд и видит в руке у Пипа револьвер, все еще поднятый и дрожащий, словно застывший после выстрела. Его лицо и даже губы бледны как полотно; глаза полны такого глубокого ужаса, словно он вовсе не собирался стрелять.
– Пип, что ты делаешь? – спрашивает она, запинаясь. – Что, черт возьми, ты делаешь?
Пип даже не моргает. Клэр чувствует, как сквозь тонкую ткань ее блузки сочится горячая кровь Этторе, заливая ей руки. Следом за Пипом в комнату входит Марчи, ее глаза расширены, лицо застыло, словно маска. Клэр переводит взгляд на Леандро, но он все еще стоит на коленях и трясет головой, оглушенный ударом. И тут к ним подходит Бойд, двигаясь неспешно, словно направляясь к книжной полке.
– Бойд, забери у него оружие. Забери у него оружие! – кричит Клэр.
В течение нескольких мгновений он смотрит на нее и затем делает то, о чем она просит, – вырывает револьвер из сжатой руки Пипа. Клэр с облегчением поворачивается к Этторе и нежно проводит пальцами по его лицу. Бойд делает шаг по направлению к ним, и Клэр понимает, что выдала себя. Но ребенок в ее утробе не оставил ей выбора – раньше или позже ей пришлось бы во всем сознаться. Она сглатывает комок в горле и поднимает на мужа глаза. На его лице то же отсутствующее выражение, которое она уже видела прежде, со слабыми проблесками горя и страха. Он выглядит точь-в-точь как тогда в Нью-Йорке, когда накачался бренди и проглотил пригоршню таблеток. Рот приоткрыт, взгляд блуждает. Бойд опускает глаза на револьвер, который сжимает в руке, держа палец на курке. Не сводя глаз с оружия, он медленно поднимает его, поворачивая дуло вверх к своему подбородку.
– Бойд, – произносит Клэр так мягко, как только может. – Нет, Бойд. Не делай этого.
На какое-то время он застывает, кажется, что он даже не дышит; револьвер дрожит в его руке, он немного выдвигает подбородок, и дуло касается кожи. Он замирает, затем громко всхлипывает.
– Бойд, нет, – говорит Клэр.
– Нет, – произносит он, встряхивая головой. Он весь трясется, и теперь его глаза устремлены на нее, впиваются в нее. Затем он вытягивает руку, целится в Этторе и стреляет.
– Нет!
Какое-то мгновение Клэр думает, что это выкрикнула она, но это не она, потому что ее сердце перестало биться, а зубы плотно стиснуты. Это Марчи.
– Нет, нет, нет! – кричит Марчи. Ее голос звучит неестественно и глухо; выстрел звоном отзывается в ушах Клэр.
Она не может двинуться. Она видит, как Бойд переступает с ноги на ногу, занимая более удобную позицию, поворачивает туловище и наводит дуло на ее лицо. Она пытается сфокусировать взгляд на том, что расплывается позади идеально круглого черного дула. Лицо Бойда, возвышающееся над ним, теперь начисто лишено всякого выражения, так что он кажется спокойным, но под каплями слез на одной щеке подрагивает мускул, а в глазах сверкает бешенство. Они смотрят друг на друга, и Клэр не знает, сколько это длится. Она смотрит в глаза этого человека и в глаза собственной смерти и не может распознать их. Бойд нажимает на курок, раздается щелчок, но револьвер не стреляет. Бойд хмурится, начинает растерянно проверять барабан. И тут на него наваливается Леандро, сбивает с ног и наносит удар за ударом. Револьвер отлетает в сторону, и Клэр сознает, что смотрит в пустоту. Затем она переводит взгляд на Этторе.
Выстрел Бойда был точным. Над левым виском Этторе темнеет аккуратное отверстие, повторяющее форму дула, в которое только что смотрела Клэр, его глаза полузакрыты, и он лежит слишком тихо. Она знает, что он мертв, но не может заставить себя в это поверить. Она берет его правую руку и прикладывает к своей шее под волосами так, как он любил делать. Его рука еще теплая; она представляет, как сгибаются его пальцы, представляет, как он притягивает ее к себе, представляет, как он переводит дыхание, еще находясь с ней.