Мэри Уэсли - Опыт воображения

Устроившись поудобнее на тахте и вытянув ноги, Сильвестр с удовольствием оглядел почти пустую гостиную. Он испытал особое удовлетворение, вспомнив, как выпроводил Ребекку. При Цилии в доме всегда царили шум и беспорядок. В этом она была большим мастером. Попивая виски, он поглядывал на оголенную каминную полку, с которой исчезли табакерки Капо ди Монте, мейсенские мопсы и вычурные французские часы в виде запряженного экипажа. Они были для Цилии предметом особой радости и гордости. С наслаждением прихлебывая виски, он начал было меланхолично и беззлобно вспоминать свою взбалмошную супругу и громко рассмеялся, подумав, что если бы этот дом не принадлежал ему до того, как он женился, то Цилия и его забрала бы себе. А может быть, и нет, подумалось ему. Этот небольшой домишко в одном из глухих переулков Челси был, конечно, несравним с особняком Эндрю Баттерсби на Барнс-Коммон, в который нацелилась въехать Цилия. У него к тому же был еще и дом в Глостершире. После того как Цилия развелась с ним, Эндрю Баттерсби с космической быстротой поднялся в Сити на головокружительную высоту. Имя Баттерсби, бывшего когда-то „так себе, кое-чем в страховом деле“, выросло с тех пор в финансовом мире до гигантских размеров. „Ну, второй-то раз она с ним разводиться не будет, — подумал, посасывая виски, Сильвестр. — Теперь-то она будет просто в упор не замечать хорошеньких секретарш. В квартире, которую она сняла, она долго не задержится, так как постарается побыстрее все уладить, пока Эндрю не перехватила какая-нибудь девица. А вообще говоря, ей не надо было тогда от него уходить — для нее я был всего лишь удобной спасательной сеткой, своего рода временным — на пять лет — заместителем. На целых пять долгих лет! Уф!“

Интересно, а скоро ли она у него попросит развод? И как она это сформулирует? Может быть, она предполагает, что он сам возбудит дело о разводе? Вряд ли. Ну а если она решит сама подать на развод, то какие основания для этого она приведет? Его нельзя обвинить ни в супружеской неверности, ни в грубом и жестоком обращении с женой, скорее наоборот. Цилия не была такой женщиной, которая может довести мужчину до состояния аффекта. Он позволил ей уйти, забрав с собою почти все, что было в доме, и не проблеял при этом ни слова протеста.

— Удачи тебе, Цилия! — громко сказал он. — Удачи тебе — бывшей первой и будущей третьей жене Эндрю Баттерсби!

Джанет швырнула сумки и пакеты на пол и ударом ноги захлопнула за собой дверь. Пока она разбирала на кухне принесенные овощи, у нее из головы не выходила все растущая гора адресованных Пайпер писем, валявшихся в вестибюле под ее почтовым ящиком.

Она знала, что скажет ее любовник Тим, если она спросит, что он думает по этому поводу: „Оставь ее в покое, не вмешивайся. Ну была бы она нашей приятельницей, тогда другое дело! Мы здесь совсем недавно, мы не знаем ситуации…“ Ну и так далее, в том же духе. Она сунула свежий батон хлеба в свою прованскую хлебницу, предварительно высыпав из нее хлебные крошки в мусорное ведро. Потом она вскипятила воду и приготовила себе чашку растворимого кофе, которую тут же, не садясь за стол, и выпила. Она продолжала думать о Пайпер, которая жила на последнем этаже. Можно догадаться, что разведена, но ее довольно часто посещал бывший муж. Он, видимо, приходил навестить своего ребенка, причем делал это и днем, и ночью, если судить по крикам и топанью, которые были слышны и двумя этажами ниже. В последнее время, однако, там, наверху, все стихло; не было даже характерного шума, производимого обычно детьми. Не видела Джанет и саму Пайпер. Не может быть, чтобы ее не было дома — иначе зачем же приходили к ней тогда эти индийцы из углового магазина? Странно это все. А красивый был цвет у того сари! „Желтолицая“! Я не желтолицая! Нахмурившись, она принялась сосредоточенно разглядывать свое лицо в зеркале. Это, должно быть, осеннее солнце так светит, что кожа кажется желтой. Почему бы не проявить добрососедство? Можно отнести ей немного тех яблок, которые привезла Тиму его тетка, тем более что привезла она их слишком много. Если они еще немного полежат, то сгниют. За ними не уследишь. Джанет отобрала полдюжины яблок, которые были вполне хороши на вид, и положила их в пластиковый пакет. В вестибюле она подобрала с пола кучу писем, после чего поднялась по лестнице и постучала в квартиру на верхнем этаже.

Когда Джулия открыла ей дверь, Джанет сказала:

— Меня зовут Джанет. Я живу с Тимом Феллоузом на первом этаже. Не хотите ли немного яблок? Тетка Тима прислала их ему из деревни. Она не сказала, можно ли их есть просто так или они предназначены для того, чтобы из них что-то варить, но пахнут они очень приятно. — С этими словами, распираемая добрыми намерениями и любопытством, она напористо надвигалась на Джулию, так что той волей-неволей пришлось отступить, и через ее плечо Джанет стало видно комнату.

— Ого! У вас просто идеально чисто. Боже, я, кажется, помешала? — сказала она, увидев бутылку водки на столе, на котором больше ничего не было. — У вас, кажется, будет вечеринка или… О Господи! Какая я глупая! Вы собирались… Ой! — испуганно выдохнула она. „Самоубийство“, — промелькнуло у нее в голове.

— Вы принесли мои письма, — сказала Джулия. — Спасибо!

— Извините, можно я сяду? — спросила Джанет, почувствовав слабость в ногах.

Джулия молча показала рукой на кресло. Джанет села. Джулия опустилась, скрестив ноги, на пол; рядом с ней кучкой ссыпались на пол письма.

Прошло несколько минут. Целая вечность, как она потом скажет Тиму.

— Вы не собираетесь их читать? — выговорила наконец Джанет.

— А какой смысл? — сказала Джулия. — В них во всех будет одно и то же.

— Одно и то же? Я что-то не понимаю…

— В них во всех будет говориться, с каким огромным сожалением узнали они о гибели Жиля и Кристи.

„Я, видимо, выглядела в этот момент, как выброшенная на берег рыба, — скажет потом Тиму Джанет. — У меня отвисла челюсть“.

— Причем на самом деле они, конечно же, не испытывают никакого такого „огромного“ сожаления. Да, они сожалеют, но сожаление это отнюдь не „огромное“, а что касается Жиля, то в большинстве случаев они, так же как и я, не сожалеют о нем вообще.

— Боже мой! — воскликнула Джанет.

— Почему ты называешь Его своим? Откуда тебе это знать? — В голосе Джулии было столько злости, что Джанет почувствовала себя оскорбленной и обиженно откинулась на спинку кресла.

— Хотите выпить? — спросила Джулия. — Могу предложить водку с тоником, больше у меня ничего нет. Я принесу лимон. — И она проворно вскочила на ноги. ’’Пожалуй, мне лучше убраться отсюда“, — подумала Джанет, когда Джулия ушла в кухню. Но не успела она решиться, как Джулия вернулась с бокалами, бутылкой тонина и лимоном в руках. — Останови меня, когда хватит, — сказала Джулия, энергично наполняя водкой бокалы.

Глядя, как она добавляет тоник и лимон, Джанет сказала:

— Знаете, а я думала, что вы… — и замолчала, смутившись.

— Нет, — мягко улыбнулась Джулия, — я не собиралась. — И глотнула водки. — Аспирин, — сказала она. — Эту хитрость я узнала давным-давно. Проглотив парочку таблеток перед тем, как пить, страхуешь себя от тяжелого похмелья. Пейте! Поскольку уж вы здесь, можете составить мне компанию.

Джанет сделала большой глоток, поперхнулась, не ожидая, что напиток окажется таким крепким, и спросила:

— Как вы считаете — у меня желтое лицо?

— Желтое? Откуда вы это взяли?

— Да вот Тим…

— Цвет вашего лица вам очень идет. Вы симпатичная.

— Спасибо! — поблагодарила Джанет и глотнула еще водки. — Не сказала бы, чтобы тоника было жутко много. — Помолчав, она заметила: — Так значит, вы не собирались… как бы это сказать… э-э-э… ну конечно же! Но почему в одиночку?

— Вы считаете, что я выгляжу одинокой пьяницей?

— Что касается одиночества, то да, и это естественно, если ваш Жиль… Вы ведь сказали „Жиль“? Ваш муж?

— Да.

— Если он погиб, да к тому же еще вместе с Кристи. Господи, так вот почему в последние дни здесь было так тихо! Какая же я глупая!

Джулия снова наполнила бокал Джанет и добавила себе немного тоника.

— Так значит, — сказала Джанет, — вы собирались помянуть, а не…

— Вот именно, помянуть, — подтвердила Джулия. — Помянуть одного и стереть из памяти другого. Это не слишком сложно для понимания?