Может это их порадует.
Выйдя из беседки, едва не столкнулась с детьми, торопливо отступила, глаза подняла и увидела Марину, Вовкину жену. Марина была приятной во всех отношениях женщиной, улыбчивой, добродушной, настоящей матерью семейства, Нина не могла не признать, что она идеально подходила её брату. Правда, иногда Нине казалось, что Марина слишком часто первой уступает мужу, если возникает спорная ситуация, но, может, так и надо? Может, в этом и заключается секрет семейного счастья? Вот у них с Пашкой без споров никак не получалось. Поженились, едва Нине восемнадцать исполнилось, и без конца спорили и что-то доказывали друга другу, но тогда, по молодости лет, это совершенно не тяготило, а уж тем более не тревожило. Нина помнила, как снисходительно улыбалась матери, когда та пыталась выразить сомнение по поводу правильности такого поведения. В то время Нина была уверена, что это не ссоры и не ругань, это самая настоящая страсть. Они с Пашкой — творческие личности, им нужно гореть, нужно сталкиваться с треском, чтобы искры летели, из этих искр рождалось пламя, так необходимое их танцам. До рождения Ариши они жили в атмосфере ссор, творческого несогласия и бурных примирений, Нина знала, что мужа это более чем устраивает, и когда она, став матерью, начала смотреть на их споры под другим углом, его это начало раздражать. При ребёнке нужно было держать себя в руках, не кричать и не буйствовать, даже если всё это делалось для создания атмосферы, и закончиться должно было весьма пикантно и приятно. Став родителями, пришлось взрослеть. Нине пришлось, Пашка сопротивлялся, как мог, и весьма в этом преуспел.
Марина остановилась, когда дочь догнала её и обняла за ноги, подняла повыше блюдо со свежими овощами, которое в руках держала, а ребёнка пожурила:
— Ира, я же просила вас не шуметь, а вы опять кричите.
— Это не я, мам, это они!
— Они, — проговорила Марина, качнув головой. — Тогда скажи им, что папа ругается. И хватит уже носиться по участку, — повысила она голос, чтобы сыновья услышали, — мойте руки и за стол!
Нина заставила себя улыбнуться, встретив взгляд золовки, сунула руки в задние карманы джинсов и качнулась на пятках, неожиданно почувствовав себя гостьей в родительском доме.
— Помочь?
Марина расцепила руки дочери и направилась к столу.
— Не надо, я всё уже приготовила. А ты отдыхай. — Она обернулась на Нину через плечо. — Приезжаешь редко. Ты хоть отдыхаешь?
— Отдыхаю, конечно. — Нина присела на край лавки у стола, принялась передвигать тарелки, чтобы хоть что-то сделать. — В выходные.
Марина понимающе улыбнулась.
— Они у тебя есть?
— Пара раз в месяц случается, вот как сегодня.
Марина от души вздохнула, окинув Нину быстрым взглядом.
— И ни одного лишнего килограмма. А я прям не знаю, что делать, Нин.
Нина сложила руки на столе, усмехнулась.
— Отстань. Вот если бы я троих родила…
— Тебе бы всё равно ничего не было, — уверенно проговорила Марина, одёргивая шёлковую кофту на пышной груди.
Нина рассмеялась.
— Ещё неизвестно. А ты не комплексуй, ты отлично выглядишь. Тебе идет, ты так мило смотришься. И Вовка, кажется, совсем не против.
Марина возмущённо фыркнула, услышав последнее замечание.
— Попробовал бы быть против. — Она сдвинула тарелку с нарезанным хлебом на край стола, а на сестру мужа бросила быстрый взгляд исподлобья. — А ты, не собираешься?
— Что?
— Второго родить. Говорят, Пашка новую работу нашёл.
Нина неуютно заёрзала, глаза отвела, а говорить начала намеренно небрежным тоном:
— Да что эта новая работа. Пока ничего определённого. А рожать детей надо, чувствуя уверенность в завтрашнем дне. У меня её нет. Квартиру снимаем, деньги… то густо, то пусто.
Так что, сама понимаешь…
Марина покивала, но Нина была уверена, что всерьёз её слова не приняла. И под конец заявила: — Арише нужен братик. Или сестричка. Уверена, она была бы рада. И на пользу бы ей пошло.
Один ребёнок в семье — это неправильно.
— Может быть, — пробормотала Нина, надеясь, что на этом неприятный для неё разговор закончится.
От нравоучения родственников никуда было не деться. Нина уже много лет, приезжая к родителям, заранее настраивала себя на то, чтобы спокойно выслушать их наставления, и не принимать близко к сердцу услышанное. Наблюдала со стороны за чужим бытом, семейным укладом, но не завидовала, и анализировать не пыталась. Она не завидовала брату, понимая, что если бы на неё, в своё время, свалилось такое семейное счастье, то она, по своей глупости и неусидчивости, вряд ли бы сумела его оценить, всегда мечтала бы о большем. В родном городе, с населением в тридцать тысяч человек, она бы задохнулась. После развода у неё мелькнула мысль, плюнуть на гордость, и вернуться под крыло родителей, ведь они приняли бы её без вопросов, правда, ей до конца жизни пришлось бы слушать, что они были правы, всегда видели Пашку насквозь, и не верили в их «счастливую звезду» и заоблачные гонорары. Зато ей не нужно было бы ломать голову, где брать деньги и как справляться одной со сложным ребёнком, можно было хотя бы часть сложностей и ответственности переложить на близких, но эта мысль в её голове не задержалась. На одно мгновение представила свою жизнь через несколько лет, себя на знакомых с детства узких улочках, на которых нет ничего интересного, только серые панельные дома и старые одноэтажные домики на окраинах, и стало тошно. Там не будет возможности даже детей танцам учить, у единственной в городе средней школы нет средств содержать танцевальный класс. И чем она займётся? Пойдёт работать на швейную фабрику, как большинство её знакомых, или продавцом в ларёк? Нет, ни за что. Она в лепёшку расшибётся, но не вернётся. Будет бороться, придумает что-нибудь, но будет заниматься танцами, а Арину отдаст учиться в художественную гимназию. Найдёт деньги. Заработает. И Пашку к стенке припрёт, но не позволит ему плюнуть на образование дочери. Их ребёнку тоже дан талант, и от этого нельзя отмахнуться.
Родители не подвели, и весь вечер вполголоса рассуждали о том, как неправильно она живёт, и жаловались на то, как их это тревожит. Нина едва дождалась момента, когда все начнут укладываться спать. Уже жалела, что постеснялась и не собралась в обратную дорогу в этот же день. Может, и нужно было бы, хотя дома никто не ждал. Но и на даче родителей спокойно не спалось, не смотря на свежий воздух и стрекот кузнечиков за окном. Кроме их сомнительной музыки, тишину ночи больше ничто не нарушало. Кажется, спи не хочу, но нет, Нина лежала, уставившись в темноту, слушала дыхание дочери, которая спала с ней на одном диване, а думала опять же о том, как наладить свою жизнь. Вот такие глобальные размышления, лежа на стареньком диване, её одолевали. Ненавистный вопрос: где взять денег. Он не давал покоя, не позволял уснуть, и пугал. Это было хуже всего: она начинала бояться. Не смотря на все свои честолюбивые решения и планы, она начинала отчаянно бояться того, что не справится и подведёт дочь. Ведь она единственная, кто может устроить её будущее, а она боится. Хорошая мать не должна бояться, она должна что-то делать.
На следующий день отец подошёл к ней, когда она была одна, и, оглянувшись для начала за своё плечо, поинтересовался:
— У тебя деньги есть? Я дам, у меня есть немного, от матери припрятал.
У Нины в горле ком встал. Она замерла, стоя к отцу спиной, прижала к себе кофту дочери, которую складывала, прежде чем положить в сумку, и на короткое мгновение возник соблазн проявить слабость и согласиться взять деньги, но тогда пришлось бы признаться в том, что всё не так терпимо в их жизни, как Нина уверяла родителей весь вчерашний день. Про хорошо и говорить пока нечего, слова «новый проект» набили оскомину, столько раз она их произнесла за последние сутки. Поэтому покачала головой, отказываясь.
— Спасибо, пап, но не надо. Нам хватает.
Фёдор Николаевич взглядом её посверлил, после чего потёр поросший щетиной подбородок.
— Ну, смотри. Моё дело предложить, как говорится.
Нина погладила его по руке и улыбнулась.
— Спасибо, пап.
Выходя за калитку и оборачиваясь, чтобы помахать всем на прощание, Нина поклялась себе, что в следующий свой визит обязательно во всём признается. Расскажет про Пашку, про работу.