— О, Боже! — визжит она. — Лонни, какого черта? Где ты?! Мы с Гарреттом волнуемся!
— Я знаю, знаю. — Я киваю, словно она может видеть меня. — Но это не просто так. Я... должна была улететь в Нью-Йорк на стажировку.
— Интернов?
— Да.
— Не помню, чтобы ты что-нибудь говорила об интернатуре. Для кого?
— О, просто небольшое агентство... для психиатрической терапии.
— Ладно. — Она замолкает на какое-то время. — Ну, ты же любишь помогать людям... и это был твой профилирующий предмет. Уверена, Гарретт хотел бы накричать на тебя прямо сейчас. Я добавлю его к нам.
— Хорошо. — Я вздыхаю. Это именно то, что я хотела.
Спустя пару секунд в трубке раздается:
— Лондон Франсин Сталлоне, где, черт возьми, ты была? И что с тобой творится, что ты оставила эти дурацкие письма? Разве мы не твои лучшие друзья? Мы заслуживаем нормального прощания!
Я борюсь со смехом.
— Я знаю, Гарретт. И мне очень жаль. Просто все случилось так неожиданно. Мой друг рассказал об интернатуре и о том, что они ищут стажеров, и я улетела. Вас, ребята, не было дома, и я не могла позвонить, потому что уже садилась на свой рейс. А здесь я разбила телефон... Ну, вы знаете. — Вау. Я не могу поверить, что так быстро придумала ложь. Я? Я лгу людям, с которыми дружу с первого курса?
— Ну, мы понимаем, дорогая... но не дай этому случиться снова. И не жди столько, чтобы позвонить нам, — говорит Гарретт.
— Да. Потому что мы чертовски скучаем. И это уже не так, как раньше. Мы же трио, — жалуется Вер.
Я смеюсь.
— Да, я знаю. Я скоро вернусь.
— Хорошо. Дай нам знать, если получишь место, чтобы мы могли это отпраздновать, когда ты вернешься, — говорит Гарретт.
— Обещаю.
Разговор замирает. Я стараюсь придумать, о чем говорить, но ничего не приходят на ум. Я чувствую, что я их предала. Я чувствую себя предательницей. Так много лжи. Может, сказать? Почему бы не избавиться от части вины?
— Ребята... я должна кое-что сказать вам...
— Что, дорогуша? — бодро говорит Гарретт.
Я не скажу им всего. Только о том, что Джона больше нет.
— Ну, это о Джоне...
— О, Боже, Джон! — синхронно раздается в трубке.
Я смеюсь.
— Это серьезно...
Это заставляет их заткнуться.
— Ну, что там, Лонни?
— Он... умер через два дня после выпуска.
Два удивленных вздоха.
— Что? Но как? Он же был здесь! Все было отлично!
Я закрываю глаза, борясь со слезами. Я хочу рассказать им правду. Но не могу. Для их безопасности.
— Его убили, но я не знаю почему.
— О, Лонни. — Гарретт. — Дорогая, мне так жаль.
— Все хорошо, — шепчу я. — У меня было много времени, чтобы принять это.
— О, Боже. Поэтому ты убежала? Потому что не хотела быть с нами и думать об этом?
Я принимаю вопрос Вер как прекрасную возможность оправдаться.
— Да. Именно поэтому.
— Мне так жаль, — шепчет она. — Джон был хорошим парнем. Он не заслужил этого.
— Никто не заслуживает такого, — вздыхает Гарретт. — Я не могу в это поверить.
— Я тоже.
Надо отклониться от темы. Они уже знают, что происходит... ну, кое-что. Надо двигаться дальше. И дать им понять, что я уже чувствую себя намного лучше.
— А как там у вас дела? — спрашиваю, в надежде поднять настроение.
Вер начинает первая и рассказывает о своем новом парне. О том, что он, возможно, ее единственный. Она описывает все в подробностях, и Гарретт начинает вздыхать от скуки. Вер замолкает и предлагает Гарретту отключиться, если ему надоело слушать. Но он воспринимает это как возможность поговорить о своей личной жизни и всех тех милых ребятах, с которыми он веселился и целовался.
И по правде... разговаривая с ними, я чувствую себя хорошо. Я скучала без них. Мы дополняем друг друга как элементы одного пазла.
— Может, мы навестим тебя, Лонни? — говорит Вер.
— Меня? — Я застигнута врасплох.
— Да. Где ты остановилась? В отеле?
— Э-э... да... но не думаю, что это хорошая идея.
— Почему? — спрашивает Гарретт.
— Потому что... мне нужно сосредоточиться и работать. Я скоро вернусь. И мы сможем гулять и спать друг у друга столько, сколько захотим.
— Когда ты вернешься? — Вер скорее ноет, чем спрашивает.
— В конце июня или в начале июля. Я дам вам знать.
— Окей. Ты лучшая.
Наш разговор снова меняет тему, но я не жалуюсь. Я люблю это. Люблю разговаривать с ними. Я настолько погрузилась в беседу, что даже не заметила, как прошло два часа. Понимаю это только тогда, когда слышу стук в дверь и свое имя. Женский голос. И я понимаю, что это Бьянка, когда она просит меня поторопиться.
Я прощаюсь с Вер и Гарреттом, обещая перезвонить им, но, конечно же, на этом разговор не заканчивается. Гарретт требует, чтобы я позвонила как можно скорее, а Вер просит сделать это раньше, чем через месяц. Я обещаю и вешаю трубку, когда слышу фразу Бьянки:
— Хорошо... если дверь не заперта, я вхожу.
И, как ни странно, та открывается. Я вижу Бьянку в льняных брюках, тонкой блузе и шлепках. Шлепки застают меня врасплох. Я привыкла видеть ее только на высоких каблуках.
— Я знаю, что ты думаешь, — говорит она, махнув рукой. — Но вчера во время пробежки я вроде как вывихнула лодыжку. — Она делает маленький шаг. — И лед не помог. — Я иду к ней, помогая сесть на диван.
— Я рада тебя видеть.
— Ой... Я тоже. Пришла проверить, как ты.
— Ты... слышала что-нибудь от Эйса?
— Сегодня утром да. — Она стряхивает с брюк пыль.
— Ты ходила к нему? — Она внимательно смотрит на меня, а я сажусь рядом с ней.
— Почему так много вопросов?
— Просто... любопытно.
Она заглядывает мне в глаза, будто зная настоящую причину моего интереса, и ее глаза расширяются:
— О, боже... только не говори мне, что он вернулся за тем парнем.
— Неужели мое лицо выдало так много?
— Этот сукин сын! — кричит она, поднимаясь и немного заваливаясь на левую ногу. — Черт. Я сказала ему не трогать его. — Ее взгляд хмурый. — Он обещал нам! А Эйс редко что-либо обещает, особенно мне.
Я смотрю, как она на нетвердых ногах идет к двери.
— Подожди... ты куда?
— Поговорить с ним.
— Я пыталась, Бьянка. Но он...
— Ну, всегда есть способ залезть под кожу Эйсу. И есть еще кое-что. — Она дергает дверь. — Когда дело касается семьи и бизнеса, семья всегда на первом месте. Меня не было несколько дней, и у него, видимо, случился очередной заскок. Мы поговорим так или иначе. Ведь он по-прежнему старый Эйс, с которым я выросла.
Я хочу сказать ей, чтобы она забыла об этом, поскольку Эйса не переубедить, но вижу в ее глазах такую решимость, которая заставляет меня подумать дважды. Сейчас они так похожи. Если она решилась, то не отступится. И я уверена, что сейчас она тоже не отступит.
— Я вернусь, — говорит она, закрывая за собой дверь.
Глава 27
Эйс
Для меня сегодняшний день прошел спокойно, однако я знаю, что это ненадолго. Когда дело касается моей жизни, покой никогда не бывает долгим.
Когда я заканчиваю с тунцом, приходит Бьянка. Прихрамывая, она направляется ко мне, тыча в меня пальцем.
— Ты же обещал, — кричит она. — Ты обещал оставить его в покое!
Я прищуриваюсь и, впиваясь зубами в сэндвич, смотрю на нее. Интересно, рот Лондон такой же большой? Я сажусь за стол и спрашиваю Бьянку:
— Хочешь перекусить?
Она быстро приближается ко мне и вырывает сэндвич из моей руки.
— Да пошел ты, Эйс! Я устала от этого дерьма! Я устала от твоей лжи!
Она говорит и говорит, но я не вслушиваюсь в ее слова. Я сосредотачиваюсь на сэндвиче, лежащем на полу.
— Не пытайся игнорировать меня! Где он?
Геррик подходит к Бьянке, и она бросает на него хмурый взгляд.
— Иди к черту, Геррик! Это семейное дело. И закрой эту гребаную дверь!
Геррик переводит взгляд на меня, и я кивком позволяю ему удалиться.
— Бьянка, тебе стоит успокоиться.
— Мне успокоиться? — Она смеется. — Мне, Эйс? Да ладно? Ой, сомневаюсь. Видишь ли, я не занимаюсь похищением и шантажом. И это не я привезла сюда Лондон, чтобы использовать ее!