Ниже шло расписание по определенным дням:
Первый семестр: Октябрь:
3. Понедельник. Первый день школы.
7 вечера — Вечерняя служба Святого причастия.
Жорж глянул на свои часы. Служба на двадцать минут.
4. Вторник. Начало занятий. От Риторики до шестой формы [Шестой класс школы, для учащихся младших возрастов, счёт идёт по нисходящей], Французский, сочинение. Начало с обращения к школьному году. Год.
Начало хорошее: с сочинения по французскому: это давало ему шанс показать, на что он способен. Но что это за Уединение [времяпрепровождение, посвящённого духовной практике], которое длится четыре дня и имеет собственные специальные правила? Наставления, молитвы, лекции и службы в церкви?
Ноябрь начинался с «Посещения кладбищ. В течение недели мессы за успокоение душ умерших благодетелей».
Затем:
3. Четверг. Месячное разрешение на отлучку.
Итак, Жорж не увидит своих родителей до этого дня. Настоятель объяснил, что мальчикам лучше, по возможности, оставаться тут, не затрагивая своего прилежания и закрытости обстановки.
Жорж закрыл буклет с расписаниями. Мысль о таком количестве дисциплины не испугала его. Все те мальчики, которых он видел, находились под тем же игом, и, казалось, им это не вредило. Не было сомнений, что они знали способ устроиться среди всех этих правила так беззаботно, как они, на глазах у Жоржа, бродили по парку. Теперь, когда все родители уехали, и в саду не оказалось ни одного воспитателя, кое–кто из мальчишек, казалось, принялся заниматься нарушением правил. Группа курильщиков собралась под деревом, и они выпускали свой табачный дым в его листву. Один мальчик сорвал цветок, а мальчик постарше, в попытке отнять, прижал того к земле у живой изгороди. Их лица в пылу борьбы соприкоснулись, и, казалось, они получали от этого удовольствие.
Приход священника испортил всё веселье: курильщики спрятали свои сигареты в ладонях, а борцы поднялись на ноги и пошли ему навстречу. Жорж увидел, когда они проходили у него под окном, седую тонзуру священника и светлые головы двух мальчиков. Ему захотелось чем–нибудь запустить в них, прямиком между ними, чтобы продемонстрировать, какой он хороший стрелок и, как новичок, совсем не лишился отличного расположения духа.
Ему хотелось покорить колледж. Но сможет ли он его покорить? Он пробежался по своим преимуществам: для начала, он сообразителен, тут нет никаких сомнений. Его память превосходна. Он считал, что может говорить на любую тему, и из–за этого был склонен считать себя способным проникать во все тайны, как и любой мальчик его возраста. Далее, он
был энергичным и сильным, как и любой другой мальчик, хотя не очень склонный к играм или борьбе. И наконец, он считал себя красивым. Мальчик, считавший себя красивым! Он видел своё отражение в оконном стекле и вспомнил шутливое описание себя, сделанное его кузиной в их общей книжке откровенностей:
Жорж де Сарр. Общий вид — гармоничный. Лицо: скромный овал, даже с несколькими веснушками. Волосы: темно–каштановые, всегда с ароматом лавандовой воды. Глаза: каштан, иногда теплые, иногда как лёд. Рот: сентиментальный. Нос: прямой. И сын маркиза.
Жорж рассмотрел в оконном стекле и свою одежду — она являла собой более точную рекомендацию, чем его происхождение. Рубашка темно–синего цвета, с галстуком из красного шёлка; он улыбнулся, вспомнив, что согласно мнению его кузины, красный цвет был цветом любви. Он вытянул ноги, чтобы рассмотреть свою обувь, сделанную из очень тонкой кожи; и его носки, в красно–синий шахматный ромбик. Что касается его костюма, который был настолько элегантным, насколько это было возможно, то он как можно точнее соответствовал туманным указаниям проспекта колледжа: «Обычный костюм из темно–синего шевиота (шорты или брюки)». Жоржу по душе были шорты, но его мать предпочла брюки, сказав, что они лучше подходят для мальчика третьей формы: в целом, брюки, подумал он, сидят очень хорошо.
Здоровый нескладный парень с важным видом пересёк двор для того, чтобы ударить в колокол, зовущий на занятия. При этом, первом сигнале рутины его нового существования, Жорж, несмотря на все его мысли, почувствовал, как сердце слегка сжалось от тоски. Этот первый день в школе, таким вот образом подтверждённый этим перезвоном, довольно сильно отличался от тех, которые уже были им пережиты.
Звон колокола ушёл в прошлое. Последние опаздывающие покидали двор. Затихли крики. Жорж спросил у себя, может ему стоит присоединиться к своему классу, но затем решил, что будет проще оставаться там, где он был. Это выглядело так, как будто он стал подменой в сестринском лазарете. Возможно, ему следует быть готовым укладывать инвалидов на кровати в дальнем углу комнаты? Но тут вроде не случилось ни одного случая истерического отчаяния, ни среди школьников, ни среди их родителей или учителей. Однако, Жорж останется тут до конца, что должно свидетельствовать о его полной готовности к колледжу.
Сейчас он смотрел, как заполняется часовня — с правой стороны начальной школой, старшими школьниками слева. Они входили в разные двери. Это были не те лица, которые он видел некоторое время назад; теперь это были словно маски. Некоторые из Отцов торопливо бежали к церкви. Звучание фисгармонии становился все громче.
Из своего окна Жорж видел перед собой проход всего колледжа. Среди этих мальчиков были и те, кто станет его друзьями. Он не очень любил лицей, потому что там были только однокашники, а не друзья; он был уверен, что в школе–интернате должно существовать царство дружбы. Он надеялся, что в этом замкнутом мире не будет ничего похожего на то, что он до сих пор испытал. И поэтому он пожалел, что остался в лазарете; ему захотелось, как можно скорее, немедленно, оказаться вместе с остальными. Вдруг Сестра забыла про него? Вдруг она не смогла разобраться в его багаже? Или пошла на службу? Казалось, что попытка подумать о ней заставила её немедленно вернуться. Она включила свет и передала Жоржу салфетку, кольцо для салфетки, нож, вилку и ложку. После чего опустилась на стул.
— Ах! — сказала она. — Я сказала тебе, что быстро вернусь. Но меня столько раз прерывали! Я вижу, из–за меня ты пропустил часовню, так же, как и я. Давай, сотворим небольшую молитву вместе? После того, как я разложила твоё бельё в бельевой, я повесила твои костюмы в шкаф спальни, в отделение с твоим номером. Я не смогла разложить книги в студии, потому что не знаю, где твоё место. Они на тумбочке у кровати. Ты найдешь ящик для своего джема или варенья в большом шкафу; тебе покажут. Держи его всегда запертым, как и шкафчик с одеждой. Среди нас нет воров, но много тех, кто любит повсюду совать свой нос.
Сестра сопровождала свои сентенции кивками головы.
— И ещё, — продолжила она, — твой сундук и чемодан отнесли на чердак, но метку к ним пока не привязали, из–за того, что приходится думать обо всём сразу, ты понимаешь. Само собой, я застелила для тебя кровать, но как ты знаешь, мы тут обходимся без горничных. Но ты быстро научиться делать это, нет ничего проще. Я буду наблюдать за ней первые день или два, чтобы убедиться, что она не слишком неопрятна.
Двери часовни открылись: приветствие окончилось. Мальчики снова пересекали двор, направляясь к трапезной. Как только Жорж и Сестра покинули лазарет, она тут же установила индикатор «На КУХНЕ». Жорж последовал за ней по бесконечным коридорам.
— Ты будешь очень счастлив в Сен—Клоде, — заверила она его. — Всем нравится это место. Монсеньер проводит тут неделю каждые лето. Твои одноклассники — отличные дети, и твои воспитатели — учёные и праведные люди. Ты только должен вести себя хорошо и упорно заниматься, чтобы радовать своих родителей и Боженьку.
Спускаясь по лестнице, Жорж услышал шум, исходящий от трапезной, который становился все громче и громче. Приближался момент, когда он должен будет предстать перед всей школой. Обратят ли на него внимание, в такой оживленный день? Он становился уже не зрителем, а будто бы собирался выступить на сцену. Он быстро ощупал и подтянул узел галстука. Пробежал руками по волосам, но не один не сместился: он, должно быть, использовал достаточно геля этим утром.
В тот день он уже видел трапезную; но сейчас она полностью изменилась из–за множества юных лиц, заполнявших её, и воспитателей, восседающих за своими высокими столами, стоящими на возвышениях по краям зала. Жорж колебался, испуганный взглядами. После чего направился к высокому префекту, которого он увидел стоящим в дальнем конце зала. Признает ли его настоятель, восседающий под Распятием возле двери? По крайней мере, префект его не забыл, дружелюбно поприветствовав: