– В день, когда я стала графиней Тулузы, я и подумать не могла, что придется спасаться бегством без багажа и слуг, да еще с пятимесячным плодом в чреве. Молю Бога, чтобы с сыном ничего не случилось. Я оставила его в Тулузе с няней.
– Ты напрасно нервничаешь. Он под присмотром, и ты тоже, а сейчас это самое важное. Иоанн поможет тебе, и под моим кровом можешь находиться столько, сколько потребуется.
Иоанна сглотнула:
– Ты словно скала, мама. Когда шторм сметает и крушит все вокруг, ты все равно стоишь прямо.
Алиенора почувствовала, как доверие Иоанны легло ей на плечи, словно еще один тюк с грузом на спину вьючной лошади.
– Ты моя дочь, – сказала она. – Для тебя я выстою в любой шторм.
Иоанна направилась в Фонтевро, а ее мать поспешила в Тур, где ей предстояло преклонить колени перед Филиппом Французским в оммаже за Аквитанию. Алиенора никогда не встречала Филиппа и по собственной воле никогда бы не приехала к нему, но так уж сложились обстоятельства. Королева ценила в нем соперника и дальновидного политического игрока, но это не мешало ей ненавидеть короля Франции всеми силами души. Она никогда не простит его за то, что Филипп сделал Ричарду. Это выжжено в ее сердце навсегда. И доверия у нее к нему нет ни на дюйм – он человек без чести.
Перед собором в Туре от зноя невозможно было дышать, но внутри каменных стен царила тенистая прохлада. Формой рта и подбородка Филипп походил на Людовика. И он был таким же стройным, как отец, только ниже ростом, с карими глазами и каштановыми волосами. Из-под редеющей шевелюры проглядывал блестящий розовый череп. В толпе никто бы не признал в нем короля; только богатые одежды и кольца свидетельствовали о его сане. Но едва Алиенора посмотрела ему в лицо, как поняла: этот человек редко проигрывает. Несмотря на любезную улыбку и слова, которыми Филипп встретил ее, глаза мужчины оставались непроницаемыми и бездушными.
Алиенора медленно опустилась перед ним на колени, чтобы принести оммаж за Аквитанию, и чуть не застонала от боли в суставах. Ей было тошно оттого, что Филипп жив, а ее прекрасный Ричард мертв. Нет в мире справедливости. Но, по крайней мере, эта клятва сохранит ей титул герцогини Аквитании. Алиенора твердо решила уберечь Иоанна от претензий Артура на ее земли. Пока она жива и носит этот титул, не может быть никаких споров.
Одарив ее поцелуем мира, Филипп проявил заботу и помог подняться – вежливо и осторожно. Ну да, у него есть в запасе время, и это знание тоже добавляло горечи. Алиенора моментально разгадала его замысел: подчеркивая ее старость и слабость, он преуменьшал ее власть и намекал на то, что ей осталось недолго править. Королева приняла его помощь, но затем гордо выпрямилась и зашагала рядом с ним с величавым достоинством, дабы показать лживость подобных намеков.
На церемонии присутствовал сын Филиппа Людовик – двенадцатилетний миловидный подросток, весьма напоминающий своего деда-тезку. Несмотря на всю неприязнь к его отцу, к мальчику Алиенора прониклась симпатией. Он был неуклюж в силу возраста, но обладал хорошими манерами. Филипп безмерно гордился сыном и не скрывал этого.
На торжественном пиру после клятвоприношения Алиенора сидела рядом с королем, и было это почти так же трудно, как делить стол с Генрихом Германским, который к тому времени благополучно скончался. Она делала вид, что наслаждается угощением, хотя едва не давилась каждым куском. Завтра все закончится. Завтра она вернется в Фонтевро, чтобы узнать, как себя чувствует Иоанна, а потом отправится в Руан дожидаться приезда сына после коронации в Англии.
Филипп подал ей нежный кусочек оленины со словами:
– Какая жалость, что все брачные союзы между нашими странами распались. Мой отец всегда желал, чтобы наши королевства объединились и вместо вражды воцарился мир. И я желаю того же.
Алиенора осторожно взяла мясо двумя пальцами. Она не представляла, как будет есть его. Что касается союза между Англией и Францией, ее эта идея не привлекала. После брака с отцом Филиппа ей, напротив, хотелось перерезать все кровные связи с Францией. Генрих же всегда смотрел на это иначе: как на шанс, который следует хватать обеими руками. Она вспомнила о том, как Филипп ухаживал за Иоанной на Сицилии, и подавила дрожь отвращения.
– Возможно, Господь не хотел этого, – сказала она.
– Возможно, – согласился Филипп, – но я подумал, что брачный альянс помог бы залечить старые раны.
Каким-то чудом Алиенора справилась с кусочком оленины.
– Альянс между кем, сир? – уточнила она.
Филипп отрезал от окорока еще один кусок.
– Между моим сыном и одной из ваших кастильских внучек. Это совсем юное поколение, и вы, надеюсь, не будете иметь возражений? – Он глянул на своего наследника и улыбнулся. Людовик хранил вежливое молчание, хотя слушал очень внимательно.
– Такое решение будет приниматься не мной, а моим сыном, – бесстрастно ответила Алиенора.
– Но даже сейчас ваше слово несет мудрость и имеет вес.
– Даже сейчас? – переспросила Алиенора с легким сарказмом. – Мое пламя еще не догорело, сир.
– О, не хотел вас обидеть, – без запинки отреагировал Филипп. – Я имел в виду, что вы можете высказаться по этому поводу, а можете и промолчать, но ваше мнение имело бы решающее значение.
– Возможно, – согласилась Алиенора, предупредив Филиппа о том, что коленопреклоненная не значит побежденная. – Однако сейчас я ничего не пообещаю. Я услышала ваше предложение и позднее решу, обдумать его или нет.
Филипп склонил голову:
– Как вам будет угодно. – В его глазах была задумчивость и веселое удивление, как будто он столкнулся с забавным сюрпризом.
Как только смогла, Алиенора покинула пир.
– Прошу простить меня, но я хотела бы удалиться на покой, – сказала она. – Мне предстоит несколько далеких путешествий, завтра надо будет рано вставать.
Филипп не удерживал ее и пожелал спокойной ночи, но слегка опешил, когда она попросила, чтобы в покои ее проводил сын короля, а не кто-то из оруженосцев.
– Если вы желаете, чтобы я кое о чем подумала, то его услуга оказалась бы полезной вдвойне, – заявила она, вставая из-за стола вместе с Рихензой.
Филипп смерил ее настороженным взглядом, однако согласно махнул рукой:
– Конечно. Надеюсь, вы не заведете друг друга куда-нибудь не туда. Людовик, услужи королеве и проводи ее до покоев.
Людовик встал из-за стола, поклонился Алиеноре и призвал слугу, чтобы он шел перед ними с лампадой.
– Я никогда не бывал в Аквитании, – сообщил дофин, когда они шагали бок о бок. – Мне хотелось бы увидеть ее. Мои наставники часто рассказывают о землях за пределами владений отца, и тогда я мечтаю о них – не только об Аквитании.
– Что ж, возможно, твое желание исполнится. – Алиенора пыталась понять, не планирует ли он в своем юном мозгу расширить французские владения, так же как Генрих в юности однажды спланировал собственное королевство, которое теперь, спустя десять лет после его смерти, медленно сжималось.
– Надеюсь на это. – Он посмотрел на нее застенчиво и в то же время оценивающе. – Отец говорил мне, что вы отменная всадница.
– Откуда ему об этом знать? – поинтересовалась удивленная Алиенора.
– Вы ездили в Святую землю с моим дедом, а тот упоминал, что вы сидите в седле не хуже любого мужчины.
Алиенора засмеялась:
– Да, когда-то это было правдой.
Ей все больше нравился этот мальчик. Он вроде бы искренен в своем любопытстве, хотя и порожден змеей. Возможно, слова Филиппа о том, что у нее мужские привычки, вовсе и не комплимент, но в устах Людовика они прозвучали похвалой. Алиенора предположила, что подросток имеет большой политический талант, как и его отец, но оценивает ситуацию самостоятельно.
В отведенных ей покоях Алиенора поблагодарила Людовика за его услугу, после чего он, отвесив поклон, ушел.
– Приятный отрок, – поделилась она с Рихензой и про себя пожалела, что не успеет узнать, каким человеком он станет, коли Господь сподобит его дожить до взрослых лет.
– Что ты думаешь насчет брачного предложения, бабушка?
Алиенора поджала губы:
– О нем стоит поразмыслить, но не сейчас.
Пока Алиенора ездила к Филиппу, Иоанна в Фонтевро отдохнула и, почувствовав себя гораздо лучше, решила ехать с матерью в Руан.
Алиенора рассказала дочери о предложении французов породниться с Кастилией.
Иоанна удивленно вскинула брови: