– Прости.
– Я волновался. Тебе стоило позвонить.
– Ты мог сам мне позвонить, – парировала я, голова все еще была забита его секретами
– Я не должен был. – В его темно-зеленых глазах кипело что-то опасное, от чего я давилась кислородом, наполняющим мои легкие. – Давай уйдем отсюда. – Хантер обнял меня рукой за талию и отвлек от мыслей, направив через лабиринт тел к двери, через которую я только что вошла.
– Куда мы идем? – спросила я, надеясь, что его злость была быстропроходящей. Он был бесцеремонным, напористым, но справедливым. Хотя я все еще ощущала, что он что-то скрывает. Виной были его взгляды вокруг комнаты, словно он постоянно оценивал обстановку, беспокойно крутясь. Да и его второй телефон, из-за которого он все бросал.
– Ужин? Они кормили меня этой дерьмовой фуршетной едой два часа. Я хочу чертов чизбургер, – прорычал он, и я разразилась смехом, забыв о волнении и потерявшись в излучаемой им энергии.
– Звучит отлично, – усмехнулась я и сжала его руку.
– Хорошо. – Он улыбнулся в ответ, затем наклонился и оставил поцелуй на моей щеке. – Рад, что ты пришла, Эрин, – он проговорил последние слова, понизив голос достаточно, чтобы направить мою пульсирующую кровь прямо к клитору.
– Я тоже, – прошептала я и собиралась поцеловать его в губы, когда он сделал замечание.
– Ты можешь ходить в этих штуках? – бросил он взгляд на мои ноги.
– Не совсем. – Я нахмурилась и прокляла себя за то, что отказалась от туфель на танкетке, которые предпочитала больше.
– Тогда запрыгивай. – Хантер повернулся и, схватив меня за чувствительные бедра руками, взвалил себе на спину. Я рассмеялась и ударила его по плечу, крича, чтобы он опустил меня, но хватка его была сильной.
– Слава Богу, тебе не пришлось нести меня далеко, – все еще смеялась я, приглаживая край платья, когда он поставил меня на ноги минуту спустя у входа в местное кафе. Запах жареной еды наполнил мои ноздри и заставил желудок урчать от желания жиров и белков.
– Бургер Сэма и два делюкса в конец зала! – выкрикнул Хантер, подняв два пальца необъятному мужчине за прилавком. Тот медленно кивнул, когда Хантер направился к угловой кабинке, обтянутой красным кожзаменителем, с черным столом и белыми скамьями с отбитыми углами.
– Мне нравится это место. – Хантер вертел в руках салфетку, взятую со стола, расстегнув шелковые лацканы костюма.
– Кажется, они знают тебя.
– Я приходил сюда с детства. Вырос в этом районе. Мой отчим часто приводил меня сюда, на бизнес встречи. – Он пожал плечами и кивнул официанту, когда тот поставил перед нами два стакана с водой.
– Он приводил тебя на свои бизнес встречи? – спросила я, желая узнать больше о семье Хантера.
– Время от времени. Это место было для меня своего рода безопасной зоной. Меня часто задирали. – Он потер заднюю сторону шеи.
– Не могу представить, чтобы тебя задирали, – прокомментировала я, удивленная признанием мускулистого мужчины передо мной.
– Сейчас не можешь, но позволь сказать, что я не был одним из выскочек в старшей школе. Щуплый и жилистый с щетиной, которая никак не могла пробиться нормально – вот каким я был. – Он ухмыльнулся, и я увидела намек на мальчишку, который наконец отомстил. – Но как только я выпустился, я был решительно настроен накачаться и больше никогда не быть объектом насмешек. Так я записался в армию, в свободное от патрулирования время качался и, в итоге, вернулся домой таким. – Он засмеялся и потер полностью заросшую щетиной челюсть.
– Спорю, ты был очаровательным. – Я захихикала, складывая в голове две картинки – мускулистого татуированного и великолепного мужчины, сидящего передо мной, и щуплого подростка, которым он был по его словам. Я скрестила ноги и коснулась ступней гладкой ткани его брюк, и он без слов снял с моей ноги туфлю и погладил ее по подъему.
Он продолжил, потерявшись в своей истории, перечисляя факты непоколебимым голосом.
– Моя мать была убита бойфрендом, когда мне было четырнадцать. Но он был хорошим адвокатом и отделался допросом с пристрастием, – рассказал он, и я не смогла сдержать рывок бровей к линии волос, прежде чем он продолжил. – Она была с ним всего несколько месяцев, находясь под кайфом большую часть времени от всего, что они могли достать, а он к тому же еще и пил. Было сложно. Он грубо относился к нам обоим. Он разбил ей губу однажды утром, когда проснулся после похмелья, а я слишком громко смотрел телевизор. Я закричал, а он, оставив ее с кровоточащим лицом, ударил меня так сильно, что я влетел в стеклянный кофейный столик. Он разбился. Небьющегося стекла тогда не было. – Хантер сделал паузу. – После того случая у меня остались шрамы. – Он потер костяшки пальцев. – В день, когда мне исполнилось шестнадцать, я использовал фальшивое удостоверение, чтобы сделать на них татуировки. Шрамы преследовали меня. Мне нужно было превратить их во что-то значащее, – закончил он, коснувшись загрубевшей и загорелой кожи рукой, покрытой чернилами и неровностями.
– Что означают римские цифры? – спросила я, глядя на них, желая познать глубины этого мужчины и его сердца.
– День, когда она умерла.
– И это должно было заменить шрамы более счастливыми воспоминаниями? – спросила я, запутавшись, но сожалея ему.
– Это было не столько более счастливыми воспоминаниями, сколько уроком. Урок, преподанный прошлым. – Я наклонила голову, подталкивая его без слов. – Она была наркоманкой и хорошо это скрывала, но в доме всегда были пустые баночки из-под таблеток и кредитные карты с превышенными лимитами в белом порошке. Поэтому она не могла уйти от него. Слишком бедная, слишком зависимая, слишком сломленная.
– Сложно уйти. Шантаж, вина... да и жестокие мужчины охотятся на сломленных женщин, – сказала я, наученная собственной историей детства со словесным насилием и эмоциональным пренебрежением.
– Я много лет винил ее. То, что я видел на улицах, не было прекраснее, но во многих случаях та жизнь была лучше чем то, как я рос первые четырнадцать лет. Я рад, что выбрался живым, – закончил он тихо.
– Ты жил с родственником? – прощупывала я дальше, чувствуя его нужду в общении.
– Не было никого, кто мог бы взять меня. – Он пожал плечами. – Ну, был кое-кто, кто присматривал за мной, но я очень быстро понял, что у каждого свои выгоды. – В этот момент он отвел взгляд и принялся нервно стучать по пластику – еще один признак безграничной энергии, скрытой в нем. Без фотографирования она не могла найти выхода из него.
Улыбнувшись, я накрыла его нервные пальцы своими. На мгновение я переплела их. Мягко. Но эта связь была так сильна, что у меня вскипела кровь, а напряжение между нами ощущалось, как прикосновение к оголенному проводу. Искры и электрический заряд, вызванные этим едва уловимым контактом, его сила и жар хранили в себе обещание.
Хантер успокоился, обратив ко мне взгляд, и легкая ухмылка приподняла одну сторону его лица. Эта ухмылка заставляла мой желудок скручиваться, а бедра дрожать. Он остановил движения пальцев на моей ноге, положив ее на свое бедро.
– Из тебя ужасная кокетка, – выпалила наконец я единственную мысль, которая вертелась в голове.
Брови Хантера изогнулось от удивления, прежде чем мы оба разразились смехом.
– Должен признаться, раньше я этого не слышал, – произнес он, проводя волшебными пальцами по моей ноге. – Ты напоминаешь мне о моей матери.
– Почему?
– Она всем указывала на их недостатки. – Он широко улыбнулся. – Это моя любимая черта в ней.
– Значит, тебе нравятся прямые и честные разговоры? – Я улыбнулась, обводя своими бледными пальцами его шрамы.
– Наверно. – Легкая улыбка озарила его лицо, и, как только настроение повысилось, разговор сменил русло. Я хотела знать больше, намного больше. Хотела спросить о телефонных звонках, его семье и тату. И я отчаянно желала прочитать карту его шрамов.
Прибыло наше первое блюдо, которым оказался наполненный мороженым бокал для мартини со сливочной помадкой и фисташковой посыпкой. Представляю свои широко раскрытые глаза, изучающие блюдо с разных сторон. Хантер рассмеялся своим замечательным смехом, посмотрев на меня.
– Вот вам и диета, – сказала я, зачерпнув большой кусок и протянув через стол. – Да, и я думала, ты не употребляешь простые углеводы? – Я выгнула бровь.