Послышались аплодисменты, занавес стал раздвигаться. Аплодисменты усилились, когда тот же голос объявил: «Позвольте представить хозяина сегодняшнего вечера. Джонни Кэрсон!»

И вот уже он, стройный и щеголеватый в своем токсидо, сбежал по сверкающей винтовой лестнице, взял в руки микрофон и начал свой монолог, на который аудитория одобрительно откликалась. Шутки о Никсоне. Шутки о Макговерне.[37] Шутки настолько тонкие, что, по мнению Рэли, только их авторы знали, что они означают. Потом на сцену высыпали танцоры – первый номер программы. У Рэли пересохло в горле. Бессознательно она непрерывно потирала ладони.

Награда лучшему актеру второго плана. За лучший сценарий. За самую оригинальную оркестровку.

– А теперь, леди и джентльмены, – объявил Джонни Кэрсон, – мы подходим к особой части программы нашего вечера. Мы отдаем дань звезде-ребенку, который доставил народам всего мира наслаждение как совершенный профессионал, каковым он был и который стал образцом благородства, мужества и отваги для множества молодых людей.

Сделав паузу, он улыбнулся и выкликнул:

– Э-э-то-оо Рэли!

Раздались аплодисменты и приветственные выкрики, потом свет в зале снова померк и на двух огромных экранах по обе стороны сцены начался показ монтажа из фильмов, снятых в ее жизни мальчиком.

Рэли сидела, вся напрягшись, облизывая языком пересохшие губы. Прислушивалась к восхищенному смеху вокруг себя, охам и ахам при виде самых немыслимых трюков, демонстрируемых на экранах перед ними. Крупным планом ее смеющееся лицо, спутанные белокурые волосы – последний кадр, застывший на обоих экранах.

Потом Джонни Кэрсон призвал к тишине, и постепенно аплодисменты стихли.

– А теперь эту посмертную, особую награду Академии Рэли Барнзу представит один из самых блистательных детей-звезд, которых произвела наша киноиндустрия, человек, который создал себе имя и в других ее сферах. Леди и джентльмены, прошу приветствовать Джеки Купера!

Купер тепло говорил три-четыре минуты о роли детей-актеров в киноиндустрии. Сказал что-то о том, что всеобщее внимание было настоящим экзаменом для их характера и тому подобное.

– А сейчас эту посмертную награду за Рэли Барнза, – объявил он, – примет его отец, мистер Пол Фурнье.

Теперь пора, подумала Рэли, вставая и направляясь по проходу, в то время как вокруг вспыхнули аплодисменты. Она чувствовала взгляды, устремленные на нее, когда она сделала первый шаг, следующий… Взглянув искоса на аудиторию, услышала хихиканье, увидела целеустремленно выходящего на сцену Пола с широкой улыбкой на лице. Она достигла первых ступенек с одной стороны сцены в тот самый миг, когда он подошел к ним с другой. Он не обращал внимания на начавшееся хихиканье, на поднимающийся шепот. Но вот он заметил ее, и улыбка на его лице увяла, превратилась в застывшую маску. Теперь он поднимался замедленно, Рэли поднималась точно в том же ритме, шаг за шагом.

– Эй, что происходит? – вопросил Джеки Купер, держа «Оскара», когда Рэли сбросила со своих плеч накидку с капюшоном, сделала шаг вперед и взяла статуэтку из его рук.

Она прижала «Оскара» к груди и встретилась с глазами Пола, замершего в нескольких шагах от нее, увидела его побелевшее от потрясения лицо. Услышала его сдавленный крик, когда он кинулся за кулисы.

Она ступила на подиум, взлохматила рукой свои короткие белокурые волосы, точь-в-точь как на кадре, который еще держался на экранах, почувствовала потрясение, исходящее от трех с половиной тысяч людей, заполнявших все ярусы аудитории.

– Я Рэли Барнз, – произнесла она. – Как однажды сказал Марк Твен, «слухи о моей смерти сильно преувеличены».

И им, аудитории, это не понравилось, поняла она.

Публика не понимала, как это следует принимать не хотела думать, что это нечто иное, нежели искусно поданная шутка. Но она чувствовала, как они начинают воспринимать правильно, она почти видела, как они кивают, когда переводят взгляды с ее лица на ее изображение на экранах.

– Я хочу поблагодарить Академию… – начала она и остановилась, размышляя о том, видит ли это Туси. Должно быть, видит, решила она. Вручение «Оскаров» смотрят все.