Эвелин Энтони - Орлы летают высоко

На большинство французов мрачные и маленькие комнаты не произвели никакого впечатления. Тусклый свет проникал сквозь древние окна, и некоторые офицеры начали сравнивать эти комнаты с роскошью Версаля и Тюильри. Наполеон продолжал молчать. Из Грановитой палаты они поднялись по лестнице, ведущей в небольшой Теремной дворец, построенный Михаилом, первым Романовым, почти триста лет тому назад.

Здесь молчание императора распространилось и на его окружение. Беззвучно переходили французы из одной расписанной фресками комнаты в другую, и в тишине гулким эхом раздавались их шаги. Они пересекли красностенный Тронный зал, и Наполеон остановился у простого стула, на котором когда-то сидел и правил Михаил Романов.

– Парадная спальная вот здесь, сир, – прошептал великий маршал Люрок, а потом уже подумал, почему это он понизил голос. Он прокашлялся и продолжал уже более твердым голосом. – Комната не очень подходящая. Как я понимаю, ею почти никогда не пользуются, только в исключительно торжественных случаях. Уверяю вас, сир, вам будет гораздо удобнее в новом здании.

Наполеон взглянул на него.

– В истории Москвы не будет случая более торжественного и важного, чем сегодняшний.

Они стояли на пороге спальной древних царей. В этой небольшой комнатке почти не было мебели; позолоченные стены и иконы тускло поблескивали. В центре комнаты стояла резная кровать под балдахином.

– Я остановлюсь здесь, господа, – сказал Наполеон.

Он оглядел их всех и улыбнулся.

Напряжение тут же спало. Они больше не прислушивались к звукам собственных шагов; они больше не шептали, а говорили громкими голосами. Теперь по всему старому зданию разносились смех, разговоры, шум. Когда его господин отвернулся, Дюрок подошел и проверил кровать, после чего в отвращении наморщил нос. Она была жесткой, как доска.

Этой ночью армия расположилась прямо в Москве. Она захватила город подобно всепоглощающему приливу и разлилась по нему, как волна, распадаясь на отдельные ручейки людей, рыскающих в поисках наживы, приюта, еды, женщин.

По отношению к тем немногим жителям, оставшимся в городе, насилие практически не применялось. В целом оккупация носила добродушный характер, ведь она не была результатом кровопролития, которое обычно делает армию завоевателей такой беспощадной к тем, кто противостоял ей. Войска не причиняли особого разрушения особенно там, где они находили набитые погреба. Одному из офицеров доложили, что трое его людей умерли, после того, как очистили погреб и выпили содержимое каких-то найденных в нем бутылок. В бутылках обнаружили купорос. Офицер только пожал плечами и так и не понял, почему в погребе вместо вина хранился купорос. Затем он повторил приказ императора, запрещающий грабежи, и забыл о случившемся.

К шестнадцатому сентября Наполеон оставил древние царские апартаменты и переехал в удобные, роскошные комнаты, которые обычно занимал Александр во время своих визитов в столицу. Армию расквартировали, накормили, пополнили свежими силами и обеспечили надежным укрытием. Император объехал город, и одним из первых мест, которые он посетил, был собор Василия. Блаженного, тот собор, который он видел с вершины холма. Он счел его изумительным. Изумительным; но им не хватало помещений, и они не могли себе позволить быть излишне сентиментальными. Из церкви вынесли все украшения и стали использовать в качестве конюшни. Наполеон не признался даже самому себе, что им руководили не целесообразность, не святотатство, а лишь зависть.

Бонапарт уже начинал уставать. Да, теперь ему можно расслабиться. Он прошел к себе в спальную и достал портрет своего сына, маленького римского короля. В уединении бывшей комнаты Александра император поцеловал портрет.

– Это все для тебя, сын мой, – сказал он. – После того, как я заключу мир с Россией, ты будешь императором Франции, правителем всего мира. Твоя мать и я будем жить как частные лица. Видит Бог, я уже устал от войны…

Потом он повернулся на другой бок и зевнул, думая о Марии-Луизе. Здесь не было женщины, которая подходила бы для этой постели. Сильный ветер задувал в окна его комнаты, а ночь снаружи была очень темной; в вышине висела только бледная половинка луны. Наполеон натянул одеяло и вскоре уснул.

Он проснулся оттого, что кто-то тряс его и кричал ему в ухо. Еще не проснувшись окончательно, он резко поднялся и увидел рядом с кроватью одного из своих адъютантов. Тогда он внезапно осознал, что может различить лицо стоящего человека; комната была ярко освещена.

– Ваше величество! Сир, ради Бога, проснитесь! – кричал его адъютант. – Вся Москва охвачена пожаром!

Александр отправился к себе во дворец на острове на Неве, он неважно себя чувствовал. Его лихорадило, на ноге у него появилось рожистое воспаление. Он не выходил из своей комнаты, читал там официальные донесения, писал письма сестре.

Москва, в которой он короновался, чьи жители в первые дни войны предложили ему свою собственность и свои жизни, превратилась в пылающий ад. Ростопчин передал его приказания, и оставленные там поджигатели выполнили их. Наполеон еле спасся из пылавшего Кремля, а его армия была вынуждена оставить город после четырех дней борьбы с огнем, который пожирал деревянные строения, раздуваемый ветром.

Перед отступлением французы разрушили некоторые части Кремля и его древние здания. У них на глазах горели склады и квартиры, так необходимые им зимой. Об этой новости с ужасом узнали в Санкт-Петербурге, и Александр быстро свалил всю вину на французов.

Константин и вдовствующая императрица убеждали его заключить мир. Его брат стучал ногами и размахивал кулаками перед его лицом в Зимнем дворце.

– Это ваших рук дело, – кричал он. – Вы хотели войны! Москва разрушена; теперь он придет в Петербург и убьет нас всех! Заключайте мир, говорю же вам, заключайте мир, иначе с вами может произойти то же, что произошло с отцом…

Александр проигнорировал его слова. Без Екатерины никто из них не осмелится что-либо предпринять, а Екатерина держала свое слово. Она писала ему каждый день, напоминая ему о своем обещании не препятствовать ему ни в чем и умоляя получить обратно ее любовные письма к Багратиону, они не должны попасть в чужие руки… Александр мог себе представить, какие письма писала своему любовнику Екатерина Павловна, и поэтому сразу же послал за ними.

Даже Екатерина не догадывалась о том, что сделал ее брат. В своих письмах она обвиняла французов за разрушение Москвы и яростно ругала свою семью за то, что они желали мира.

Александр удалился на Каменный Остров, чтобы найти там покой, и послал за Марией Нарышкиной.

Он никогда ни в чем ее не обвинял, хотя ему было известно обо всех совершенных ею изменах. Сейчас ему требовались покой и дружеское расположение, и то, что Мария развлекалась с несколькими любовниками, ему было все равно. Он ею пренебрегал, а она очень чувственная женщина – так какое это имело значение…

В первые несколько часов она держалась напряженно, говорила о пустяках. Он наблюдал за ней с удивлением и разочарованием.

– Мария, что с тобой? Разве тебе не хотелось приезжать сюда?

Она помолчала и взглянула на него.

– Конечно, ваше величество, я только хотела развлечь вас… Если вам надоело…

– Мне совсем не хочется спорить сейчас, – устало сказал он. Она называла его ваше величество только тогда, когда сердилась. Она села в кресло, потом снова встала и начала ходить взад и вперед по комнате.

– Простите меня, – произнесла она. – Я так давно не видела вас, что почувствовала себя чужой.

Мария поняла, что слабеет. Он был виновной стороной; но, как всегда, она не могла поддерживать в себе обиду, когда Александр был рядом с ней. Она хотела примирения, она сама хотела подойти к нему, потому что он выглядел уставшим, бледным и постаревшим лет на десять. Она все еще была безнадежно влюблена в него, и в этот момент понимание того, что никогда больше не будет играть в его жизни значительную роль, вряд ли чего-нибудь стоило.

Он молчал, и она сказала:

– Я понимаю, какое для вас сейчас беспокойное время. Я просто хотела быть рядом с вами и помочь вам.

– Теперь ты можешь мне помочь, – отозвался он. – Когда-то я сказал тебе, что ты вольна делать, что тебе угодно, если только при этом не оставить меня. Это было очень давно здесь, на острове, ты помнишь?

– Помню, но я не думала, что вы действительно это имели в виду. Я поймала вас на слове, Александр, понимаете?