Спустя час она покинула школу, чувствуя себя так, будто ее не только оплевали, но и раздавили.
Знала, конечно, что в танцевальном кругу, между уже бывших друзей и знакомых, про нее говорят, но о том, что эти разговоры могут испортить ей жизнь, когда, казалось бы, уже и портить нечего, не догадывалась. И теперь она официально безработная, с клеймом стриптизерши, пробовать устроиться в другую школу — нечего и мечтать, она отныне в черном списке, и единственная радость, что расчет дали тут же. Видимо, Михаилу Семеновичу не терпелось от нее избавиться раз и навсегда.
Переходя дорогу в толпе людей, вдруг поймала себя на мысли, что очень хочет остановиться и заорать.
Понадобилось некоторое время для того, чтобы успокоиться. Успокоиться настолько, чтобы прийти домой и казаться, хотя бы казаться, уравновешенной.
Зинаида Тимофеевна удивилась ее столь раннему возвращению, но говорить ничего не стала.
Отчиталась о том, чем они с Аришей занимались до ее прихода, и вроде бы собралась уходить, но Нина ее остановила. Достала кошелек и с женщиной наконец расплатилась. Зинаида Тимофеевна заметно подобрела, даже улыбнулась куда искреннее и душевнее, чем за пять минут до этого. А Нина ее еще и поблагодарила.
— Спасибо вам большое. Не знаю, что бы я без вас делала, честно.
Женщина дружески похлопала ее по руке.
— До завтра. Я вовремя приду, а вы отдыхайте.
Нина кивнула. А когда в прихожей хлопнула дверь, вынула из кошелька оставшиеся деньги и пересчитала, будто точно не знала, сколько там. Квартиру оплатить хватит, а жить придется на то, что Витя Жаба заплатит. Вот только она с двумя зарплатами едва концы с концами сводила, а теперь что? Пойти в продавщицы, или в уборщицы?
— Как же надоело.
До боли прикусила костяшку большого пальца, потом почувствовала внимательный взгляд, голову повернула и поспешила улыбнуться.
— Что такое, солнышко? Кушать хочешь?
Ариша подошла к ней и молча прижалась. От этого еще тяжелее стало, горло перехватило спазмом. Нина сделала судорожный вдох и погладила дочь по спине.
— Ничего, я что-нибудь придумаю. Сейчас успокоюсь, подумаю хорошенько и точно придумаю.
Выбора-то все равно нет.
В «Тюльпан» в этот день так и не пошла, хотя ее ждали. А Нина просто сил в себе не нашла.
Накормила дочку обедом, а потом устроилась на диване, в полной тишине. Ариша рисовала за своим столиком у окна, больше ни на что не отвлекалась, и Нине поневоле пришлось сосредоточиться на своих мыслях, то есть на поисках выхода. После долгих раздумий поняла, что варианта всего три, то есть, продуктивных, еще два, то бишь, сойти с ума и умереть, она не рассматривала, все-таки желание жить и жить хорошо, пересилило пессимизм. А оставшиеся три варианта выглядели так: она все-таки возвращается в родной город, к родителям, но это уже на совсем крайний случай, потому что для нее это подобно самоубийству, все равно что поставить на своей жизни жирный крест; либо находит другую работу, не связанную с танцами, что без образования и каких-либо навыков и других талантов, будет проблематично, если только не довольствоваться изначально мизерной зарплатой; либо взять все и сразу, при этом наступив на свою гордость, воспитание и чувство порядочности, которым она так гордилась, или хотела гордиться, потому что другого не оставалось. Хотя, о какой порядочности идет речь? Все знакомые в этом городе, судя по всему, уже поставили на ее морали крест, а все ее старания поддержать репутацию направлены только на нее саму.
Да и вообще, кому какое дело? Она знала, что все сейчас говорят о Пашке, о его карьере и его успехах, а ее уже давно записали в неудачницы, а сейчас она и вовсе брошенная жена. Которую и бросили-то, возможно, оттого, что она пошла по кривой дорожке. Что, вообще, у нее есть в жизни, кроме ребенка? Когда переехали в этот город, казалось, что перед ними все дороги открыты, и тогда она и Лариса Усманова были наравне. В те времена Лариса волновалась из-за нее, они были равными соперницами, ни в чем друг другу не уступали, а сейчас Лариса может позволить себе влиять на мнение ее начальства, директора школы, который после ее наговоров даже раздумывать долго не стал, без всяких сомнений принял ее слова на веру, и Нину в тот же день уволили. А Лариса, скорее всего, даже не задумается о серьезности сказанных ею слов, для нее это маленькая месть бывшей сопернице, которая когда-то обошла ее на первенстве.
Ариша присела рядом с ней на диван и протянула альбом с рисунками. Нина погладила дочку по голове, пролистала альбом, а Арина перевернула его на последнюю страницу. Нина вымученно улыбнулась, чувствуя, как внутри все узлом завязывается.
— Не переживай, я завтра куплю новый. — Принялась расплетать Арине косички, потом поцеловала в темную макушку. — Вот увидишь, у нас все будет хорошо. — Вздохнула. — Мама уже знает, что делать.
Знала, но перебороть себя было куда труднее. Приехала на следующий день в «Тюльпан», чувствуя себя предательницей по отношению к самой себе, но промучившись всю ночь, и перебирая в уме возможные варианты, другого выхода не нашла. Репутацию она себе точно не испортит, над ней и так в городе смеются, это в лучшем случае, а в худшем жалеют, так что стыдиться и переживать уже поздно. А это единственный шанс вырваться из замкнутого круга долгов и безденежья. Ей нужен только рывок, стартовая площадка, чтобы оторваться от Пашки и начать жить, не завися от его финансовой помощи. До этого момента никак не получалось.
Направилась прямиком к кабинету Вити. Он оказался на месте, а Нина, наверное, от волнения, забыла постучать, и поэтому растерялась, одним своим необдуманным действием отрезав себе пути к отступлению. Витя брови вздернул, реагируя на ее появление, но взглянул без всякого удивления. Только проворчал:
— Явилась. Тебя вчера ждали, драгоценная ты наша.
— Я знаю, извини.
— Знаешь, где я видел твои извинения?
Нина прошла в кабинет и дверь за собой прикрыла.
— Знаю, Вить. Просто вчера у меня был… неудачный день.
— У меня каждый день неудачный, так что нечего мне плакаться, не пожалею. И денег не дам, жди зарплаты. — Он швырнул на стол газету. — Задолбали вы, бабы, я вам что, банк?
Нина уцепилась за ремень своей сумки.
— Тогда работу дай.
Жаба в кресле развернулся, на Нину уставился, после чего прищелкнул языком.
— Что я слышу, — с ехидцей проговорил он, а взглядом принялся ощупывать ее фигуру. — Ты созрела никак?
Нина сглотнула.
— Нет. Но как Гретка говорит: меня прижало.
— Ясно. Деньги понадобились.
Нина хотела возразить, попытаться объяснить, из-за чего и ради кого она на это идет, но в последний момент поняла, что Жабе на это наплевать. Поэтому лишь кивнула.
— Да. Выпустишь меня?
Витя развалился в своем дорогущем кожаном кресле и покачивался в нем, продолжая Нину разглядывать, на этот раз с удовольствием.
— Зависит от того, что ты мне предложишь.
— Шоу, — твердо сказала она. — Голых девок у тебя и так достаточно.
Витя подался вперед и навалился на стол.
— А ты у нас другая?
— Нет, Витя, я не другая! Я такая же, как они, и здесь я по той же причине: мне деньги нужны.
Но я прошу дать мне шанс. Ты знаешь, что я могу. И я сделаю тебе шоу, а вот если не получится… тогда…
Она замолчала, а Витя рассмеялся, противно так, будто в предвкушении, у Нины мурашки побежали. Но, в конце концов, он сказал:
— Десять дней. Другого шанса у тебя не будет. Сколько тебе надо времени?
У Нины от волнения сердце едва из груди не выскакивало. Она знала, что Жаба согласится, но когда это произошло, поняла, что пути назад точно нет. Если она испугается и откажется, ей и в
«Тюльпане» больше места не будет.
— Мне нужна неделя.
— Хорошо. — Витя был до противного спокоен и покладист. Только руку ей протянул, чтобы скрепить уговор. Нина шагнула к его столу, подала свою руку, а Жаба, вместо того, чтобы ее пожать, перевернул и приложил Нинину ладонь к своей щеке, накрыв своей ладонью. — У меня предчувствие, что мы с тобой сработаемся. Тебе понравится, Нинок.
Руку Нина отдернула, а на Жабу взглянула свысока.
— Все, что мне может понравиться, это деньги, Витя.
Он снова на кресле откинулся, а на нее смотрел с мерзкой улыбочкой.