В душе Алиеноры проклюнулись ростки радостного возбуждения, но утомление побеждало. Она так устала.
Иоанн схватился обеими руками за ремень и нетерпеливо воскликнул:
– Ты пересекла Альпы в разгар зимы, чтобы привезти Беренгарию моему брату, вы вместе добрались до самой Мессины! И ты ездила в Германию выкупать Ричарда! Я для тебя значу меньше? Для меня ты ничего подобного не сделаешь? Даже ради будущего династии? Твоя внучка станет королевой Франции.
– Тогда я была на несколько лет моложе, – напомнила Алиенора. И менее измучена судьбой. А ради Ричарда вообще бы душу продала. Но этого она не сказала Иоанну.
– Мама, ты все еще очень сильная и в добром здравии.
– Да? – Она невесело усмехнулась. – Рада, что у тебя сложилось такое впечатление.
Алиенора глубоко вздохнула. Все-таки он ее единственный живой сын. Если эта поездка принесет мир и покой, нельзя отказываться. Кроме того, он прав: это ее последний шанс увидеть дочь.
– Ладно, я поеду. Какая разница, если остаток своего жизненного пламени я истрачу, решая твои проблемы? Ты понял бы, сколько я уже сделала для тебя, если бы не дулся обиженно на всех и вся. И не к чему упоминать Ричарда. Ты тоже моя плоть и кровь – мой сын.
Хотя глаза у нее давно помутнели, она видела серебряные нити в его бороде. Ее младшему ребенку почти тридцать четыре года. Алиенора мысленно оглянулась: жизнь пролетела слишком быстро, словно один год, вот уже поздняя осень сменяется зимой, и из фляги налит последний кубок вина.
– Мне придется оставить тебя на какое-то время. – Она похлопала Иоанна по щеке. – Лестно знать, что ты считаешь меня неутомимой, но перед обедом я должна отдохнуть несколько минут. А потом можешь развлечь меня своими новостями. – Ей было забавно видеть, что сын встревожился при этих словах. – Я отлично знаю, что ты поделишься не всем, но, поскольку мне об этом известно, разочарование не грозит.
– Вы же получили мое письмо, в котором я запретил Иоанне постриг в монахини. – Раймунд Тулузский гневно взирал на завещание, только что врученное ему Алиенорой. Он стукнул по пергаменту ладонью. – Вы пошли против моего прямого распоряжения. – Его темно-карие глаза горели как у безумца.
По дороге в Кастилию Алиенора навестила в Гаскони своего вдового зятя и привезла ему завещание Иоанны и ее вещи.
– Иоанна этого хотела, и я считала своим долгом помочь ей исполнить предсмертное желание, чтобы хоть немного смягчить страдания.
– Ага, и в результате ее упрямство стоило ей жизни! – воскликнул Раймунд.
– Она не сама запихнула ребенка себе в утробу, – ледяным тоном заметила Алиенора. – Ничего нельзя было поделать!
– Но все могло бы сложиться иначе, если бы она сидела здесь, в Тулузе, вместо того чтобы бежать к брату, который к тому времени уже умер. Как ей в голову могла прийти такая глупость? Вот вам и пример ее здравомыслия.
– Ребенок повернулся боком в ее чреве. После этого не оставалось никакой надежды.
– Если бы она была здесь, этого бы не случилось, – упрямо повторил граф.
– Иоанна не могла здесь оставаться. В вашем графстве стало небезопасно, и она пыталась помочь вам обоим, обратившись к Ричарду. Она не знала, что он умер! – Алиенора говорила жестким тоном. – Вы несправедливы!
На скулах Раймунда заходили желваки, и слезы блеснули в глазах.
– Она должна была вернуться ко мне. Но не вернулась и за это заплатила высокую цену, а вместе с ней заплатили я и наш сын, потому что теперь он растет без матери. Понимаете ли вы, как горько мне знать, что она у монахинь, а не у меня? Догадываетесь ли вы, что я из-за этого чувствую? – Он ударил себя в грудь. – А чувствую я, что меня предали и бросили, что Иоанна отвернулась от меня. Вы можете это понять?
– Ваши чувства имеют мало общего с правдой. Она не предавала вас и не бросала. Иоанна любила вас и хотела выжить, хотя этого ей было не суждено. В последние дни ее мысли занимали вы и ваш ребенок, и мысли эти были добрее ваших.
Мужчина повернулся спиной к Алиеноре и уткнулся лицом в кулаки, плечи его тряслись.
Алиенора сделала долгий вдох:
– Я не буду спорить с вами, она не этого хотела. Слишком много резких слов уже прозвучало, а в моем сердце столько скорби, что больше я не приму. Иоанна была моей дочерью и вашей супругой. Давайте помолимся вместе, а потом расстанемся во взаимопонимании.
Через несколько мгновений Раймунд обернулся и безмолвно кивнул – говорить он не мог. Алиенора видела, что до прощения еще далеко, но граф слыл человеком сильных чувств, которые быстро иссякают. В конце концов он смирится со своим гневом и болью. Когда пройдет достаточно времени, он все поймет. Алиенора надеялась на это.
Ясным, ярким утром в конце февраля Алиенора сидела в дворцовых покоях своей дочери в Бургосе, столице Кастилии, и наматывала шелковую нить на катушку. Шел десятый день ее визита, и она не могла нарадоваться тому, что решилась приехать. Весна здесь наступала раньше, и погода была милостива к ее старым костям.
Ее дочь, крещенную при рождении Алиенорой, с младенчества звали Норой, а выйдя замуж за Альфонсо Кастильского двадцать лет назад, она взяла себе имя Леонора. Она стала настоящей кастильской женщиной, свободно говорила на языке супруга – если у нее и чувствовался акцент, то во французском языке. Она унаследовала от Генриха широкие скулы и серые глаза, но в остальном походила на мать – такая же высокая и стройная, с изящным длинным носом и твердой линией рта. Алиенора узнавала в ней себя молодую – те же манеры, та же стать. Находясь рядом с дочерью, она исцелялась душой, ибо Леонора состоялась как женщина: она сильна, здорова, любима мужем. Они с Альфонсо были ровесниками и вместе взрослели. Альфонсо высоко чтил супругу и прислушивался к ее мнению, но оставался самостоятельным человеком и требовательным отцом.
Кастильский двор отличался церемонностью и строгим следованием правилам, но при этом был текуч и прозрачен, как вода в ручье. И в этом была заслуга Леоноры. Она обладала особым умением решать проблемы мягко и незаметно: легкое прикосновение здесь, слово там, жест и улыбка в нужный момент – все сплеталось в единую картину покоя и благополучия. Наблюдая дочь за работой, Алиенора восхищалась и безмерно гордилась. Ей даже стало казаться, что ее лучшие качества передались не столько сыновьям, сколько дочерям и их детям. В женской половине ее потомков чувствовалось величие, и она всеми силами постарается поддержать и подчеркнуть его.
Сейчас Алиенора изучала двух своих внучек, Урраку и Бланку, сидящих возле нее за шитьем. Все знали, зачем старая королева приехала в Кастилию, и ожидали от нее официального объявления о том, что Урраку избрали невестой французского наследника. Однако она не торопилась. Поскольку обе девочки достигли того возраста, когда их можно выдавать замуж, Алиенора хотела выбрать из них ту, что выкажет наиболее подходящие качества. Поэтому она внимательно наблюдала за поведением и характером внучек, прежде чем принять решение.
Старшей, Урраке, исполнилось четырнадцать лет, она чуть выше сестры и немного более развита физически. Ее густые каштановые волосы заплетены в косы и аккуратно заколоты под девичьим чепцом, украшенным вышивкой. У нее ясные золотисто-ореховые глаза и полные розовые губы, которые от природы складывались в капризную гримаску, каким бы ни было у девочки настроение. Во многих отношениях еще дитя, Уррака стремительно взрослела и уже очень хорошо разбиралась в придворной жизни. Алиеноре она напомнила ее племянницу – Беллу, и хотя сходство было отдаленным, оно настораживало.
У сестры Урраки, Бланки, волосы более светлого оттенка и в зависимости от освещения казались то медово-каштановыми, то темно-золотыми. А глаза цвета морской воды ей достались от Алиеноры. Длинные руки и ноги девочки были изящной формы, она красиво двигалась. Бланка не спешила отвечать на вопросы, предпочитая сначала подумать, поэтому ее ответы запаздывали по сравнению с Урракой, зато могли блеснуть неординарностью. Однако обе внучки были прекрасно воспитаны и образованны, Алиеноре не в чем было укорить Леонору и Альфонсо.
– Я стала королевой Франции в вашем возрасте, – сказала Алиенора девочкам. – Мне пришлось покинуть родной дом в Пуатье и отправиться в Париж к моему Людовику. Столь же юной, как вы сейчас, была и ваша мать, когда приехала в Кастилию, чтобы выйти замуж за вашего отца.
– Ты боялась, бабушка? – спросила Уррака, подавшись вперед.