Переодевшись после завтрака, он задумался о письме, которое должен был отправить в ближайшее время. И вскоре был вынужден признать, что жертва только двух записок оказалась бы бесполезной. Александр счёл бы, что Жорж в очередной раз обманул отца Лозона, прикинувшись, что он ему подчинился, и, таким образом, как сказал Люсьен, поддержал бы его решимость к сопротивлению. Ныне же было необходимо, чтобы он отказался от всякой мысли насчёт их авантюры, и единственный способ заставить его так поступить был разработан Отцом, и одобрен Люсьеном. Какой бы путь Жорж не выбирал, перед ним вставала одна и та же дилемма: либо он обречёт Александра на краткое и быстропроходящее несчастье, либо вовлечёт себя и окружающих в целую серию неприятностей и недоразумений. Даже больше, чем тогда, в ту ночь, когда он ходил к настоятелю разоблачать себя, от Жоржа, чтобы сохранить основное, требовалось принести в жертву ненужное — то драгоценное «ненужное», которое он в ту ночь умудрился так успешно сохранить. Он отошлёт все послания, включая и последнее.

Он спустился вниз за бумагой и вернулся в свою комнату: тут он был в одиночестве. Он запер дверь и сел. Первым делом он скопировал записки, открытку и письмо в свою записную книжку. После чего написал:

М., 12 июля

Отец,

Следуя вашим предписаниям, я направляю Вам этим письмом все, что у меня есть от Александра Мотье.

Поверьте мне, Отец,

С уважением,

Ж. де Сарр

Когда он писал адрес, его неожиданно охватила ярость. Его звали Жорж де Сарр, он находился у себя дома, и все же этот попик заставил его сделать подобное! У него возник порыв разорвать письмо и все его содержимое. Это не было бы следствием расчётливости или лукавства, как в случае с Изабелью — Люсьен, шутя, предложил ему последовать её примеру. Но это стало бы жестом свободного человека. Затем он сжёг бы обрывки, как сжёг четыре страницы, вырезанные из своих призовых книг. Он напишет Отцу, объяснив, почему так поступил. Он поклянётся честью своего имени, что ни одной из этих реликвий более не существует, и попросил бы его показать это письмо Александру. Мальчик откажется от своего плана; но он не станет презирать своего друга, и честь их дружбы будет спасена.

Жорж поднял крышку камина — там, трепеща, лежал вчерашний пепел. Но не окажется ли преступлением, если он при таких обстоятельствах уменьшит сокровище, которое в один прекрасный день он мог бы получить назад, после того, как закончатся их испытания? Мгновение он колебался, потом решился на компромисс: он не станет, в конце концов, сдавать все врагу. Он достал из конверта первую записку, прядь волос, пасхальное письмо, и последнее послание. В почтовом отделении он заполнил форму для заказных писем. На пункте заявленная ценность он призадумался. Но не стал объявлять ценность этого послания, хотя она превышала ценность всех писем его жизни, прошлой и будущей. На его вопрос клерк ответил, что письмо, без сомнения, достигнет пункта своего назначения на следующий день. И этот человек, после того, как трижды шлёпнул по конверту своим каучуковым штампом, стал для Жоржа таким же отвратительным, как и тот парикмахер на пасхальных каникулах, ухвативший за прядь светлых волос.

Вчера, за ужином, Жорж не задавал ни одного вопроса насчёт каникул; эта тема перестала его интересовать. Сегодня, во время завтрака его родители проявили удивление по поводу его равнодушия. Он сказал, что помнит — они собирались на Баскском побережье.

— У нас есть для тебя сюрприз, — сказал его отец. — Вместо этого Ровьеры подали нам мысль отправиться в Пиренеи, а это означает, что ты не будешь в разлуке с твоим любимым Люсьеном — я знаю, как вы неразлучны. При условии, что мы еще сможем заказать номера.

Домашние сюрпризы, казалось, потрясали еще больше, чем сюрпризы колледжа. Этот стал последней каплей! После такого удара Жорж почувствовал, что ему больше нечего бояться судьбы. Он присоединится к Люсьену, который проводит там время с Андре. Его каникулы пройдут вдали от Александра, и он будет созерцать пару по–настоящему неразлучных друзей, которых он когда–то решил разделить, и счастье которых пережило его собственное.

Эта мысль вывела его из себя: он уже предвидел их лицемерные соболезнования, которые постепенно сходят на нет, после того, как Люсьен, после первой волны признаний, начнёт устраивать совместные с Андре ночи под звездами, какие тот описывал в своем письме. Жорж уже не выносил их, пытающихся обнадёжить его разговорами о будущем, подобно священникам, взывающим к Небесам у постели умирающего.

Правда, он мог рассчитывать на их жалость, даже сочувствие. Но он предпочел бы восхищение. Оно бы его поддержало. Разве не Люсьен говорил, что восхищается им за то, что он довёл до успешного завершения завоевание Александра? Люсьен восхищался бы им еще больше, если бы он сумел остаться достойным этого. Жорж начал сожалеть о своем письме, как когда–то, намереваясь предать Андре, он начал раскаиваться, что уже нельзя отменить просьбу о встрече с настоятелем. Он удивился, что повёл себя так слабо, так трусливо и послушно. Когда Люсьен посоветовал ему уступить; он, сурово осудив его, уступил. Он не мог поступить иначе, и не мог простить себя за то, что так поступил. Он возненавидел все, что видел вокруг себя — роскошный интерьер, ради которого, как казалось ему сейчас, он пожертвовал любовью, и даже те семейные воспоминания и традиции, которыми иногда гордился. Поэтому он с облегчением принял предложение матери пойти с ней в гости; он надеялся отвлечься от своих мыслей.

Но вечером, когда он вошел в свою комнату и увидел там вещи из колледжа, напомнившие ему о его проблемах, его раздражительность вернулась. Он достал список школьных призёров за год, только ради того, чтобы прочесть имя Александра. Оно не было напечатано заглавными буквами — этим отличались только имена главных призёров. Но для Жоржа оно приобрело такие размеры, что затмевало даже имя кардинала, с типографской пышностью напечатанное на обложке. Величие и тайны, скрывавшиеся за этим именем, делали его самым заметным среди всех остальных. Его слишком редкие упоминания в списке, тем не менее, были удачно расположены. Поощрительный приз - accessit — по французскому стал своего рода наградой, хотя и довольно слабой, за стиль записок мальчика — стиль, который настоятель, находящийся под влиянием канонов Великолепного века [Grand Siècle, время правления Людовика XIV], очернил. Accessit по ботанике был тоже неким напоминанием о маленьком букете полевых цветов, который Александр принёс с одной из еженедельных экскурсий. И Жорж, чье имя так часто встречалось в списке, сейчас был равнодушен ко всем своим отличиям, кроме одного, и самого скромного — своему поощрительному призу по религиозному обучению — который он, по его словам своим одноклассникам в колледже, презирал. Ибо не Александру он на самом деле был обязан своими главными призами — он упорно трудился весь первый семестр. Но этот accessit напоминал ему о награде, потерянной из–за Александра. В настоящем было несчастье; но счастье было в прошлом.

13 июля. Послание Жоржа должно было дойти до адресата сегодня, 13‑го числа. Для некоторых это число было счастливым; другим несло несчастье; было позволительно надеяться, что можно оказаться на стороне счастливых.

Поскольку письмо прибывало в этот день, то отец Лозон должен был незамедлительно приступить к делу. Следовательно, удар будет нанесен прежде чем наступит вечер. Как воспримет его Александр? В какие сроки он осудит взгляды, слова, записки и поцелуи между ними, после столь жестокого удара? Скажет ли он, что хорошо быть благородным по праву рождения, и что такое, несомненно, должно было случиться, раз один из них взял на себя смелость поступить так позорно? С каким отвращением он швырнёт письма Жоржа Отцу Лозону, в обмен на свои собственные! И не должен ли автор их унижения поквитаться с обеими своими жертвами, и воздать каждому согласно их подлинным заслугам? Будущий маркиз колледжа Сен—Клода пребывал в большей опасности стать гораздо менее достойным человеком, чем его бывший ангел.

Жоржу захотелось написать письмо Александру: у него создалось ощущение, что этим он мог бы компенсировать зло, которое в ближайшие несколько часов нанесёт другое его письмо. Но он был слишком встревожен, слишком обеспокоен, чтобы сесть и написать. Обед он счёл отвратительным. Все внимание его дорогих родителей занимали Пиренеи. Была отправлена телеграмма, чтобы зарезервировать номера в отеле со следующего четверга. Если ответ окажется благоприятным, то они отменят номера, зарезервированные в другом месте. Жорж предпочел бы вовсе лишиться каникул, подобно Александру. А ещё он бы желал, чтобы у него не было права разговаривать за едой, как в детстве. После еды он отказался от сигареты, которую, в качестве особого наслаждения, предложил отец. Ему хотелось заявить, что он не курит ничего, кроме египетского табака. И ни каких визитов с матерью сегодня. Ему хотелось на улицу, прогуляться в одиночестве. Он не вернется к чаю. И, покидая дом, он хлопнул за собой массивной дверью.