- Тш, это всего лишь я, ты же знаешь, - тихо произнес Алан, перехватывая ее руку за пару сантиметров до кнопки выключателя.

 - Знаю, - хрипло, сглотнув, прошептала Оля. – Но я всегда буду бояться. Столько времени прошло, как ты меня вытащил, а я все еще боюсь.

 - Всего год, этого ничтожно мало для того, что ты пережила.

 - И я даже не поблагодарила тебя тогда, - повернулась к нему лицом Оля, привыкнув к темноте и разглядев его глаза.

 - Это уже не важно, - покачал головой Алан, касаясь ладонями ее лица.

 - Для меня важно, - прошептала девушка. – Ты всегда был важен для меня. Именно поэтому я тогда уехала. Я не знала, приду ли в норму, и стоит ли тебе ждать этого момента. Я не могла тогда ничего тебе пообещать, ничего не могла предложить из того, что бы ты хотел. Потому и ушла. Но сейчас – я вернулась. И я хочу дать тебе все, что ты попросишь.

  Алан почему-то был уверен, что подобная откровенность, даже намек на слабость ее пола, были впервые. Он никогда не думал, что услышит от этой девушки признание вины или осознание своей беззащитности. Это было не свойственно Оле – признавать поражение, просить, предлагать что-то больше обычного.

  И он все равно не верил. Боялся поверить.

 - Это ничего не меняет, - касаясь губами ее лба в коротком, каком-то равнодушном в эту секунду поцелуе, произнес мужчина.

  Через миг вспыхнул свет, и он, обойдя Олю, прошел в квартиру, оставляя ее на пороге кусать губы и брать себя в руки.

 - Мне нравится, - вынес вердикт Алан, обойдя большую гостиную-студию, поделенную на цветовые зоны. – Здесь есть ты. В смысле – ты не бросишь все это бездумно, без сожалений.

 - Я не собираюсь уезжать.

 - Тебе стоит сделать это, - с нажимом сказал блондин, подойдя к ней и снова обхватывая руками ее лицо, заглядывая ей в глаза, будто пытаясь навязать свою волю гипнозом. – Ты не получишь меня.

 - Я уже получила тебя, - хмыкнула Оля, ему в губы. – Ведь ты здесь, со мной. Не со своей невестой.

 - Это моя слабость. Но временная.

 - Посмотрим, - повторилась девушка, снова насмешливо усмехаясь.

  Алан ничего не ответил, наклоняясь к ее лицу.

  Но неожиданно…

 - Мамочка? – сонный голосок из другого края комнаты.

  Алан обернулся так стремительно, что в глазах зарябило. Но он смог вполне четко рассмотреть девочку, стоявшую на пороге гостиной, сонно трущую кулачками глазки, щурящуюся от слепящего света. Сладко зевая и привыкая к режущей яркости после сумрака спальни, малышка не сразу его увидела. А заметив, застыла на мгновение, глядя на него широко распахнутыми глазками. Алан не думал, что она его узнает, но Лика вдруг кинулась к нему, влипая в него всем тельцем, оплетая ручками и ножками, когда он присел перед ней на колени, чтобы успеть ее подхватить.

  Его тут же окутал сладкий детский запах – неповторимый и уникальный, присущий лишь этой девочке. Смешная пижамка, нежная кожа ладошек у него на шее, шелковистые волосы, в которые он зарылся лицом и быстро колотящееся сердечко на груди – и он вдруг понял, как сильно тосковал по этой крохе: ничуть не меньше, чем по ее матери. Специально не спрашивал о ней у Оли, чтобы не чувствовать того, что чувствует сейчас – горечь от разлуки с еще одним любимым человеком.

 С ребенком на руках, Алан обернулся к улыбающейся Оле.

 - Это не честно, - прошептал он одними губами, глядя на нее с упреком.

  Оля лишь плечами невинно пожала, не скрывая довольной улыбки.

 - Напои ее, а я переоденусь.

  Алан кивнул и направился на кухню. Пусть Лика и узнала его и была рада видеть, спать ей хотелось больше, и, напившись воды, она попросилась в кровать. По указанию ее пальчика, он принес в детскую и уложил на постельку. Присел рядом, удерживаемый хрупкой ладошкой, и смотрел, как девочка засыпает буквально на его ладони под щекой. Нельзя было не улыбаться, что Алан и делал, гладя ее по пушистым волосам.

 - Скучал? – тихо спросила возникшая на пороге детской минуту назад Оля, понаблюдав за ними.

 - Безумно, - так же тихо ответил мужчина, забирая свою руку из плена пухлой щечки и поднимаясь на ноги, чтобы уйти, но прежде с заботой укутав малышку. – Она выросла.

 - Дети быстро меняются, - улыбнулась Оля, закрывая за ними дверь в спальню дочери.

 - Настя тоже здесь?

 - А с кем, по-твоему, я оставляю ее, пока добиваюсь тебя? – хмыкнула девушка.

  Девушка сменила свое вечернее платье на домашнюю кофту и простые джинсы, смыла макияж с лица, что придало ей более нежный, не такой роковой вид, но ничуть не испортило ее красоты. Теперь она была очень уютной и домашней – еще одна сторона, с которой Алан если и встречался прежде, то лишь пару раз. Это был еще один облик многогранной, такой разрозненной личности Оли. Она умела быть всякой, разной. И сейчас он наблюдал ее именно такой – простой, без затей, заботливой, спокойной и даже умиротворенной. И вот такая она тоже ему нравилась. Но он любил ее, и она будет нравиться ему в любом образе: оторва в клубе, раскрепощенная любовница в постели, заботливая и любящая мать.

  Алан прошел за Ольгой на кухню, где она сварила ему кофе.

 - Останешься на ночь? – спросила девушка, передавая ему чашку с напитком.

 - Да, - почти не задумавшись, ответил Алан. – С Ликой я уже увиделся – ты ведь это планировала, привозя меня к себе?

 - Возможно, - пожала плечами Оля. – Она скучала по тебе. Спрашивала почти каждый день.

 - И что ты говорила ей?

 - Я – ничего, - вздохнула девушка. – Все объяснения ей давала Настя: сначала, чтобы ее успокоить, потому что я была занята лишь собой. Потом тоже она, выкручиваясь и стараясь не обещать скорой встречи, пока не убедилась, что я пришла в норму.

 - Ты ведь не планировала возвращаться.

 - Нет, - согласилась Оля. -  Но Настя знает меня лучше всех, я для нее как открытая книга. И кто и может предугадать мои действия, так это она.

 - Мне бы ее способности, - проворчал себе под нос Алан, пряча губы за чашкой.

 - Моя спальня – следующая после детской, - выходя из кухни, произнесла девушка.

  Блондин кивнул, допивая напиток, а через минуту последовал за ней. Спальня Ольги тоже была уютной и обжитой, что снова напоминало о том, с каким постоянством она говорила о том, что вернулась навсегда. И все чаще он ловил себя на мысли, что не в ее характере говорить о чем-либо с такой настойчивостью, а значит, она изменила свои приоритеты.

  Именно в этот момент своих размышлений Алан поймал себя на сомнениях в правильности того, как поступает. Нахмурился, недовольный этим фактом. Стянул с тела футболку, бросив ее на кровать, и подошел к окну, доставая сигареты. Приоткрыл створку и закурил, задумчиво щурясь и размышляя. Ему не нравилось то, что творилось в его голове. И если сердце и прежде его не слушалось, то сейчас и мозги уже отказывались. И страх был не таким уж сильным, и планы на жизнь вдруг показались слишком пресными и тусклыми. И семья больше не была нужна, и дети: одно объятие Лики вдруг показало ему, что никого другого он не хочет больше вот так прижимать к себе, поить водой и укладывать спать, никакой другой ребенок не станет ему родней, чем эта малышка, и собственные уже были не так желанны.

  За спиной открылась и закрылась дверь спальни, прерывая размышления мужчины. Он обернулся к вернувшейся Ольге, которая на ходу вытирала влажные волосы полотенцем, обмотав другим свое тело. В причудливом свете ночной лампы на открытом теле девушки были отчетливо видны шрамы, и это зрелище снова вернуло его к теме разговора в машине. Ольгу нисколько не портили эти отметины, оставшиеся после «клетки» Дмитрия, и расположение каждой он изучил за то время, как девушка вернулась. Но ни разу не спросил о том времени, когда она их получила. Ему казалось это слишком личной темой, которая лишь еще больше свяжет их, еще больше растрогает его сердце. К тому же для самой Ольги эта тема тоже была далеко не приятной, и подняла она ее сегодня лишь едва. А он и боялся услышать, и хотел этого, пусть и смутно понимал зачем.

 - Расскажи мне, - произнес Алан, глядя на девушку, которая села перед своим туалетным столиком, бросив на него взгляд в отражении.

  Она сразу поняла, о чем он просил.

 - Ты же не хотел слушать и знать.