— Прости, — сказал он тише. — Это прозвучало не так, как я хотел.
— А как ты хотел?
Костя помолчал, потом взял Нину за руку и попросил, указывая на диван:
— Сядь. Давай поговорим спокойно. — В комнате никого не было, но на кухне работал телевизор, и негромко переговаривались, и поэтому Шохин голос понизил: — Я прошу тебя, вернись домой.
Я тебе обещаю, что я избавлюсь от неё. Она уедет из города, как только подпишет документы о разводе. Просто там не всё так просто… — Он сбился, и тут же пообещал: — Но я всё решу. И Таньку заткну. — Костя сжал её ладонь. — Только вернись.
Нина кусала губу и смотрела в сторону. Костя просил её вернуться, практически умолял, и сердце кровью обливалось. Хотелось плюнуть на всё и отмахнуться ото всех неприятностей, ото всего, что сказала ему совсем недавно, на террасе.
— Я тебе нужна? — спросила она еле слышно.
Шохин положил руку ей на затылок и чуть надавил, они почти столкнулись носами.
— Ты дурочка. — Он усмехнулся, потом поцеловал её в кончик носа.
Нина подняла руку и коснулась его плеча, провела кончиками пальцев по ткани пиджака, помедлила секунду, после чего обняла его за шею.
— Я так хочу, чтобы у нас всё было, как… у нормальных людей.
— А мы с тобой не нормальные?
— А ты сам этого не замечаешь?
Он улыбнулся одними губами.
— Ну, если мы оба не в себе, значит, друг другу подходим.
Нина отодвинулась, но продолжала держать его за руку.
— Костя.
Шохин взял ее за подбородок, заставил встретиться с ним взглядом.
— Нина, пусть все идет своим чередом. Ты знаешь, что меня в этой жизни мало что смущает и беспокоит, уж точно не чужое мнение. Мне важно, что я знаю и что думаю, и я никогда не считал тебя… — Он замолк, опасаясь, что их услышат. — Для меня ты — та девочка, которую я когда-то увидел на региональном чемпионате по латинским танцам. Видишь, я даже запомнил, как это называлось правильно.
Нина печально улыбнулась.
— Нам с тобой хорошо вместе, и это самое важное, — продолжил он после паузы. — Ты женщина, которую я хочу видеть рядом с собой, которую люблю. — В этом месте Костя едва заметно запнулся, что вызвало у Нины понимающую усмешку. Он тут же ее одернул. — Не смейся, я серьезно. Поэтому и прошу, не позволяй никому в этом усомниться и сама не сомневайся. Со мной непросто жить, кому знать, как не тебе, но когда ты рядом, мне легче дышать. И я знаю, чего хочу, и понимаю, к чему ведут такие отношения. Только давай не будем кому-то что-то доказывать? Пусть все идет своим чередом.
Нине потребовалась вся сила воли, чтобы сохранить хотя бы видимость спокойствия. Шохин говорил о невероятных вещах, и даже сам держал ее за руку, правда, едва заметно морщился, видимо, все-таки смущенный подобным поворотом выяснения их отношений.
— А то, что ты говоришь, по поводу кто и что думает: ты сама должна помнить кто ты, чего ты хочешь, и чего я жду от тебя. Все остальное неважно. Тем более, мнение кого-то, с кем я спал.
Нина упрямо смотрела в окно, а не на Костю. А после его последних слов заметила, не удержалась:
— Я уверена, что это Смирнова постаралась. Она твою жену разыскала и доложила. Мне назло.
— Ты хочешь, чтобы я выяснил? Я выясню.
Она вздохнула.
— Ты только сейчас это говоришь. А потом скажешь, что это неважно.
— Это, на самом деле, неважно, но если ты хочешь, если тебя это беспокоит…
— Пусть она от тебя отстанет, вот что меня беспокоит!
— Что я могу сказать в свое оправдание? Я нравлюсь женщинам.
Нина устремила на него возмущенный взгляд, а Шохин руками развел.
— Что? Тебе же я нравлюсь?
— Это не повод для шуток.
— Малыш, ты меня прощаешь?
Она разгладила юбку на коленях.
— Когда ты с ней разведешься?
— В ближайшее время. Я не знаю, сколько это займет, поэтому обещать ничего не буду. Две недели, месяц… Я уже с ней развожусь. Все зависит оттого, как быстро мы договоримся, и когда будут подписаны все бумаги.
Нина посмотрела на него, и Костя с пониманием кивнул и пояснил:
— Виноградники во Франции. Безумные деньги: и потраченные, и вложенные и будущий доход.
— Виноградники? В смысле, для вина?
— Ну, а в чем еще Жанка спец? — Шохин усмехнулся. — Я купил их вскоре после свадьбы, и по какой-то нелепой причине вписал ее имя в договор купли-продажи. То есть, она имеет право на половину. А весь ее вклад в дело — это десяток ящиков продегустированных. И что, отдать ей долю? Да и что она будет с ней делать? Я сам в этом бизнесе, как слепой котенок начинал.
Авантюра чистой воды.
— Ты меня туда свозишь?
— Конечно, там очень красиво.
Нина выглянула из-за его плеча, потом села вполоборота и негромко спросила:
— А квартиру мне подаришь?
Это был откровенный намек, и Шохин, правильно его расценив, рассмеялся. Потом головой покачал.
— Не дождешься. А то я тебя знаю, будешь сбегать от меня и запираться там.
— Я люблю тебя.
— Знаю.
Нина зажмурилась на секунду.
— Это не то, что я хотела услышать.
Костя улыбнулся.
— Знаю.
— Тогда ты должен знать, почему я тебя люблю. За то, что никто никогда до тебя для меня не делал.
— Это ты сейчас имеешь в виду что-то особенное?
— Да, тебя. За то, что ты готов принять меня со всеми моими проблемами. Даже с теми, которые я тебе доставляю.
— Что-то мне неловко стало.
— Еще больше собой загордился? — догадалась Нина.
— Есть немного.
Она коснулась пальцем его подбородка.
— Я рада, что ты сюда приехал.
— Нужно было это сделать.
— Познакомиться с моими родителями, — подсказала Нина. — Не ругаться с ними.
— Я не ругался.
— Да?
— Я просто потребовал… адрес твоего убежища.
— Представляю реакцию папы.
— Я с ним найду общий язык.
— Очень на это надеюсь.
— Я со всеми договариваюсь, так что не волнуйся.
— Я не волнуюсь, Костя. Только, когда будешь договариваться, помни, пожалуйста, что он не партнер по бизнесу. Не нужно сулить ему невероятные прибыли от вашего сотрудничества.
Шохин хмыкнул.
— И что ему пообещать?
— Что будешь любить и оберегать.
— Я люблю и оберегаю. Только ты убегаешь и портишь мне показатели.
По лестнице с топотом сбежали дети, снова загалдели, прыгали вокруг родителей, и, кажется, соревновались в том, кто кого перекричит. Шохин нахмурился, потом спросил: — Они всегда так кричат?
— Да, они нормальные шумные дети.
— Да? А, по-моему, нормальный ребенок как раз у нас. Который тихо занимается своими делами и знает, что трогать мой ноутбук нельзя.
Нина рассмеялась, но не отреагировать на его замечание не могла.
— Если бы ты знал, как я тебя люблю. Ты скажешь это моим родителям?
— Скажу. А что, они сомневаются?
— Папа внуков воспитывает по принципу: быстрее, дальше, сильнее.
— Не удивительно, что Орешек опасается участвовать в их затеях.
— Ну, так что, мир установлен? — спросил Вовка, заглянув в комнату. — Иначе шли бы вы ругаться в следующую комнату. Пришла пора мультфильмов, а то дети сейчас с ума сведут своим нытьем.
— Мы, разве, еще не все комнаты посетили? — в тон ему, поинтересовался Шохин, а Нина стукнула его по коленке. Брата же коротко оповестила:
— У нас все в порядке.
— Ага. Я рад. Кстати, родители едут, так что, начинайте готовить оправдательную речь. Мама хочет знать все.
Костя моргнул, потом кашлянул и на Нину посмотрел. Та едва заметно качнула головой, запрещая ему думать о немедленном отъезде, и напомнила:
— Ты обещал.
Она с дивана поднялась, а Шохину пришлось подвинуться, когда дети прибежали и уселись рядом с ним. Он посмотрел на эту заводную троицу с настороженностью, а когда на него устремились три пары одинаково любопытных глаз, решил сбежать. Встал, а на свое место усадил Аришу, оказавшуюся рядом. Правда, та его так сразу не отпустила, уцепилась за пуговицу его пиджака, а потом руки подняла. Косте пришлось к ней наклониться.
— Что, орешек?
— Мы домой поедем? — шепотом проговорила она ему на ухо.