– Госпожа. – Он поклонился.
Д’Алансон проводил ее в комнату на самом верху главной башни. В очаге негромко потрескивал огонь, блюдца с ладаном наполняли помещение ароматным белым дымом. Слуга поставил на сундук в углу кувшин горячей воды, положил рядом полотенце.
– Сейчас я хочу побыть одна, – сказала коннетаблю Алиенора, – но позже велю прислать ко мне сына.
Он поклонился еще раз и с видимым облегчением ушел.
Бельбель нежно омыла ее ноги и втерла мазь перед тем, как надеть на них чулки из светлого шелка и мягкие туфли из шкуры козленка. Пока прислуга застилала кровать ее личными простынями и покрывалами, Алиенора отошла к оконной амбразуре, чтобы собраться с мыслями. Наконец, почувствовав себя спокойной и готовой к беседе, послала за Иоанном.
Он вошел неслышно и замер в дверном проеме, положив одну руку на кованую петлю. Потом расправил плечи, шагнул вперед и опустился перед матерью на колени со склоненной головой.
Алиенора полагала, что готова к встрече с ним, но теперь, едва она остановила взгляд на его коленопреклоненной фигуре, по ее сердцу словно стукнул огромный молот. Это ее последний сын. Тот, кто все время томится в ожидании, тот, кому никак не найти подходящую нишу, и тот, кто, несмотря на все свои недостатки, обладает завидным потенциалом.
– Встань! – потребовала она. – Для начала смиренная поза вполне подойдет, но как мне с тобой говорить, если я не вижу твоего лица?
Иоанн медленно поднял голову и встретился с ней взглядом. Его зеленоватые глаза с проблесками синего в глубине светились мальчишеской невинностью. Слишком часто она поддавалась этой невинности и теперь пыталась быть начеку. Но его лицо осунулось, щеки запали, и она видела, как он взвинчен.
– Я многое тебе прощала, – заявила она, – но не знаю, смогу ли простить это. Неужели ты так стремишься к власти, что готов наступить брату на горло и заключить союз с нашими врагами? Ты проделал огромную брешь в том, над чем мы все так долго и упорно трудились.
В его глазах заблестели слезы, и Алиеноре пришлось сделать усилие, чтобы не смягчиться.
– Не раз я тебя спрашивала – почему? Однако ответа не получала или слышала не то, что могла бы признать правдой. Что мне остается думать?
Иоанн сложил ладони в умоляющем жесте:
– Мама, я действительно верил, что Ричарда нет в живых. Узнав, что он в плену, подумал, что его никогда не отпустят на свободу.
– Подумал или понадеялся? Ты же не хочешь мне сказать, будто делал то, что делал, во имя общего блага? Иоанн, я не настолько наивна.
– Да, – признался он. – Я хотел стать королем. Уверен, из меня получился бы хороший правитель, а Ричард пропал, и неизвестно было, вернется ли когда-нибудь. Когда я отправился к Филиппу заключать мирный договор, тот предложил мне помочь. Рассказал о том, как бесчестно поступил с ним Ричард в Святой земле, как часто брат говорил, что считает меня ничтожеством и что передаст корону Артуру, а не мне. – В его глазах вспыхнула злоба, и он продолжал тоном безвинно обиженного: – И что, я обязан был помогать тому, кто предал меня?
– Именно этим вопросом я сейчас задаюсь, – холодно парировала Алиенора. – Твои слова могла бы произнести я.
Иоанн опустил глаза.
Королева вздохнула, подняла его с колен и велела сесть рядом с ней.
– Ах, Иоанн, мне трудно простить тебя за то, что ты наделал, но трудно не значит невозможно, и я не стану любить тебя меньше. Это в прошлом, все кончено, надо начинать новую страницу. Но что мы будем на ней писать? – Она махнула рукой в сторону небольшого столика. – Налей нам вина.
Он пошел исполнить ее просьбу. Наблюдая за ним, пока он стоял к ней спиной, Алиенора поразилась, сколь сильно он похож на Генриха: тот же завиток волос на шее, хотя не такой ярко-рыжий, как у отца; та же форма ушей и скул. И опять ее охватила странная смесь нежности и настороженности.
– Ричард приезжает завтра, – сообщила Алиенора, когда сын повернулся. – Вы должны прийти к взаимопониманию. Я сделаю все, что в моих силах, но в конечном счете решение принимает Ричард – бросить тебя в темницу или простить. Тебя призывали в Нортгемптон, чтобы предстать перед королем. Ты не явился, хотя, если честно, я и не ожидала, что ты послушаешься. Сейчас ты получил последний шанс. Убеди Ричарда в том, что отныне будешь преданно служить ему. Обещаю, что заступлюсь за тебя, но на большее не рассчитывай. – (Иоанн молча кивнул и подал матери кубок с вином.) – Завтра тебе предстоит трудный день, но за свои действия рано или поздно приходится отвечать. Не увиливай от ответственности и всеми силами старайся помириться. Будь тверд в намерении. Считай это уроком и последней возможностью доказать, что ты мужчина, каким я тебя вижу, а не ребенок, каким ты до сих пор был.
Иоанн покраснел и залпом выпил вино. Алиенора видела, что он с трудом сдерживает подступающее раздражение, – и в этом он похож на отца.
– Я хочу, чтобы мои сыновья действовали заодно. Как только мы это уладим, я смогу на время удалиться в Фонтевро. Мне нужно отдохнуть. – (Иоанн пристально взглянул на нее.) – Да не смотри на меня так, будто ждешь, что я сейчас упаду замертво! – Алиенора поморщилась. – Речь не о том, чтобы стать монахиней или спрятаться от жизни. Ничего подобного. Я буду принимать гостей, в том числе и вас с Ричардом, и буду следить за всем, что происходит в мире. Но мне нужен покой хотя бы ненадолго.
Иоанн промолчал, но видно было, что он скептически отнесся к этому заявлению матери.
– Библия учит нас, что всему должно быть свое время. То, что раньше мне не подходило, теперь становится потребностью. И кстати, если уж зашла речь о том, что подходит или не подходит, хочу поговорить с тобой о твоей кузине Белле.
Иоанн немедленно ощетинился:
– А что с ней?
Алиенора строго нахмурилась:
– Мне известно, что ты продолжал видеться с ней и не только как с матерью твоего сына. Не отрицай этого. Все притворялись слепыми, ведь ее первый супруг не смог бы ничего предпринять. Но теперь она вышла замуж за Гилберта Л’Эгля, лорда Певенси. Для нее это удачная партия, и я хочу, чтобы ты пообещал оставить ее в покое. Люди скажут, что я обезумела, раз верю твоему слову, но прошу тебя сдержать это обещание, лично для меня.
Иоанн широко развел руками:
– Если ты этого хочешь, то конечно же. Клянусь, что не подойду к ней! Тем более что между нами и так все кончено.
– Может быть, но я тебя знаю. Тебя всегда привлекает то, что тебе не принадлежит.
– Обещаю! – Иоанн прижал ладонь к груди. Он и в самом деле не испытывал былых чувств к Белле, потому что смотрел на нее теперь как сытый человек на обглоданные кости, оставшиеся после обеда.
– Ну что ж, – подытожила Алиенора, – завтра Ричард будет здесь, и ты примешь то, что заслужил. И даже можешь оказать ему услугу, рассказав о планах Филиппа Французского. Ты ведь недавно виделся с ним и лучше других догадываешься, как можно его перехитрить.
Ричард прибыл ближе к полудню следующего дня с большим войском, и королева вышла встречать его вместе с Жаном д’Алансоном. Когда Алиенора кланялась сыну, они обменялись многозначительными взглядами, подтверждая, что свои роли знают, хотя то, что произойдет на самом деле, еще предстояло увидеть.
В хорошем настроении, с ястребиным блеском в глазах, Ричард прошагал в главный зал крепости, где были подготовлены столы и угощение. На короткое время Ричард отложил военные заботы и с отменным аппетитом принялся за трапезу, одновременно беседуя с матерью.
В перерыве между блюдами к Ричарду подошел д’Алансон, испуганно кланяясь:
– Сир, вам, вероятно, уже известно об этом, но я лично должен сообщить, что в главной башне крепости находится ваш брат граф Мортен. Я предложил ему свой кров в надежде, что вы с ним помиритесь.
Ричард с широким жестом отвечал:
– Пусть явится сюда и не боится меня. Мой меч отдыхает, и я слишком занят едой, чтобы бежать за ним и рубить брату руки.
Д’Алансон отвесил еще один поклон и удалился.
Алиенора положила ладонь на рукав Ричарда, и он улыбнулся в ответ:
– Не беспокойся, мама. Я не собираюсь калечить его. Может быть, только словами.
Иоанна долго не было, и когда он наконец вошел в зал и двинулся к помосту, на котором восседал король, воцарилась тишина. На нем были простые темные одежды, перепоясанные черным кожаным ремнем, – весь его облик говорил о скромности и покаянии. Так должен выглядеть человек, признавший свои грехи и принимающий заслуженное наказание. У нижней ступени помоста он простерся ниц, вытянув вперед руки и опустив голову.