Наполеон пожал плечами.

– После сегодняшнего так скоро, как только сможет.

– А Москву мы возьмем? – лихо, как подросток, улыбнулся Мюрат. Некоторые его кавалеристы клялись, что маршал смеялся, когда вел их за собой…

– Конечно же, мы займем Москву. Я намерен продиктовать условия мира из Кремля. – Наполеон взглянул на Мюрата.

– До сих пор я мягко обращался с покоренными нациями, но моему другу Александру я преподнесу такой урок, который весь мир не скоро забудет. Позже он оставил палатку и направился к наблюдательному пункту, откуда смотрел, как его войска штурмуют стены Смоленска. Он наблюдал в молчании, и это молчание распространилось на его маршалов и адъютантов, стоявших рядом с ним. Звуки битвы замирали внизу. Воздух наполнил только ужасающий громкий треск, и все ночное небо озарилось сверкающим красным отблеском, исходившим из того ада, который раньше назывался Смоленском, древним городом Святой Руси. К императору подъехал посыльный с черным от дыма лицом и доложил, что французская армия входит в горящий город, не встречая никакого сопротивления. Смоленск пуст, основная часть русских войск отступила и предварительно подожгла город.

11

– Мы должны либо остановиться и дать сражение, либо заключить мир с Наполеоном. Настроение армии и Двора просто не выдержит еще одного отступления.

Аракчеев проговорил эти слова не шевелясь, и на этот раз его бледно-голубые глаза смотрели прямо на Александра. Он любил Александра, если это слово применимо к чувствам подобного существа, и эта его любовь давала ему мужество говорить то, что прозвучало сейчас.

Опасность грозила Александру с двух сторон. Быстроту разрастания внутренних интриг можно было сравнить лишь со стремительностью продвижения вперед Наполеона. Если он воспротивится этому последнему предупреждению и позволит иностранцу Барклаю де Толли и дальше бежать от французов, то он непременно потеряет свой трон. Именно это и сказал ему только что Аракчеев, но он не упомянул, что средоточием всех нитей предательства была Великая княгиня Екатерина Павловна.

Она стала самой яростной сторонницей того, чтобы встретиться с Наполеоном в открытой схватке. Смоленск оставлен в дымящихся руинах, русские солдаты вновь отступили, и зачем? Не собирается ли Александр позволить Барклаю оставить также и Москву?

Александр повернулся к Аракчееву.

– И вы мне это тоже советуете? – спросил он.

– Да, ваше величество. Я также советую и кое-что еще. Отпустите Барклая и поставьте во главе армии русского. Сейчас это единственное, что вы сможете сделать.

Если мы потеряем Москву… – Он не закончил фразу.

– Значит, все против меня, – спокойно заметил Александр. – Моя мать, сестра, Константин, мои генералы и даже вы, Алексей. Очень хорошо. Если я отпущу Барклая, то командование должно будет перейти к Кутузову, вы верите, что он сможет победить Наполеона?

– Я не верю, что его вообще можно победить, – откровенно ответил Аракчеев. – Но в настоящий момент большая опасность здесь, в Петербурге, а не на поле битвы. – Если Москва падет, одному Богу известно, что может случиться.

Александр отвернулся от него и уставился в окно. Солнце садилось за крышу дворца, окрашивая красным цветом воды Невы. Воздух был очень спокоен.

– Ваше величество, я умоляю вас, – прошептал Аракчеев.

Александр не отвечал, он медленно подошел к своему столу, сел и начал писать. Аракчеев стоял молча, ожидая.

– Это приказ Барклаю передать командование генералу Кутузову. Проследите, чтобы его отослали немедленно, и сообщите Двору, что я намерен встретиться с Наполеоном в открытой схватке.

Он передал документ Аракчееву и взглянул на него.

– Вы можете также передать им, что, если Кутузов проиграет битву и отдаст Москву, я все равно продолжу войну.

Аракчеев вышел, а Александр уронил голову на руки. Он так и сидел за столом с закрытыми глазами, бесконечно уставший от просматривания заполночь донесений с места военных действий, он вычерчивания на огромной карте, висевшей на стене кабинета, пути продвижения вперед французской армии. Со дня взятия Смоленска он почти совсем не спал.

Кутузов. Популярный генерал, который участвовал в неразберихе Аустерлица, ленивый, старый фаталист, чья хитрость и презрение ко всяческой организованности заслужили ему репутацию блестящего военного. Это был независтливый, циничный человек, суеверный и совершенно нетерпеливый к вмешательству в его дела. Он насмехался над Барклаем де Толли всю кампанию, ожидая, как злобная старая черепаха, когда же общественное мнение осудит иностранца.

Итак, именно Кутузов столкнется с Наполеоном, с горечью подумал Александр. Но дело сделано, выбора у него нет. Он знал из всего того, о чем Аракчеев не осмелился говорить, насколько опасным было его положение.

Через неделю он получил официальное донесение с фронта. Его прислал генерал Кутузов. Он благодарил царя за милостивое назначение его главнокомандующим армии и извещал его величество, что местом проведения битвы за Москву выбрана деревня Бородино.

– На этот раз, – сказал Наполеон, – они действительно собираются остановиться и сражаться. Император и его маршалы обедали в большой палатке в новом лагере, расположенном в нескольких милях от деревни Бородино. Наполеон сидел во главе длинного стола, а по обе стороны от него расположились маршалы Мюрат и Ней. Подальше от него Даву размеренно поглощал пищу, как всегда мало разговаривая; рядом с ним сидел князь Понятовский; напротив поляка расположился Бертье, начальник штаба, а слева от него генерал Руши. Угощение было превосходным. Отряд, совершивший набег, нашел для императорского стола немного свежих фруктов; все много пили, и настроение поэтому царило приподнятое. Даже Даву был настроен оптимистически, потому что уверенность Наполеона этим вечером была заразительна.

Тягомотное разочарование этой кампании оказало свое влияние на всех этих людей, людей, которые были непревзойденными в войне, где требовались действие и решительность, и которые преследовали ускользающего противника через выжженную, пустую землю вплоть до этого момента. Смоленск ничего им не дал, а стоил очень многого. Среди рекрутов в армии наблюдались недовольства, трудно было проследить, чтобы среди такого огромного числа людей никто не разбредался, не оставлял свое оснащение, не дезертировал во время похода через Россию. Запасов пищи не хватало, линии коммуникаций были слишком растянутыми, и не было времени разбивать необходимые стоянки, так как продвигавшаяся вперед армия покрывала каждый день огромные расстояния. Но теперь все скоро должно закончиться. Враг перестал отступать, все его силы сосредоточились под Бородино, преграждая путь на Москву, и Наполеон понимал, что наконец-то с ними столкнется.

– Им больше некуда отступать, – заметил Мюрат. – Мы возьмем Москву.

– Я и рассчитывал на это, – сказал Наполеон. Он выпил стакан вина и снова протянул его ординарцу, чтобы тот его наполнил. – Я знал, что они потеряют головы после Смоленска. Наш храбрец Александр, сам находящийся так далеко от битвы, вынужден будет защищать Москву.

– Жаль, что он сам не возглавил армию, ваше величество, – сказал Ней. – Мы бы пережили тогда еще один Аустерлиц.

Наполеон покачал головой.

– Не настолько же он глуп, мой дорогой Ней. Он не воин и отлично понимает это. Он достаточно умен, чтобы оставаться в стороне и позволить своим генералам взять на себя всю вину. Кроме того, Кутузов тоже был под Аустерлицем.

Мюрат рассмеялся.

– Ну и будет же дельце под Бородино! Я с трудом сдерживаю кавалерию, ваше величество. А вам это удается, Ней? Им не терпится скорее добраться до казаков.

– Не недооценивайте их, ваше величество, – ответил Ней. Он недолюбливал Мюрата и когда хотел, чтобы его слова звучали саркастически, то всегда обращался к нему с прибавлением королевского титула.

Оба они претендовали на роль первого маршала французской армии, подвиги их были примерно равны. Но Мюрат был высок и щегольски красив, Ней же был ничем не примечателен. Мюрат женился на Каролине Бонапарт, был провозглашен королем неаполитанским. Мюрат посмотрел на своего соперника и насмешливо ухмыльнулся. Он еще не успел ответить, как вмешался Наполеон.

– Ней прав, – резко произнес он. – Нельзя недооценивать их. Они хорошие солдаты, и каким бы старым козлом ни был Кутузов, его люди сражаются умело.

Он оглядел стол, и на лице у него стала появляться медленная улыбка, глаза его осматривали все лица, на которых играла ответная улыбка и которые отражали преданность ему. Даже непокорный Даву смотрел на него глазами преданной своему хозяину собаки. Они любили его, все присутствовавшие, самые смелые и блестящие солдаты его империи, люди, поднявшиеся вместе с ним в борьбе за власть во Франции и прошедшие вместе с ним полмира. Он был их императором, но их общее начало, их огромные победы превосходили все остальное. Он захватил себе верховную власть, но ко всем ним он оставался одинаково щедр. В результате каждой кампании раздавались деньги, титулы, почести, земли, и в каждой кампании он делил с ними опасности.