– У меня нет для этого слов. Моя кровать готова?
– Да, бабушка. – Рихенза была бледна, но сохраняла решительность.
– Я хочу лечь и не желаю, чтобы меня беспокоили.
– По крайней мере, позволь мне расплести твои волосы и помочь тебе раздеться. Так ты лучше отдохнешь.
Алиенора уступила толковой заботе внучки и была благодарна за ее немногословие. Она бы не вынесла сейчас ни сочувствия, ни слез. Теперь Алиенора очень хорошо поняла людей, которые просто отворачивались к стенке и умирали от горя, но себе она не могла позволить этой роскоши: смерть Ричарда мгновенно повысила ее ответственность и увеличила обязанности.
Она взирала на мир, в котором нет любимого сына, и справиться с этой картиной можно было только одним способом: стать бесчувственной. Три дня назад Алиенора счастливо проводила время в Фонтевро, играла с Рихензой в триктрак. Почему не ощутила, как стрела арбалета поразила Ричарда, в тот миг, когда это произошло? Почему не знала?
Когда Рихенза сняла с нее верхнее платье, Алиенора легла на свою дорожную кровать, скрестила руки на груди, как на надгробном памятнике, и закрыла глаза. О мой Бог, о моя любовь! Дитя мое, мое дитя!
Рихенза сидела сбоку от бабушки и молилась, вся в слезах. Она не могла поверить, что дядя Ричард мертв, ведь он всегда был больше, чем сама жизнь. И до чего страшный это удар для Алиеноры, даже превыше горя. Возможно ли вернуться к нормальной жизни после такого? А что бы чувствовала она, Рихенза, потеряв Томаса? От этой мысли девушка чуть не захлебнулась от нахлынувшей скорби.
Боясь, что ее всхлипы потревожат Алиенору, Рихенза тихо вышла из шатра. Прохладный вечерний бриз всколыхнул ее юбки и заставил поежиться. Глянув в сторону шатра Ричарда, она заметила, что толпа разошлась, но внутри оставалось несколько человек. Через отдернутый полог лилось оранжевое сияние свечей и факелов, плыли облака воскурений. Среди священников, которые молились и пели внутри шатра, Рихенза разглядела аббата Тюрпенэ. Еще несколько человек стояли вокруг высокого стола и были поглощены каким-то занятием. Вот подняли что-то, с чего падали капли; положили это в ящик.
Человек, который поместил предмет в ящик, затем отошел от стола и шагнул из шатра наружу. Рихенза разглядела, что это Меркадье, капитан наемников. Он наклонился и тщательно ополоснул окровавленные руки в ведре с водой, а когда выпрямился, Рихенза заметила пятна крови и на его котте. Их глаза встретились, пока Меркадье вытирал руки о тряпку, привязанную к одной из растяжек шатра.
– Миледи, вам здесь не место, – сказал он.
Рихенза вернулась в свой шатер, где села на табурет. Ее била дрожь и мутило. Она не хотела думать об увиденном, но знала, какому действу стала свидетелем. Та вещь в руке Меркадье, с которой падали капли, – это сердце короля Ричарда. Своими ножами они расчленяли тело короля, исполняя свой последний долг перед ним. Его внутренности останутся здесь, в Лимузене, сердце отправится в Руан, а само тело будет покоиться в Фонтевро рядом с телом его отца.
Стуча зубами, несмотря на теплый весенний вечер, Рихенза забралась в постель к бабушке и бережно обняла ее за плечи. Алиенора не шевельнулась.
Утром над останками Ричарда произнесли молитвы и аккуратно поместили их на застеленные плащами из шелковой тканью похоронные носилки, установленные в повозке. Короля обрядили в алые одежды с горностаевой оторочкой. Его волосы вымыли, причесали и уложили рыже-золотыми волнами, как при жизни. Голову увенчали короной с драгоценными камнями. Его руки, унизанные кольцами, были сложены в молитвенном жесте на груди. Все признаки насилия, совершенного над телом, оказались спрятанными под складками мантии, усыпанной золотыми блестками. Внутренности короля захоронили в церкви в Шалю, а забальзамированное сердце, запечатанное в свинцовый ларец, покоилось поверх меча короля, на тех же носилках, что и тело.
Пока мужчины занимались приготовлениями, Алиенора обходила лагерь, проверяя, все ли в порядке. Ричарда не стало, и теперь, помимо своей собственной, нужно исполнять и роль сына. Она уже приказала капитану Меркадье служить ей так же, как он служил Ричарду, – по крайней мере, пока.
– Как пожелаете, госпожа, – ответил тот.
Вокруг его глаз залегли глубокие тени, потому что он, подобно Алиеноре, прошел через ад. В лагере было много людей с пустым взглядом – ходячие мертвецы, хоронящие труп.
Когда пришло время тронуться в путь до Фонтевро длиной в сто миль, Меркадье вывел лошадь для королевы, но Алиенора отказалась сесть в седло.
– Я пойду пешком, – заявила она. – Даже если ноги мои будут в ссадинах и царапинах, я пройду всю дорогу пешком.
Капитан посмотрел на нее долгим взглядом, но если другие попытались бы переубедить ее, он только кивнул и распорядился, чтобы лошадь забрали.
Алиенора встала сбоку от повозки, сняла с головы вимпл и распустила волосы. Они упали ей на лицо и на спину спутанными белыми прядями. Ухватившись за металлический крюк, куда обычно вешали котлы и прочую утварь, она приказала процессии трогаться.
К ней присоединилась Рихенза, которая тоже отказалась ехать на лошади. И головной убор она также сняла, только оставила косы нетронутыми.
Апрель выдался сухим, и почва под ногами была достаточно твердой, хотя на дороге порой встречались ямы и кочки. Алиенора ничего не замечала, кроме смены ритма или рывков повозки, и то только потому, что беспокоилась о Ричарде – не потревожит ли его тряска, не нарушится ли его царственный покой. О себе она не думала и шагала милю за милей. Одна нога перед другой, одна перед другой, держаться за борт повозки, слушать скрип колес, позвякивание упряжи и фырканье лошадей. А вокруг пели птицы, небо было голубым, как одежды Богородицы, и нежно зеленели листья. И посреди этой красоты и жизни ее сын – мертв.
Она споткнулась о камень и упала на колени. Рихенза поспешила ей на помощь, но Алиенора оттолкнула ее.
– Бабушка, тебе надо отдохнуть.
Королева упрямо затрясла головой:
– Нет, я пройду весь путь пешком.
Рихенза протянула ей кожаную бутыль с вином:
– Тогда хотя бы попей!
Алиенора согласилась, но жидкость обожгла ей горло, и она закашлялась. Трудно глотать, зная, что сыну больше никогда не пригубить вина.
Чуть подкрепившись, королева смогла преодолеть еще милю или две, но в конце концов у нее подкосились ноги, и она осела на землю у повозки, поникнув головой. Не осталось сил даже плакать.
Меркадье поднял ее с нежностью, так грубый пастух поднимает захромавшего ягненка.
– Во имя Иисуса, госпожа, ваш сын не хотел бы, чтобы вы это делали. – Его переполняли чувства, он едва мог говорить. – Ваш сын хотел бы, чтобы вы ехали верхом.
– Нет, – прошептала она.
Меркадье нахмурился в задумчивости и затем отнес королеву к лошади, которая тянула похоронные носилки, и посадил на спину животному.
– Вот так, – сказал он и с коротким поклоном вернулся к своему жеребцу.
Они продолжили движение. Алиенора цеплялась за нагретую солнцем кожаную сбрую. Под ней ровно покачивался крепкий лошадиный круп, сзади катилась повозка.
Вдоль дороги выстроились люди, чтобы поглазеть на похоронную процессию. Они видели кавалькаду скорбных рыцарей в полных доспехах с опущенными флагами, так что концы волочились по земле. Видели богато задрапированную повозку, на которой в пышном облачении возлежал король с восковым лицом. И видели сгорбленную старуху, сидящую верхом на лошади, тянущей повозку: с распущенными седыми волосами, падающими на лицо, она была похожа на ведьму. Кое-кто из рыцарей бросал серебряные монеты в толпу, и над процессией взлетал окрик:
– Дорогу королю! Дорогу королю!
Глава 41
Аббатство Фонтевро,
апрель 1199 года
Алиенора молилась на коленях у раскрытого окна, телом ощущала тепло весеннего солнца и была равнодушна к нему. День стоял чудесный – со светлым дождем из цветочных лепестков, осыпающим сады, и ароматом растущей зелени, – но ее ничто не волновало.
Три дня назад она похоронила Ричарда с королевской помпой и пышностью, и теперь его тело лежит в свинцовом гробу, закрытое от света. А она существует в немой пустоте, потому что только так может выжить.
Рихенза осталась с ней, чтобы утешить и составить компанию, а также аббат Тюрпене. Показал себя надежным соратником и Хью, епископ Линкольна. Когда Алиенора прибыла в Фонтевро, то он уже ждал ее там, ибо услышал новость о смерти Ричарда и тут же поспешил в аббатство. Хью помог провести обряд похорон.