Эвелин Энтони - Орлы летают высоко

Она опустилась на колени около его кресла, глядя на него. Отблески огня освещали ее лицо, играя на выступающих скулах и блестящих калмыцких глазах. В глазах этих было такое выражение, которого он никогда раньше не замечал.

– Вы не хотите, чтобы я уезжала, не правда ли? – прошептала она. Он весь дрожал, капли пота бежали у него по вискам, и он вцепился руками в ручки кресла.

Он вдруг подумал, что его сестра Екатерина выглядит немного сумасшедшей, когда смотрит на него вот так, а ее лицо находится всего в нескольких дюймах от его лица.

– Вы должны отпустить меня, Александр, – пробормотала она.

– Я только хочу, чтобы вы были счастливы, – хрипло проговорил он. – Я даю вам мое согласие.

Он резко поднялся со стула и, не оглядываясь, выбежал из комнаты.

Екатерина уехала из России, пока он навещал Марию Нарышкину. Мария, как всегда, бывала при Дворе, и на торжественном балу, проводившемся в его честь, он просил ее вальсировать с ним. Он сразу же заметил ее простое белое платье и гирлянды цветов, которыми она украсила свою прическу, и он понял, что она оделась так, чтобы доставить ему удовольствие. Ее замысел одновременно и тронул, и опечалил его.

Однажды он направился к особняку Дмитрия Нарышкина, чтобы навестить ее. Лакей, открывший дверь, остолбенел от изумления, а затем пробормотал, что княгиня находится в детской, но если его императорское величество соизволит подождать одну минутку в Золотом Салоне… Когда домочадцы узнали о прибытии царя, их охватила паника, управляющий Нарышкиных поспешил ему навстречу, кланяясь и извиняясь.

– Ваше величество, вас не ожидали… никого нет, чтобы должным образом встретить вас… княгиня будет так сердиться…

Александр несколькими словами успокоил его. Это частный визит, он просто хочет, чтобы его сразу провели в детскую, где он может встретиться с княгиней.

Его провели в большую, залитую солнцем комнату, и, когда Мария присела перед ним в реверансе, Александр поцеловал ей руку. Нянька, в изумлении уставившаяся на царя, держала на коленях маленькую девочку. Ребенок ерзал и рассматривал незнакомца рядом с матерью.

– Для нас это большая честь, ваше величество, – сказала Мария. Она покраснела, и рука ее инстинктивно поднялась к растрепанной и непричесанной голове. На ней был свободный розовый халат и домашние шлепанцы.

– Я и не думала, что вы приедете, иначе я подготовилась бы, чтобы встретить вас надлежащим образом. Вы должны простить меня. Не соблаговолите ли спуститься вниз, ваше величество?

Он улыбнулся ей, не сводя глаз с ребенка.

– Одну минутку, мадам. Я нахожу, что эта домашняя обстановка просто очаровательна. Мне кажется, вы забыли представить мне мадемуазель Нарышкину.

Мария сделала знак няньке, та опустила малышку на пол. Мария немного хмурилась. До этого момента Александр не проявлял к ее детям ни малейшего внимания.

– Софи, подойдите сюда!

Маленькая девочка тихонько направилась к ним, и ее мать развернула ее лицом к Александру.

– Поклонись его величеству, – приказала она.

Девочка неуклюже присела, задрав наверх мордашку и широко раскрыв глазки от любопытства. Он взял маленькую Нарышкину за руку и не отпускал ее все время, пока та стояла перед ним. Софи – его родная дочь. Он видел ее, когда она была крошечным ребенком. Еще два ребенка Марии считались его детьми, но по отношению к этой не было никаких сомнений в его отцовстве. С минуту мужчина и ребенок рассматривали друг друга, а потом он улыбнулся ей.

– Добрый день, мадемуазель.

Очень медленно на серьезном личике появилась ответная улыбка, точное отражение его собственной, и маленькая ручка сжала его пальцы.

– Добрый день, мосье.

– Ваше величество, – подсказала Мария.

– Ваше величество, – поправилась Софи и снова улыбнулась своему отцу. Он присел перед ней и дотронулся пальцем до ее щечки.

– Сколько вам лет, Софи?

– Девять, уже почти десять, мосье. – Она помолчала, а затем мягко спросила: – Сколько вам?

Александр рассмеялся и жестом остановил готовый сорваться с губ Марии упрек. – Боюсь, что мне лет уже намного больше, чем вам. А чем вы занимались, когда я пришел?

– Мы играли с маман, – ответила она. – У меня новая кукла, мосье. Хотите посмотреть?

– Конечно, хочу. – Он оглянулся на Марию и попросил: – Отошлите няньку. Мне хочется поговорить с вами и Софи наедине.

Нянька пятясь и все время приседая выскользнула из комнаты. Оказавшись за дверью, она тут же бросилась на половину слуг с новостями. Сам царь, прямо как ангел с небес сошел, разговаривал с малышкой Софи! О, она никогда не забудет этого дня!

Когда они остались одни, Александр сел и взял девочку на колени. Она показала ему свою куклу, и он долго восхищался ею. Он поцеловал ее курчавую головку, она обняла его ручкой за шею и нежно прижалась к нему.

– Почему я с ней не встречался раньше? – требовательно спросил он у Марии, и ее лицо покраснело от гнева.

– Я и сама редко вижу вас, ваше величество, и не могу же я брать Софи с собой на приемы!

Он слишком был занят с ребенком, чтобы обращать внимание на ее тон.

– А она сама знает, кто она?

– Нет, – ответила Мария. – Я не находила нужным говорить ей об этом. Она не могла помнить вас, и это лишь смутило бы ее. Почему же вы не сообщили мне о своем визите, чтобы я могла должным образом подготовиться?

– Я хотел сделать вам сюрприз, – сказал он. – И я очень рад, что мне это удалось. Теперь я познакомился с мадемуазель Софи, а это для меня очень важно.

– После этого она станет совершенно невозможна, – резко заметила Мария. – Господь свидетель, она уже достаточно избалована!

Александр с удивлением посмотрел на Марию и неожиданно понял, что она его ревнует. Он застал ее небрежно одетой, как обычная мещанка, играющей в детской, и все свое внимание он обратил на ребенка. Трудно было представить себе менее романтичное окружение для воссоединения двух влюбленных… Ему припомнился простой бальный наряд и незабудки в ее волосах. Много лет назад, во время визита короля и королевы Пруссии, она была одета точно в такой же, а позже он сказал ей, что она была самой прекрасной женщиной из всех присутствующих. «Бедняжка Мария, дорогая Мария, – вдруг подумал он, – ведь это она подарила ему это очаровательное дитя».

– Давайте пройдем в ваши апартаменты, – мягко предложил он. – Я бы не возражал против чая, там мы с вами сможем поговорить.

Он посадил Софи рядом с собой, и она подняла личико, ожидая поцелуя.

– А вы еще придете ко мне, мосье? – спросила она, и он пообещал, что в следующий раз он сделает так, что она сама придет навестить его.

Затем Александр проводил Марию вниз, мягко говоря ей, что очень надеется, что она позволит ему оставаться ее другом. Он также надеется, что сможет видеться со своей дочерью, когда ему этого захочется.

Она не смогла сдержать слез, когда он заговорил о том счастье, которое они переживали вместе в прошлом, и о необходимости поддерживать его на новом уровне.

– Дружба – драгоценная вещь, – произнес он и, поцеловав, попросил ее не плакать, ведь он до сих пор предан ей, только весь его образ жизни переменился, а его привязанность и благодарность остались прежними, особенно за то, что она подарила ему Софи. Мария напомнила ему, что у него есть еще и другая дочь и сын, но он не стал это обсуждать.

– У моего отца был сын, – безучастно сказал он. – Сын может предать, он может домогаться твоего… Я не интересуюсь своим сыном. Но берегите ради меня Софи. Вы обе дороги для меня теперь.

Со времени битвы при Ватерлоо прошло пять лет, и человек, кого Европа назвала Агамемноном, сидел рядом с Аракчеевым в кабинете графа в Грузино.

Грузино считалось одним из лучших поместий в России, и царь стал его частым гостем. Спокойное, ухоженное, оно заставляло Александра ощущать спокойствие и утешение, которое он обычно находил только в монастырях. Когда он был свободен от паломничества, царь часто покидал Санкт-Петербург, чтобы погостить у самого могущественного властителя своего царства, ведь именно этой чести удостоился сам Аракчеев.

Александр доверял графу и восхищался им, расскрывая ему все свои секреты, особенно свое желание реформировать жизнь крестьян в России. Эти грязные, невежественные люди были безнадежно неорганизованны. Что-то необходимо было делать. Царь часто размышлял и вспоминал чистенькие прусские городки и деревни, чей порядок так радовал его, и из его бесед с Аракчеевым родилась ужасающая идея военизированных поселений.